Разные человечества - Андрей Буровский

Общее у них – низкий рост, от 130 до 155 см, легкое телосложение, веселый характер. Все народы негритосов очень отличаются и от высокорослых негров, и друг от друга. Судя по всему, первоначально сапиенсы больше всего напоминали именно этих некрупных, грацильных (то есть легких и тонкокостных) людей.

Именно такие сапиенсы какое-то время сосуществовали в Африке с последними австралопитеками, с эректусами – гейдельбергскими людьми и их потомками.

20–30 тысяч лет назад в Африке, в Родезии и в бухте Салданья жил родезийский человек. Родезиец некоторыми чертами скорее приближается к архантропам: и по объему мозга (1325 см3), и по толщине костей. Эти черты, соединенные с некоторыми прогрессивными особенностями, говорили о сложных, во многом еще непонятных нам путях эволюции. В одном, правда, почти нет сомнения: родезиец – это боковая, специализированная ветвь, тупик, из которого не было возврата на «кроманьонскую дорогу».

Легкие некрупные сапиенсы вышли из Африки примерно 120–100 тысяч лет назад (как эректусы двумя миллионами лет раньше). Это не было, конечно, одно единовременное, тем более спланированное расселение. Демографическое давление в Африке гнало расселяться все новые и новые популяции, никак не связанные между собой.

Обитатели тропиков, сапиенсы первоначально расселялись в Южной Азии. Здесь они тоже встретились с архаичными формами людей, в том числе с поздними эректусами.

В Юго-Восточной Азии эректусы существовали еще 40–29 тысяч лет назад. Вероятно, часть из них были носителями культуры, а часть – деградировавшими созданиями, которые, строго говоря, людьми не были.

«Хоббиты» тогда уже были, и, скорее всего, не только на острове Флорес. Значит, в Южной Азии сапиенсы встретились и с ними, и с эректусами. Более чем вероятно, встретились и с мегантропами.

Первые хорошо документированные обитатели Австралии появились 50–60 тысяч лет назад, хотя есть и намного более ранние даты, до 120 тысяч лет назад. Были они грацильными и мелкими, бушменоидными. Близкие к современным австралоиды появились в Австралии много позже – 15–12 тысяч лет назад.

Грацильные сапиенсы метисировались с более архаичными формами людей. Трудно представить себе самку эректуса в роли желанной невесты – но опыт всех времен и всех народов показывает, что очень многое зависит от привычки. Если люди долго живут бок о бок, их внешность перестает быть чем-то непривлекательным или экзотичным.

Европейцы еще в конце XIX века считали жительниц Вьетнама и Лаоса очень некрасивыми. Особый шарм и красоту жительниц Юго-Восточной Азии начали отмечать только с середины XX века. Привыкли и оценили.

Так же точно могло произойти и с архантропами Азии… Некоторые ученые обращают внимание на то, что ранние сапиенсы в Африке больше похожи на современных людей, чем более поздние сапиенсы вне Африки. Они считают это следствием метисации вышедших из Африки сапиенсов с местным населением, с архантропами-эректусами.[181]

Возможна ли метисация?

Карл Линней объединял в виды по внешним признакам, но считал, что представители одного вида не скрещиваются с другим. Пример мула был перед его глазами, и Карл Линней уточнил: вид – это совокупность животных, которые могут иметь жизнеспособных и плодовитых потомков. Род – это совокупность животных, которые могут иметь потомство жизнеспособное, но не плодовитое: как потомки ослов и лошадей, мулы.

Американский биолог немецкого происхождения, Эрнст Майр (1904–2005), даже считал главными в определении вида именно репродуктивные признаки: если особи могут иметь жизнеспособное потомство, они тем самым принадлежат к одному виду.

После работы Майра «Систематика и происхождение видов» (1942) утвердилась практически официальная точка зрения биологии, и до самого недавнего времени она была такова: «Вид – группа особей, сходных по морфолого-анатомическим, физиолого-экологическим, биохимическим и генетическим признакам, занимающих естественный ареал, способных свободно скрещиваться между собой и давать плодовитое потомство».[182] Или даже: «Вид – это репродуктивно связанная совокупность популяций».[183]

Вследствие разных переплетений между традиционными и современными молекулярно-филогенетическими подходами в биологии сейчас существует по крайней мере пять весьма разных определений вида, ни одно из которых не является господствующим. Даже без молекулярной биологии накоплены наблюдения, ставящие с ног на голову традиционное понимание вида.

Действительно, как быть, если жизнеспособное потомство дают животные, мало схожие между собой? Скажем, у тигров и львов метисы, полученные в неволе, успешно размножаются поколениями. Но это в неволе! В природе же, хотя биологическая метисация вполне возможна, животные разделены территорией и экологическими нишами. Типичное животное саванны, лев, никогда не окажется в обиталище тигра, в густом лесу.

Родственные виды могут быть совсем не похожи друг на друга: белый медведь совсем не подобен бурому, но дает с ним в зоопарках жизнеспособных и плодовитых детенышей. Эти виды разошлись совсем недавно.

В нашем случае – сапиенс живет в Африке и плохо реагирует на холод, ест мало мяса; неандертальская женщина живет в приледниковой зоне и не может есть растительную пищу – ну и какая разница, могут ли у них быть общие дети и внуки? Тем более, привычный облик человека, эстетические представления, нормы поведения у них совершенно различны. Эти двое никогда не встретятся, а если даже встретятся, вряд ли заинтересуются друг другом, и никакая возможность метисации тут ни при чем.

А с другой стороны, бывают случаи, когда представители популяций одного вида скрещиваться не способны. Например, обезьяны гелады морфологически относятся к одному виду, но распадаются на популяции, которые между собой не скрещиваются.

У современных людей, кстати, тоже много таких практически не соединяющихся между собой групп. Потомство артиста и инженера вполне жизнеспособно. Но инженер может десятки лет не встретить соседку по подъезду, актрису: она ложится спать, когда он просыпается.

«Компьютерному гению» не интересна дочка фермера. Образ жизни предпринимателя и «бюджетника» так различается, что одни и те же слова употребляются в разном смысле.

Но архантропов и неандертальцев провозгласили особыми видами до появления этих сложностей, в эпоху абсолютного господства линнеевско-майровских подходов. Морфологически разные? Значит, репродуктивно закрытые друг для друга!

К тому же все выводы были сделаны о палеонтологических видах, которые реконструируются по костным останкам. Всякий раз, восстанавливая некое существо по костным останкам, мы и его морфологию реконструируем весьма относительно. Это касается не одного человека! Реконструкции ископаемого носорога-эласмотерия дают буквально десятки вариантов: от резвого длинноногого обитателя открытых пространств до бегемотоподобного жителя болотистых побережий.[184] Кости одни и те же, реконструкции разные. Так же и по поводу другого исполинского носорога-индрикотерия спорят до сих пор: восстанавливать его как «почти слона» или «почти жирафу». Весил он то ли до 30 тонн, то ли не больше 15-ти.[185]

Все ископаемые формы человека мы восстанавливаем исключительно по костным останкам. Сплошные палеонтологические виды, которые неизвестно как соотносятся с биологическими. Строго говоря, мы не знаем, могли ли бы мы спариваться и иметь потомство с ранними сапиенсами! Просто установилось такое поверье, что сапиенсы, жившие 30 и 40 тысяч лет назад, тождественны нам и, перенеси их в современную жизнь, ничем бы от нас не отличались. Но проверить мы этого не можем, и спариваться с ними тоже не можем.

А уж тем более неандертальцы – типичный «палеонтологический вид», определенный по костям. Тем более «питекантропы»-архантропы-эректусы с их невероятным разнообразием морфологии. Тут и про палеонтологический вид уверенно не скажешь, один он или их несколько. А если и один, палеонтологические виды заведомо не тождественны биологическим. Именно поэтому я предпочитаю писать о «формах человека», а не о видах и подвидах: статус различий не очевиден.

Исходя из внешнего облика неандертальцев и своих, весьма далеких от реальности представлений о них, уважаемые коллеги придумали, будто сапиенсы не могли иметь потомства с неандертальцами, а уж тем более с «питекантропами». И так думали добрые сто лет – и специалисты, и все, кому об этом рассказывали.

Проверка?

В эпоху молекулярной биологии появляется возможность проверки, кто с кем мог метисироваться: в зависимости от того, насколько далеки друг от друга популяции. Метод, предложенный американскими биохимиками Лайнусом Карлом Полингом (Linus Carl Pauling) и Эмилем Цукеркандлем (Emil Zuckerkandl) для аминокислотных замен в белках, был назван «молекулярными часами». Родилась новая научная дисциплина – молекулярная филогенетика.[186]