Самое ужасное путешествие - Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард

В каюте около кладовой громоздятся пустые банки — мы с беднягой Армитеджом перед отъездом собирали их вокруг дома.

В моей каюте полки завалены журналами и газетами, доставленными спасательным судном. Одним словом, всё на месте, всё, кроме людей. Это вызывало почти гнетущее чувство. Мне всё мерещилось, что вот-вот распахнётся дверь и войдут люди, возвращающиеся с прогулки по окрестным холмам.

Но осматриваться было некогда — Кемпбелл готовил в палатке еду, мы запихали в мешок несколько банок джема, плам-пудинг, немного чая, имбирное печенье и вернулись в лагерь.

К этому времени повалил густой снег, после обеда он не прекратился, и мы, поев, в 1.30 пополудни залезли в палатку и легли спать. Вот ещё что интересно: на многих сугробах чётко выделялись следы подков, некоторые казались настолько свежими, что можно было поручиться — они оставлены в этом году.

Старик [Левик] напугал нас, вдруг заявив, что совсем близко видит корабле. Какое-то время мы терялись в догадках, но оказалось, что это всего-навсего „Терра-Нова“, стоящая на ледовых якорях около острова Скьюа.

Дом производит жутковатое впечатление, всё кажется, что рядом кто-то есть. И не только мне, но и моим товарищам.

Вчера вечером, ложась спать, я мог бы побиться об заклад, что слышу голоса громко перекликающихся людей.

Я думал, что у меня просто расшалились нервы, но Кемпбелл утром спросил, слышал ли я крики — он точно слышал. Должно быть, это тюлени звали друг друга, но голоса их звучали вполне по-человечьи. Воображение у нас так разыгралось, что приведись нам на пути к Блэксэндбичу{62} набрести на лагерь японцев или людей другой столь же неожиданной национальности, мы бы ничуть не удивились. Вечером Старик нас позабавил: открыл банку молока „Нэстле“ сразу с двух сторон, вместо того, чтобы на одной проделать две дырки. Так он привык, сообщил он, ибо разводил обычно целых две банки молока для вечернего какао на четырнадцать человек.

В результате почти весь вечер мы занимались тем, что делали затычки для молока»[108].

Тем временем, как и следовало ожидать, необычайно высокая (по моему мнению) летняя температура воды оказала своё действие на морской лёд. Лёд начинает таять снизу, по мере согревания воды. Прежде всего таяние распространяется на северные участки — они ближе всего к открытой воде, — но одновременно большие лужи образуются там, где сильное течение перекатывается через мели — около мыса Эванс, мыса Хат, мыса Армитедж.

Семнадцатого января взломало лёд между мысом Эванс и кораблём, хотя полоса припайного льда между ним и берегом, по которой мы ходили, удержалась. Корабль начал разводить пары, но ночью появились многочисленные трещины и на припае.

Вообще-то на разведение паров отводится до двенадцати часов, они же, мне кажется, — управились за три. И в самый раз, потому что, судя по рассказам, их к этому моменту понесло течением. Утром «Терра-Нова» пришвартовалась ко льду всего лишь в 200 ярдах от припая под мысом.

«В настоящее время положение судна чрезвычайно удобно.

Если подует южный ветер, оно прижмётся ко льду и конец мыса будет для него великолепным укрытием. При северном ветре оно сможет повернуть совсем близко к берегу, к месту, глубина которого не будет превышать трёх морских саженей. За такой полосой льда волнение едва ли застигнет судно врасплох. Местечко выбрано как будто необыкновенно удобное и безопасное, хотя в этих краях ни в чём, конечно, нельзя быть уверенным; опыт учит, что легко ошибиться»[109].

Трудности, которые испытывал корабль, объяснялись прежде всего недостатком угля. Ночь с 20 на 21 января выдалась опять очень тревожной:

«Посреди ночи, почуяв недоброе, я вышел из дому и сразу увидел, что дело плохо. Лёд ломался при северной зыби и свежеющем ветре. К счастью, ледяные якоря глубоко вошли в лёд и- некоторые ещё держались. Пеннелл разводил пары, матросы возились с сорвавшимися якорями.

Мы послали на помощь людей с берега. В 6 часов утра пар был поднят и я с радостью увидел, что судно повернулось к ветру, предоставляя нам собирать якоря и канаты»[110].

Как только корабль отошёл, на его место приплыл и остановился большой айсберг. «Терра-Нова» возвратилась днём и в поисках подходящего места для якоря, очевидно, обошла вокруг айсберга. Дул сильный северный ветер. Течения и мели близ мыса Эванс тогда ещё не были изучены. На участке моря, отделяющем остров Инаксессибл от мыса Эванс, протяжённостью около двух третей мили, проходило очень сильное северное течение. Судовые машины дали задний ход, но не смогли преодолеть течение и ветер, и «Терра-Нова» села на мель, села довольно прочно; по словам некоторых свидетелей этого происшествия, её корпус сидел на дне от кормы до грот-мачты.

«Меня мучили назойливые мысли о судьбе шестидесяти человек, если судно не сможет возвратиться в Новую Зеландию.

Единственным утешением была твёрдая решимость, несмотря ни на что, идти к югу, как было задумано. Меньшим злом казалась мне возможность полного освобождения судна при помощи лодок, потому что село оно, несомненно, при высокой воде. Это было, в сущности, печальным выходом из создавшегося положения.

Трое или четверо из нас мрачно глядели с берега на происходившую на судне суету. Видно было, как люди переносили груз на корму. После Пеннелл рассказывал, что они в очень короткое время перетащили 10 тонн.

Первый луч надежды озарил нас, когда заметили, что судно очень медленно поворачивается. Потом мы увидели, как люди перебегали от борта к борту, очевидно, силясь раскачать судно.

От этого „Терра-Нова“ сначала стала ворочаться как будто быстрее, но потом остановилась, правда не надолго. Машины всё время давали задний ход. Вскоре стало заметно лёгкое движение. Но мы только тогда убедились в том, что судно сходит с места, когда с него и с вельбота донеслись радостные крики.

В тот же момент „Терра-Нова“ свободно пошла задним ходом и, к общему несказанному облегчению, наконец, совсем снялась с мели»[111].

Все эти действия заняли известное время. Скотт вместе со всеми вернулся в дом и занялся упаковкой провианта для похода по устройству складов. В трудные минуты они проявлял необычайную мудрость. Вот и сейчас: мы ещё не были готовы к санному походу, но 23 января в Северной бухте сошёл весь лёд и начала освобождаться Южная бухта. А ведь именно через неё пролегал наш путь на Барьер. Поэтому совершенно неожиданно Скотт решил, что в поход по устройству складов выступаем или на следующий день или, может статься, никогда.

Провезти сани по южному склону мыса было уже невозможно, но мы нашли путь, по которому могли вести лошадей сначала сушей, а затем спустить по крутой осыпи на ещё уцелевший морской лёд. А не уплывёт ли он прежде? Риск был велик.

«Невольно молишься, чтобы лёд продержался всего несколько часов. Путь в одном месте лежит между айсбергом, находящимся на открытой воде, и большой полыньёй перед ледником. Лёд в этом месте может оказаться слабым, и узкий перешеек каждую минуту может переломиться. Мы рассчитываем почти что на минуты»[112].

ГЛАВА V. ПОХОД ПО УСТРОЙСТВУ СКЛАДОВ

На западе по капле складов свет истёк…

Январь — март 1911 года

Скотт; Уилсон; лейтенант Эванс; Боуэрс; Отс; Мирз; Аткинсон; Черри-Гаррард; Гран; Кэохэйн; Крин; Форд; Дмитрий.

Двадцать четвёртого января 1911 года эти тринадцать человек стартовали с мыса Эванс. Читатель с богатым воображением, возможно, полагает, что они были эдакими силачами, неделями или даже месяцами готовились к предстоящим трудностям, спали не менее девяти часов в сутки, регулярно питались и ежедневно тренировались под наблюдением учёных.

Увы, подобные представления очень далеки от действительности. В течение многих недель мы, не в силах раздеться, только в полночь валились на койку и были счастливы, если удавалось проспать до 5 часов утра. Ели мы когда придётся, работали же сверх всяких сил. Стоило кому-нибудь присесть на ящик с багажом, как он немедленно засыпал.

Мы и лагерь покинули в спешке, граничившей с паникой.

К югу от нас, где можно было пройти на Барьер, таяние, ветры и течения ослабили лёд, он бы не выдержал веса пони.

Впереди и справа и вовсе простиралась чистая вода. Оставалось одно: вести лошадей через лавы на отроге Эребуса в юго-восточном направлении, а затем по крутому галечному склону спуститься на уцелевший припай. Кстати, на следующий день после того, как мы пересекли этот участок, припай исчез.