Мемуары дипломата - Джордж Бьюкенен

23 февраля 1912 года я имел у царя аудиенцию, во время которой, сообщив ему, что главной целью недавнего визита лорда Хальдэна в Германию было установление лучших отношений между Лондоном и Берлином, я услышал выражение восторженной радости по поводу этого известия. Россия, - сказал он, заключила с Германией соглашение, которое значительно улучшило их взаимные отношения; и в интересах мира всего мира не только естественно, но и необходимо, чтобы подобные же дружеские отношения установились между Германией и Великобританией. Одни нации могут быть теснее связаны друг с другом, чем другие, но это не мешает им поддерживать хорошие отношения и с теми. Затем его величество заметил, что у него нет оснований не доверять Германии, исключая турецкий вопрос. Турецкая армия может выступить только либо против России, либо против одного из Балканских государств; поэтому Германия поступает не по-дружески, снабжая эту армию своими военными инструкторами. Благодаря этим инструкторам турецкая армия достигла высокой степени совершенства. Царь не раз запрашивал императора Вильгельма по этому поводу, но тот ни разу не дал ему удовлетворительного ответа.

В другой аудиенции, 14 апреля 1913 года, во время обсуждения вопроса о Скутари, царь сказал, что он знает о намерении Германии выступить сообща с Австрией, но что он не собирается воевать из-за дрянного албанского городишки. Поддерживая требования Балканских государств с настойчивостью, которая, как он опасается, причиняла иногда британскому правительству значительные затруднения, Россия исполняла свою историческую роль защитника этих государств. Он рад отметить, что кризис сблизил оба государства, и особенно благодарен сэру Эдуарду Грею за его услуги в пользу сохранения мира. В ответ на мое замечание, что, по мере своей возможности, поддерживая Россию, британское правительство в то же время хочет сохранить добрые и дружественные отношения с Германией, - царь сказал, что он это вполне понимает и желает того же. Он собирался в скором времени в Берлин на королевское бракосочетание и с удовольствием думал о предстоящей там встрече с английским королем. Во время этого визита, как и ранее в таких случаях, император Вильгельм будет, без сомнения, надоедать, ему всякого рода вопросами и предложениями. Он собирался терпеливо выслушать все, что скажет император, не отвечая, что он считал самым безопасным образом действий.

Вернувшись к вопросу о Балканской войне, царь сказал, что в случае предполагаемого занятия Константинополя болгарскими войсками Болгария намерена была предложить его России, как дар признательности за освобождение от турецкого ига. Он дал ей ясно понять, что Россия не может принять такого подарка, и рекомендовал ей отказаться от попытки занять его.

Затем разговор коснулся проекта о германской армии и мерах, принятых Францией, чтобы уравновесить новое военное положение. Я спросил у царя, считает ли он, что материальное напряжение, вызванное этими мерами, так велико, что которое-нибудь из государств может потерять терпение и вызвать войну, и, если такая опасность существует, смогут ли державы сделать что-либо для предотвращения ее. Царь ответил, что в 1899 году он взял на себя инициативу созыва мирной конференции в Гааге, но его поступок был понят, как стремление ко всеобщему разоружению. Поэтому он не хочет повторить своего опыта и воздержится от всяких предложений и в данном случае. Он вполне понимает, чем ускорено предполагавшееся увеличение германской армии, но германское правительство должно было предусмотреть, что его пример обязывает и другие государства последовать ему. Германия, конечно, не затруднится выставить людей, но вопрос, сможет ли она выдержать растущие налоги. Россия, с другой стороны, может выставить неограниченное число людей и денег; и подобно тому, как британское правительство определило отношение сил британского и германского флота, как 16 к 10, он решил поддерживать то же численное отношение между русской и германской армиями. Невозможно предвидеть будущее, но необходимо заранее быть готовым к грядущей опасности.

Об Австрии царь говорил без горечи, но как о слабом месте для Германии и опасности для мира, потому что Германия обязалась поддерживать ее в ее балканской политике. Далее он выразил мнение, что распад Австрийской империи - вопрос только времени, и недалек день, когда мы увидим отдельные венгерское и богемское королевства. Южные славяне, вероятно, отойдут к Сербии, трансильванские румыны - к Румынии, а германские области Австрии присоединятся к Германии. Тогда некому будет вовлекать Германию в войну из-за Балкан, и это, по мнению его величества, послужит общему миру. Я осмелился заметить, что такая переделка карты Европы вряд ли обойдется без всеобщей войны.

В марте 1914 года "Новое Время" опубликовало целый ряд бесед о международном положении с русским государственным деятелем, в котором легко было узнать графа Витте. Эти беседы привлекли всеобщее внимание. Суть их сводилась к тому, что необходимым условием постоянного мира является перегруппировка держав. Граф Витте всегда считал, что главным рычагом русской иностранной политики является возможно более тесное соединение с Германией, и поэтому называл англо-русское согласие ошибкой, связавшей России руки. Подобных же взглядов придерживалась и германская партия при дворе, противопоставляя материальную выгоду союза с Германией проблематической пользе соглашения с Англией. Даже очень расположенные к нам лица задавали себе вопрос о практическом смысле соглашения с государством, на активную поддержку которого нельзя рассчитывать в случае войны.

Поэтому меня не удивило, когда в аудиенции 3 апреля царь сам заговорил об англо-русских отношениях. Мы говорили о взглядах, выраженных графом Витте в нововременских статьях, и его величество высмеял мысль о перегруппировке держав. Как бы ни хотелось ему сохранить хорошие отношения с Германией, союз с ней был, по его словам, невозможен, помимо прочих причин, еще и потому, что Германия старалась занять такое положение в Константинополе, которое позволило бы ей запереть Россию в Черном море. Заметив, что международное положение при разделении Европы на два лагеря не очень предрасполагает к спокойствию, царь сказал: "Я бы очень хотел видеть тесную связь между Англией и Россией, вроде союза чисто оборонительного характера". На мое замечание, что в настоящее время это, как я опасаюсь, неосуществимо, царь указал, что во всяком случае можно было бы заключить какой-либо договор, вроде того, который существует между Англией и Францией. Хотя он и незнаком с подробностями этого договора, он думает, что, если он и не представляет собою настоящей военной конвенции с Францией, он все же оговаривает, как должно поступить каждое правительство при известных обстоятельствах. Я сказал, что ничего не знаю о нашем соглашении с Францией, но по чисто материальным причинам мы не сможем посылать войск для помощи русской армии. "Людей у меня более, чем достаточно, - ответил царь, - и такого рода помощь была бы бесполезна, но можно было бы с успехом заранее организовать сотрудничество британского и русского флота. Наше согласие, - продолжал его величество, - ограничено сейчас вопросом о Персии, я сильно склоняюсь к его расширению в виде ли договора, о котором я говорил, или в виде какого-нибудь акта, устанавливающего факт англо-русского сотрудничества в Европе".