В небе полярных зорь - Павел Кочегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы согреться, ребята затевают возню на дровнях, барахтаются, а то припустятся по целине наперегонки с лошадьми, кидаются снежками.
Незаметно доехали до последнего остожья. Дальше дороги нет. Подводы остановились. Одна лошадь свернула с дороги и сразу же провалилась по грудь в снег.
— Петька, пускай Чалого, — крикнул кто-то сзади.
Пустили вперед Чалого. Конь, сделав несколько прыжков, выбросил на наст передние ноги, остановился. Он тяжело дышал, с боков валил пар.
Собрав вокруг себя комсомольцев, Комлев сказал:
— Так дальше дело не пойдет. Лошадей измучаем, сами измучаемся, а привезем на один жевок.
— А что же делать? — спросил один паренек.
— Надо к стогу дорогу проложить.
— Фу! Как же мы ее проложим?
— По-фронтовому! В колонну по два становись! — скомандовал Комлев. — За мной, шагом арш!
Никита с Верой первыми пошли к видневшемуся вдали стогу. Комсомольцы парами двинулись за ними. Где наст был очень твердым, приходилось его разбивать. Снег доходил до пояса. Ребята падали, поднимали друг друга, выбивались из сил, но безропотно шли за проводниками.
— Жарко! — обронил кто-то.
— Фу, как в бане, — тяжело дыша, ответил другой. Уставшие, но довольные добрались до стога, и громкое «ура-а-а!» прокатилось по снежному ночному полю.
Вокруг стога ветер выдул снег до земли узким кольцом. Оставив четырех человек с лопатами расширять кольцо, Комлев с остальными ребятами по старому следу возвратился к лошадям. Теперь по протоптанной тропе можно было ехать к стогу.
С шутками и смехом весь стог сложили на дровни. Лошади легко вывезли большие возы на накат. Обоз тронулся в обратный путь.
...В небе на продолговатом облачке стоит горбатая луна.
— Вера, глянь-ка, как парусная лодка!
— Ой, как красиво! И впрямь, как парус одинокий, — восхищенно ответила Вера и тихо запела:
Белеет парус одинокийВ тумане моря голубом...
Никита поддержал:
Что ищет он в стране далекой,Что кинул он в краю родном?
Прервав пение, Вера обняла Комлева и поцеловала, нежно шепча:
— Мятежный ты мой! Тяжело вздохнула.
— Вот, немножечко легче тебе стало, и ты уж не можешь сидеть на месте, все что-то волнуешься, куда-то тебе надо мчаться. Дома ребятишки еще не наигрались с тобой, мать не насмотрелась на тебя... А скоро умчишься, и опять жди, тревожься. Когда же все это кончится?
Некоторое время ехали молча, только плотнее прижимались друг к другу.
— Значит, скоро? — нарушила молчание Вера.
— Да, скоро.
— Ты еще так слаб. Сходил бы на комиссию, тебе продлят отпуск. Ведь многим дают отсрочку.
— Не могу, Верочка, надо ехать. Долечусь в дороге...
— Не любишь ты нас, — с грустью прошептала Вера.
— Фу ты, ясное море! Ну зачем так говоришь? Солдат ведь я.
— Ладно, никуда уж не ходи, — покорно отозвалась Вера. — А то, я вижу, ты в тоске по друзьям еще сильнее заболеешь. А как не хочется расставаться! С тобой так хорошо... Так и поехала бы на край света, только бы вместе.
ГЛАВА II
1
В Заполярье идет третья военная весна, весна 1944 года. И пусть еще кругом снег, временами свирепствуют бури, крепкие утренники щиплют нос и уши. Ярости жестоких бурь хватает ненадолго, снег одряб и побурел, кое-где появляются зеленые островки. Воздух все больше насыщается испарением земли: пахнет мхом, лишайником, прелыми листьями. Однобокие, обожженные злыми северными ветрами сосенки и худосочные заполярные березки сбросили снежные покрывала и стоят посвежевшие, радостные, словно девушки-подростки, собравшиеся на праздничный хоровод.
В ясный солнечный день Комлев вернулся в родную семью летчиков.
В полку, за время отсутствия Комлева, произошли большие события. Многие из них радовали сердце. Часть была преобразована в гвардейскую, на ее знамени появился боевой орден. И сейчас, когда майор Комлев, вместе с молодыми летчиками полка, принял гвардейскую клятву и поцеловал бархатное полотнище знамени с вышитым на нем портретом Ленина, командир полка, гвардии подполковник Локтев, вручил ему знак «Гвардия».
Комлев вспомнил майский день 1942 года, когда он получал командировочное предписание в отделе кадров Главного политического управления Красной Армии. Отдавая предписание, батальонный комиссар сказал:
— Едете в гвардейский полк, смотрите не подкачайте. Деритесь с врагами так, как гвардейцы капитан Алексей Поздняков и старший лейтенант Алексей Хлобыстов. Читали, что сегодня написано про них в «Красной Звезде»? В одном воздушном бою совершили три тарана. Это настоящие русские богатыри.
Признаться, лестно было Комлеву слушать, что он будет служить в гвардейском Яолку. Но в политуправлении Карельского фронта переиначили, и пришлось ему немало поработать, понюхать пороху, прежде чем получил право называться гвардейцем. «Да так и лучше, по крайней мере, никто не скажет, что примазался к чужой славе», — подумалось Комлеву.
Инженер-майор Галькин уехал на курсы. Видать, понял, что «на старом коне далеко не уедешь». В полку облегченно вздохнули: не стало нервотрепки. Вместо него назначен гвардии инженер-капитан Голубев. А парторгом первой эскадрильи Петр Зайцев. Повзрослели и возмужали летчики. Вернулся из госпиталя Булатов.
— Вот теперь, Леша, ты прошел закалку в огне и можешь по праву называться булатом, — рассматривая поджаренное, как пельмень, ухо и морщины от ожога на щеке, шутя сказал Комлев.
— Температура повышенная была, перезакал получился. Да это пустяки. Они, ворюги, у меня и зуб золотой вышибли. Теперь вместо одного золотого три стальных, — Алексей оскалил зубы и показал на них бурой от ожогов рукой.
— Да, испортили они тебе карточку. Но не унывай, такого девчата еще сильнее любить будут.
— Хотя бы одна какая-нибудь взглянула.
— Взглянет.
Комлев подробно рассказал о встрече с Мирзоевым, о норвежцах, о гибели Семена Блажко. На командном пункте эскадрильи портрет Семена, написанный Петром Зайцевым, висит в одном ряду с портретами его погибших товарищей. В центре этой галереи героев — портрет первого командира эскадрильи Николая Ветрова.
— А теперь мне надо кое с кем рассчитаться, — окончив рассказ, сказал Комлев. — Петр, получай свой портсигар: здорово он пригодился мне. Тебе, Иван. Григорьевич, ответ на письмо Клава прислала и вот посылочку небольшую.
— Ничего себе, аккуратный почтальон, — получая посылку, весело сказал Голубев.
Воздушные бои и занятия с молодыми пилотами, письма родственникам подчиненных, душевные беседы с людьми — одним словом, фронтовые будни захватили комэска с головой.
2
В июне — августе 1944 года части Карельского фронта нанесли мощный удар по вражеской группировке в долине реки Свирь, между Ладожским и Онежским озерами.
В те дни была освобождена оккупированная врагом южная часть Карелии со столицей — городом Петрозаводском, часть Кировской железной дороги и Беломоро-Балтийского канала. Враг был отброшен к финской границе, Финляндия вышла из войны.
Узнав, что командованием отдан приказ о перебазировании, все несказанно обрадовались. В землянках, на командном пункте, у самолетов только и разговоров, что о боевой работе на юге.
А вместо этого полк рассредоточился на аэродромах Кольского полуострова. Эскадрилья Комлева перебазировалась на один из аэродромов Кандалакшского направления с задачей охранять город, железную дорогу, вести разведку тылов противника.
В эскадрилью прилетел Локтев.
Ведомый рулил несколько сзади, в стороне от ведущего, и за полосой пыли его не было видно. Но вот он вылез из самолета.
— Бозор, родной! — обнимая друга, шептал Комлев. По лицу его текли слезы радости.
В это время к командному пункту подошел Голубев. Увидев трогательную встречу, он сложил ладони рупором и во всю силу своих легких крикнул:
— Мирзоев прилетел!
Эхо не успело улететь за гору, а от самолетов к КП уже бежали пилоты и техники. Мирзоева подхватили на руки и с криками «ура!» начали качать, высоко подбрасывая над головами. Смущенный и радостный, он не сопротивлялся, а только тихо просил:
— Хватит, ребята, хватит! Но его никто не слышал.
— Почему же ты не писал? — спросил Комлев.
— Вначале память отшибло, потом не думал, что буду жить. А там комиссии без конца. Едва выпросился в полк.
— Ну, вот и молодец! А как сейчас самочувствие?
— Отлично! — весело ответил летчик.
3
На празднование Дня авиации на аэродром приехали гости. Увидев в группе военных гвардии капитана Хмару, Комлев обрадовался, словно родному брату. Хмара знал, что встретит на аэродроме своего бывшего комиссара, но для гвардии майора встреча была неожиданной.
