Дорожные работы - Стивен Кинг

Чайник закипел. Оставив станцию, которая передавала поп-музыку, он налил в чашку кипяток и выпил черный кофе без сахара. После первых двух глотков его чуть не вырвало, но зато потом наступило облегчение.

Вот наконец и выпуск новостей. Сначала национальные, потом местные.

Сегодня рано утром возник пожар на месте строительства новой автомагистрали, в районе Гранд-стрит. По сообщению лейтенанта полиции Генри Кинга, неизвестные злоумышленники, использовавшие, судя по всему, бутылки с горючей жидкостью, подожгли кран, два грейдера, два бульдозера, грузовичок и передвижную контору «Лейн констракшн компани», которая выгорела дотла.

Прослушав слова выгорела дотла, он испытал подобие радости — черной и горькой, как только что выпитый кофе.

По словам Френсиса Лейна, компания которого получила контракт на строительство автомагистрали, ущерб, причиненный грейдерам и бульдозерам, совсем невелик, а вот разрушительный кран, стоимость которого оценивается в шестьдесят тысяч долларов, выведен из строя примерно на две недели.

На две недели? И это все?

Куда более серьезный урон, по словам Лейна, пожар нанес конторе, в которой хранились важные бумаги, рабочие графики, табели и бухгалтерские отчеты за последние три месяца. «Это будет чертовски трудно восстановить, — сказал Лейн. — Работы прервутся на целый месяц, а то и больше».

Вот это совсем другое дело, злорадно подумал он. Раз целый месяц, то овчинка выделки стоила.

По словам лейтенанта Кинга, вандалы скрылись с места происшествия в фургончике, возможно — в «шевроле» последней модели. Полиция призывает очевидцев к сотрудничеству. Френсис Лейн оценивает общий причиненный компании ущерб примерно в сто тысяч долларов.

Следующая городская новость. Наш депутат, Мюриэль Рестон, снова призвала…

Он выключил приемник.

Теперь, когда он при свете дня сам прослушал новости, жизнь перестала рисоваться в столь мрачных красках. Итак, можно оценить содеянное на трезвую голову. Разумеется, полиция могла и темнить, но если они и вправду искали не «форд», а «шевроле» и всерьез рассчитывали найти очевидцев, то пока, возможно, ему ничего серьезного не грозило. С другой стороны, если свидетели найдутся, то ему все равно ничто не поможет.

Ведро придется выкинуть, а гараж он как следует проветрит. Нужно только придумать правдоподобную историю, объясняющую разбитое стекло машины. Но самое главное — приготовиться к визиту полиции. Его они неминуемо должны проверить, ведь он — последний жилец на Крестоллен-стрит. Его быстро выведут на чистую воду. Выяснят, что он запорол важную для руководства сделку. Что от него ушла жена. Что бывший коллега отколошматил его в универмаге. Ну и, конечно, что у него есть фургончик, хотя и не «шевроле». Все это скверно. Но — не доказательство.

Если же вину его все-таки докажут, то его ждет тюрьма. Правда, и это не самое страшное. Тюрьма еще не конец света. Там ему дадут работу, будут кормить. Не придется ломать голову о том, что станется, когда иссякнут вырученные от страховки деньги. Есть, конечно, на свете кое-что пострашнее тюрьмы. Самоубийство, например. Это уж точно хуже.

Он поднялся по лестнице и принял душ.

Позже, днем, он позвонил Мэри. К телефону подошла ее мамаша, однако ворчливо согласилась позвать дочь. А вот сама Мэри вопреки его опасениям казалась жизнерадостной и даже веселой.

— Привет, Барт! С наступающим Рождеством тебя!

— Спасибо, Мэри. Тебя тоже.

— Что ты хотел, Барт?

— Э-э… я тут кое-какие подарки купил… Пустяки всякие… Тебе и племяшкам… Может, встретимся? Я бы тебе их передал. Я не стал просить, чтобы детские завернули…

— Я сама заверну, Барт. Только зря ты потратился — ты ведь еще не работаешь.

— Но я пытаюсь, — сказал он.

— Барт, ты… Ты сходил куда я тебя просила?

— К психиатру?

— Да.

— Я позвонил двоим. Один расписан чуть ли не до июня. Второй улетает на Багамы и вернется только к марту. Пообещал, что примет меня.

— Как их фамилии?

— Фамилии? Господи, неужто ты думаешь, что я запомнил? Один, по-моему, Адамс. Николас Адамс…

— Барт. — Голос ее звучал грустно.

— Ну, может, не Адамс, а Ааронс, — ляпнул он.

— Барт!

— Ну ладно, — вздохнул он. — Не веришь — дело твое. Ты все равно бы не поверила.

— Барт, если бы ты только…

— Ну так как насчет подарков? Я из-за них звоню, а не из-за какого-то чертова психиатра.

— Если хочешь, привези их в пятницу сам, — вздохнула Мэри. — Я попробую…

— Еще чего! Чтобы твои драгоценные мамаша с папашей наняли Чарльза Мэнсона[7]? Чтобы он меня у самых дверей подстерегал. Нет уж, давай где-нибудь на нейтральной полосе встретимся. Хорошо?

— Их не будет, не бойся, — сказала Мэри. — Они уезжают на Рождество к Джоанне.

Джоанна Сент-Клер, кузина Джин Каллоуэй, жила в Миннесоте. В девичестве (он порой злорадствовал, что эта пора пришлась на затишье между войной 1812 года и образованием Конфедерации) они очень дружили. В июле Джоанну постиг инфаркт. По словам Джин, бедняжка могла отправиться на тот свет в любую минуту. Как это, должно быть, занятно, подумал он, — жить со встроенной внутри бомбой, способной взорваться в любой миг. Ах, бомбочка, ты только сегодня не взрывайся, ладно? Я еще последнюю Викторию Холт не дочитала.

— Барт, ты меня слышишь?

— Да. Я чуть-чуть отвлекся.

— Час дня тебя устроит?

— Вполне.

— Ты еще что-нибудь хотел?

— Нет.

— Что ж, тогда…

— Береги себя, Мэри.

— Постараюсь. Пока, Барт.

— Счастливо, Мэри.

Положив трубку, он поплелся в кухню, мучимый жаждой. Нет, женщина, с которой он сейчас разговаривал, совсем не напоминала ту Мэри, которая месяц назад рыдала в гостиной, требуя, чтобы он объяснил, что именно побудило его разрушить их жизнь, выкинуть двадцать лет коту под хвост. Это было удивительно. Он примерно так же удивился бы, узнав, что Иисус Христос спустился с небес и увез Ричарда Никсона в рай на огненной колеснице. Да, Мэри обрела веру в себя. Более того, она преобразилась до неузнаваемости. Такую Мэри он никогда не знал или с трудом помнил. Подобно археологу она раскопала эту всеми забытую личность, суставы которой слегка окостенели от долгого пребывания в земле, но которая в остальном ничуть не изменилась. Черт с ними, с суставами, они придут в норму, и тогда эта новая-бывшая личность снова станет женщиной, немного исцарапанной, но в целом живой и невредимой. Он знал Мэри лучше, чем она представляла, и по одному лишь ее тону догадывался, что она уже всерьез помышляет о разводе, о полном разрыве с прошлым… О разрыве, который пройдет для нее бесследно, не оставив ни шрама, ни рубца. В конце концов ей ведь всего тридцать восемь лет. Добрых полжизни еще впереди. Детишек, способных пострадать в обломках их разрушенной жизни, у них не было. Сам он разводиться не хотел, но и противиться — предложи ему Мэри развестись — не стал бы. Он завидовал ее вновь обретенной уверенности, ее обновленной красоте. И если она рассматривала последние десять лет их совместной жизни лишь как темный туннель, ведущий к свету, он мог только сожалеть об этом, но не винить ее. Нет, винить ее было не за что.

21 декабря 1973 года

Он вручил Мэри подарки в роскошной гостиной Джин Каллоуэй, обставленной мебелью с украшениями из раззолоченной бронзы. А вот беседа у них не клеилась. Ему еще никогда не доводилось оставаться с Мэри наедине в этой гостиной, и его не оставляло ощущение, что им следует поласкаться. Реакция эта была чисто рефлекторная, но она заставила его вспомнить о бурных колледжских годах.

— Ты что, покрасилась? — спросил он.

— Слегка, — ответила Мэри, пожав плечами.

— Очень мило. Так ты моложе выглядишь.

— А у тебя, Барт, виски поседели. Седина придает тебе благородный облик.

— А по-моему, наоборот — поношенный и занюханный.

Мэри заливисто рассмеялась — немного натянуто, как ему показалось, — и посмотрела на подарки, которые он разложил на столе. Серебряную брошь, сделанную в виде совы, ему завернули, а вот игрушки и шахматы этой чести не удостоились. Куклы таращились в потолок, ожидая, пока какая-нибудь девчушка не пробудит их к жизни.