Древесная магия партикуляристов - Варвара Мадоши

— Невозможно… — начал Томас, однако Рютгер перебил его.

— Вполне возможно это устроить. Простая вежливость не позволит нам мешать встрече любящих сердец наедине.

— Зайдет ли ваша галантность так далеко, чтобы подыскать мне что-нибудь переодеться для этого разговора? — спросил Юлий.

— А у вас нет? — спросил Рютгер с любопытством.

— Да вот как-то не захватил, — Юлий развел руками. — Хотя у меня есть праздничная жреческая туника. Но это не совсем то, что нужно.

— Полагаю, в особняке найдется, — улыбнулся Рютгер, и взял со стола колокольчик.

Томас сложил руки на груди, не зная, что ему еще придумать, дабы помешать этому явно самоубийственному затмению разума у Рютгера. По мнению Томаса, сотрудничество как с этим наглым Юлием, так и с неудавшимся убийцей никак не стоило жертв и усилий.

По звонку колокольчика дверь отворилась и появился дежурный лакей. Томас почитал ниже своего достоинства запоминать имена прислуги, поэтому его уважали больше, чем Рютгера. Однако любили, как водится, меньше.

— Пригласите старшую горничную леди Летиции, Ван, — сказал Рютгер. — И пусть принесет одно из ее белых платьев… думаю, с того времени, как ей было пятнадцать, — он обернулся к Юлию. — Полагаю, в том возрасте ее габариты примерно соответствовали вашим, моя леди. Вы, хоть и младше, несколько выше ростом и шире в кости.

— Главное, чтобы была подходящая длина, — махнул руками Юлий. — Матиас не одобряет, когда лодыжки видны. Он считает, что девушкам приличествует скромность.

А Томас почувствовал некоторое оцепенение, происходящее из несовпадения реальности с его ожиданиями.

— Тогда уж, может быть, назовете ваше настоящее имя? — спросил Рютгер.

— Юлия Борха[4], - ответил мальчик… то есть, собственно говоря, тот, кого совсем недавно считали мальчиком.

— Рютгер… — Томас еле удержался, чтобы не схватиться за голову. — Так вы сразу поняли?! Отсюда ваше поведение…

— Брат мой, — сказал Рютгер с выражением глубокой печали на лице, — мне очень горько было видеть, что вы, дожив до тридцати лет, так и не научились отличать девочку от мальчика.

Глава 21. Тайная помолвка

Совпадений не бывает, есть только неизбежность. Если твоя неизбежность тебе не нравится, значит, ты дурак.

Бабушка действительно велела Матиасу слушаться женщин. Возможно, это базировалось на ее глубочайшем убеждении, что «эти мужчины» все равно ни на что не способны, возможно, она попросту опасалась за будущее Матиаса, зная особенности его интеллекта и характера. Причины сия достойная женщина унесла с собой в могилу. Однако плоды ее деятельности действительно определили некоторые поворотные моменты жизни Древесного Мага.

Первый поворотный момент, несомненно, случился семь лет назад, когда Матиасу сравнялось тринадцать (вопреки предположению Рютгера, ему просто не пришло бы в голову врать о своем возрасте).

Произошло это в пасторально идиллический день на берегу синей реки, в которой солнце с удалью подвыпившего скряги, временно забывшего о скупости, разбрасывало золотые блики. Матиас лежал в траве и слушал ее шелест на ветру: трава всегда была для него самым приятным собеседником.

В этот момент на него откуда-то сверху упал мяч и пребольно ударил мальчика по животу. Вернее, ударил бы: способностей Матиаса к предвидению, как у всякого Древесного Мага, вполне хватило, чтобы даже почувствовать боль от удара. Однако самого удара он не дождался, вместо этого выхватив кинжал, который неизменно носил в сапоге (способность носить кинжал в сапоге и мгновенно его выхватывать была одной из специальных техник, на изучение которых Матиас потратил несколько месяцев).

Мяч горкой лоскутков осел на Матиаса, а сам Матиас удовлетворенно прикрыл глаза — можно было продолжить свою полудрему.

В тот же момент его пребольно дернули за волосы. Первым порывом Матиаса было немедленно убить того, кто подкрался к нему сзади. Однако ценой неимоверного усилия юному партикуляристу удалось преодолеть инстинкт и подчинить действия своего тела чистому любопытству. А любопытство требовало сперва разобраться в том, кто же все-таки осмелился угрожать ему таким интересным образом.

Он сел и обернулся.

Позади него, уперев кулачки в бока, стоял ребенок неясной половой принадлежности. В Унтитледе, как и во всех небогатых колониальных поселениях, дети одевались чаще всего в старую одежду родителей, и тут различия между мальчиками и девочками не очень-то уважали — по крайней мере, если девочки желали бегать по полю, лазать в лесу по деревьям, купаться в реке, собирать малину и сражаться с дикими пчелами за мед. А такого обычно хочется всем детям.

В общем, стоящий перед Матиасом ребенок лет шести был именно из этой категории: лохматый, не слишком-то чистый, одетый в некую пародию на жреческую рясу, подпоясанную куском веревки, и в мешковатые, но, несомненно, удобные штаны, оснащенные огромным количеством карманов.

Матиас, однако же, мгновенно определил, что это девочка.

— Зачем ты порезал мяч? — презрительно спросил ребенок. — Ты хоть знаешь, сколько он стоит?! Его учителю из-за моря привезли.

— Он мог нести угрозу, — ответил Матиас безразлично.

Ребенок надулся, и на какую-то секунду казалось, что он готов зареветь. Однако почти сразу же на его лице мелькнуло странное ликующее выражение. Тоном, столь же хитрым, сколь и неискренним, дитя произнесло:

— Вообще-то, это был не просто мяч! Это был ядовитый мяч, внутри него был ядовитый воздух! Ты через пять минут умрешь, потому что вдохнул его!

Матиас с интересом посмотрел на ребенка, после чего вздохнул и снова улегся в траву, положив затылок на скрещенные руки.

— Ты что, мне не веришь? — взвыл ребенок тоном оскорбленной невинности.

— Верю, — сказал Матиас.

— Тогда почему ты не плачешь и ничего не делаешь?!

— Слезы — признак слабости. Мужчина не должен проявлять слабость. Ничего не делаю я потому, что это не предусмотрено.

— Как так не предусмотрено?! — недоверчиво спросил ребенок.

— Если бы ты убила моего родича или члена общины, я был бы вынужден отомстить тебе и всему твоему роду. Но ты убила меня. В Правилах Рода не предусмотрена месть за самого себя. Поэтому делать мне нечего, и я собираюсь посвятить последние пять минут своей жизни созерцанию и медитации.

Девочка поразилась. Несколько секунд она просто хлопала глазами, затем в ее голове пронеслась мысль, что если этот странный мальчик ей поверил, то вполне может действительно умереть через пять минут — просто так, потому что положено умирать, если тебя отравили.