Двор чудес - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ничего с нами в дороге не случилось, — добавил Любен.
— Правда, брат, но ведь еще и назад идти.
— Будем надеяться, какой-нибудь кабачок еще будет открыт. А заметили вы, брат, как страх-то солон?
— Это как?
— Я хочу сказать — какая от него нападает жажда.
— А! Ну, у меня, признаюсь, жажда никогда не проходит. Но если мы и вправду хотим, как вы сказали, поспеть в какой-нибудь кабачок, вываливать ларь надо поскорее…
— Как ночной горшок, по выражению преподобного Лойолы…
Брат Тибо встал на колени, брат Любен тоже, и они вдвоем стали подымать тяжелую кованую крышку ларя. И тут они вдруг разом завопили от боли, неожиданности и ужаса. Что-то твердое, узловатое со всей силой обрушилось им на хребты.
В страхе и изумленье Тибо с Любеном тут же вскочили на ноги.
Новый удар попал им по поясницам.
— Господи помилуй! — вопил Тибо.
— Ангелы небесные! — голосил Любен.
К небесным силам они взывали от всей души, но тщетно: никакой ангел не пришел к ним на помощь. Невидимая железная рука держала монахов за плечи, а удары сыпались на них, как большие градины.
Наконец Кокардэр с Фанфаром устали и отпустили своих жертв.
Подобрав сутаны, монахи бросились бежать, как олени от гончих, а преследователи гнались за ними по пятам, время от времени еще попадая по ним дубинками.
Только у первых домов университета Тибо с Любеном отпустили, но они все так же неслись вприпрыжку до самого монастыря, куда прибежали изможденные, избитые, разбитые. Три месяца потом они провалялись больными столько же от страха, сколько от побоев.
А Кокардэр и Фанфар вернулись к ларю и принялись кинжалами копать землю. Через час в земле получилось довольно большое отверстие — в него и поставили ларь. Потом они горстями засыпали могилу землей и как можно лучше утоптали.
Тут Кокардэру пришла в голову мысль: он взял две палки, которыми они прохаживались по спинам монахов, связал их веревочкой и соорудил крест! Этот крест он поставил на крохотный холмик, укрывавший прах Этьена Доле…
Закончив труд, два вора преклонили колени — не из набожности, а из сострадания — и прочли как умели «Отче наш». Прочитав, ушли.
Так на могиле Доле, который, пожалуй, не пожелал бы на ней креста, крест все-таки появился; так его прах был похоронен по-христиански вопреки воле духовенства.
Одинокий крест на холме стоял еще долго. Никто так и не узнал, откуда он взялся на этом вытоптанном лугу. Но к нему привыкли; его почитали игравшие здесь мальчишки — обычная публика этого места.
В конце концов люди решили, что кто-то из благочестия поставил этот крест по обету, а называть его, потому что у каждой вещи должно быть какое-то название, стали просто Луговой Крест.
XX. Виселица у Трагуарского Креста
Два вора как можно скорей вернулись в университет, оттуда в город, добрались до Двора чудес и проспали до утра.
Кокардэр проснулся рано и разбудил друга.
Лантене был арестован… Кокардэр желал знать, в какой он тюрьме. Кроме того, он навел справки о Манфреде — оказалось, что тот пропал. Кокардэр расспрашивал и о Джипси, но никто не знал, куда девалась цыганка.
Вору стало ясно, что новых заданий долго еще не будет.
И Кокардэр с Фанфаром принялись обходить тюрьмы: из Консьержери в Шатле, из Шатле в Бастилию… Все утро они пытались что-то узнать, употребляли чудеса хитрости, чтобы расспросить какого-нибудь тюремщика.
На обратном пути они проходили мимо Трагуарского Креста.
Там стояла одна из множества виселиц, которыми тогда был утыкан Париж. Помощник палача, забравшись на лестницу, прилаживал к виселице новую хорошую веревку.
— Кого-то вешать собрались… — равнодушно проговорил Фанфар.
Но у Кокардэра было такое настроение, что это зрелище было ему в тягость и возбудило любопытство. Он пробрался в первый ряд зевак, а когда подручный слез с лесенки и принялся с явным удовольствием рассматривать свою работу, сказал:
— Хороша веревка!
— Новенькая, — отозвался подручный.
— Черт, не придется жаловаться тому, кому она назначена!
Подручный палача расхохотался:
— Какая разница, веревка есть веревка!
— А когда гуляют, товарищ?
— Завтра поутру, — ответил подручный. Ему было приятно, что человек с длинной рапирой на боку и в берете с пером до лопаток называет его товарищем.
— Пропустим сладенького? — предложил Кокардэр.
Через пять минут подручный палача уже сидел с двумя ворами за столом ближайшей таверны перед большой бутылью сладкого вина.
— Ну что, готовы уже его вздернуть? — спросил Кокардэр.
— Кого? — переспросил подручный.
— Да того, завтрашнего.
— Ну да… Этот веревку вполне заслужил.
— Ты гляди! Что же он натворил?
— Это один из тех чертей, что напали на стражу монсеньора великого прево. Прямо зверь!
— А как его звать, извини за любопытство?
— Ничего страшного, — сказал подручный и допил кружку. — Звать его Лантене.
— Лантене! — воскликнул Фанфар и стукнул кулаком по столу.
— Ну да. А что тут такого? — ответил подручный.
Фанфар уже открыл рот, но Кокардэр наступил ему на ногу и поспешно вмешался:
— Не обращай внимания, товарищ. Однажды приятелю пришлось столкнуться с этим разбойником, с этим… как бишь его?
— Лантене.
— Ну да, с Лантене. И тот моего друга крепко-таки поколотил. Вот он и обрадовался, понятное дело, что злодея наконец повесят. Еще сладенького?
— Ну, тогда, — рассмеялся подручный, протягивая кружку, — я ради вас обещаю этого типа оприходовать по первому разряду.
— Это как? — спросил Кокардэр и побледнел.
— А очень просто: когда осужденный к нам поступает с особой рекомендацией… понимаете?
— Да, да, говори дальше…
— Мы делаем так, чтобы он подольше помучился.
— Ну да? — воскликнул вор, весь покрываясь испариной. — А как вы это делаете?
— Маленькие хитрости… Вы знаете: как только человек повиснет, мы прыгаем и хватаем его за ноги. Потянем, шейные позвонки переломаем — и все. Так вот, — продолжал подручный, — если дернуть не резко, а тянуть потихоньку — тогда, сами понимаете, повешенный и умирать будет потихоньку. Можно на несколько минут растянуть.
— Ужас! — прошептал Кокардэр, хотя никогда за собой не замечал, чтобы нервы у него были слабые.
— Что вы сказали?
— Забавно получается, говорю…
— А что ж, работа такая. Развлекаемся как можем.
— Так Лантене, говоришь, повесят завтра утром?
— В семь утра. Если есть охота — приходите, повеселитесь немного.