Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова) - Лазарь Лагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он щёлкнул пальцами левой руки.
Тотчас же «Любезный Омар» с бешёной быстротой рванулся вперёд, причём паруса, встретив сопротивление воздуха, естественно, надулись в направлении, обратном ходу корабля.
За всё существование парусного судоходства никому не приходилось быть свидетелем столь удивительного зрелища. Однако ни Волька, ни Женя, ни Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели им насладиться, потому что силой инерции их сбросило с кормы в воду. А сразу вслед за тем грот-мачта, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха, со страшным треском рухнула на то место, где только что стояли наши путешественники.
«Любезный Омар» мгновенно скрылся из виду.
«Сейчас бы очень пригодилась шлюпка или, на худой конец, спасательный круг, – подумал Волька, барахтаясь в воде и отфыркиваясь, как лошадь. – Берегов не видать».
Действительно, куда ни кинь взор, всюду видно было только спокойное и безбрежное море.
XLV. Ковёр-гидросамолёт «ВК-1»
– Куда ты? – окликнул Волька Женю, быстро поплывшего куда-то в сторону. – Всё равно до берега не доплыть. Не трать силы, ложись на спину.
Женя послушался. Лёг на спину и Хоттабыч, бережно приподняв в правой руке свою шляпу.
Так началось единственное в истории мореходства совещание потерпевших кораблекрушение, на котором ораторы высказывались лёжа на спине.
– Вот мы и потерпели кораблекрушение! – чуть ли не с удовлетворением произнёс Волька, самочинно взявший на себя обязанности председателя. – Что ты там задумал? – спросил он, увидев, что Хоттабыч стал выдёргивать свободной левой рукой волоски из своей бороды.
– Я хочу вернуть назад наш корабль. К великому счастью нашему, моя борода нисколько не промокла.
– Успеешь, – сухо остановил его Волька. – Ещё вопрос, захотим ли мы на него возвращаться. Мне, например, не хочется. Прямо скажем: на нём не человеческие, не советские порядки! Даже вспомнить противно.
– По-моему, тоже. «Любезный Омар» отпадает, – поддержал его Женя. – Только вот что, Хоттабыч: надо поскорее позаботиться о спасении матросов. А то как бы они не погибли вместе с судном.
Хоттабыч насупился:
– Меньше всего пусть беспокоит вас судьба моих недостойных слуг. Вот уж пять минут, не менее, как они в Аравии. Там они проживают постоянно, там они и сейчас ждут моих дальнейших приказаний. Но объясните мне, о мачты моего сердца, почему бы нам не продлить наше путешествие на «Любезном Омаре»?
– Кажется, тебе ясно сказано, – отвечал Волька.
– И вообще, – заметил Женя, – парусник – слишком неверный и медленный тип судна. Зависишь от всякой перемены погоды… Не-е-ет, «Любезный Омар» окончательно отпадает.
– О якоря моего счастья! – жалостно захныкал Хоттабыч. – Я сделаю всё, чтобы…
– Бесспорно отпадает, – снова перебил его Волька, поёживаясь. Было очень неприятно лежать в воде одетым и обутым. – Остаётся выяснить, что ещё может нам предложить Хоттабыч.
– Я могу вас взять под мышки и полететь.
– Отпадает! – отрезал Волька. – Слуга покорный – летать у кого-то под мышками!
– Не у кого-то, а у меня! – обиделся Хоттабыч.
– Даже у тебя.
– Тогда я осмелюсь предложить вашему просвещенному вниманию ковёр-самолёт. Превосходнейшее средство передвижения, о разборчивые друзья мои!
– Вот уж не сказал бы, что превосходнейшее! Замёрзнешь на нём, да и летишь медленно и без всяких удобств, – задумчиво промолвил Волька и вдруг воскликнул: – Идея! Честное пионерское, идея!
Он тут же камнем ушёл под воду, так как в припадке восторга не придумал ничего лучшего, как начать самому себе аплодировать. Он вынырнул, сопя и отплёвываясь, снова улёгся поудобней на спину и как ни в чём не бывало продолжал:
– Нужно усовершенствовать ковёр-самолёт: сделать его обтекаемой формы, утеплить, оборудовать койками и поставить на поплавки.
Труднее всего было объяснить Волькино предложение Хоттабычу. Во-первых, старик не знал, что такое «обтекаемая форма»; во-вторых, понятия не имел о поплавках.
Такая, казалось бы, простая вещь – «обтекаемая форма», а объяснять пришлось очень долго, пока не догадались сказать, что обтекаемый ковёр-самолёт должен быть похожим на огурец, у которого, понятно, выдолблена сердцевина.
Кое-как, тоже с превеликими трудностями, растолковали старику и насчёт поплавков.
И вот наконец взмыл в воздух и лёг курсом на зюйд-зюйд-вест обтекаемый ковёр-гидросамолёт «ВК-1». В переводе с авиационно-конструкторского языка на обыкновенный, житейский, «ВК-1» означало: «Владимир Костыльков. Первая модель».
Похожий на огромный огурец с небольшим хвостиком позади, какие бывают у огурцов, только что сорванных с грядки, этот крытый ковёр-гидросамолёт имел три спальных места и в каждом из бортов по два окошка, прорезанных в толстой мохнатой ковровой ткани.
Лётные качества Волькиной конструкции оказались не в пример выше, нежели у обычного ковра-самолёта.
Быстро промелькнули под нашими путешественниками Чёрное море, Босфор, Дарданеллы, Малая Азия, иссушенные палящим зноем плоскогорья Аравийского полуострова. Затем глубоко внизу показались жёлтые пески Синайской пустыни. Узкая полоска Суэцкого канала отделяла её от точно таких же жёлтых песков Аравийской пустыни, и это уже была Африка, Египет.
Отсюда Хоттабыч собирался начать свои поиски Омара Юсуфа в Средиземном море: с самой восточной его точки до самой западной. Но ещё не успел «ВК-1» снизиться до двухсот метров, как Хоттабыч в великой досаде назвал себя старым дурнем, а ковёр-гидросамолёт снова стал набирать высоту и лёг курсом на запад. За время, проведённое в сосуде, Хоттабыч позабыл, что в этих местах впадает в Средиземное море Нил и вода здесь вечно мутна от ила и песка, которые эта могучая и полноводная река выносит далеко в море. Какие же поиски могут быть в этой густой жёлтой мути? Только глаза засоришь.
Хоттабыч решил отложить обследование этого неудобного района на тот случай, если не удастся обнаружить Омара Юсуфа в остальной части Средиземного моря.
Прошло ещё немного времени, и они снизились в тихой голубой бухточке, неподалёку от итальянского города Генуи.
XLVI. Интервью с юным генуэзцем
– Прежде всего осторожность! И не болтать! – скомандовал Волька, когда все трое выбрались на берег, а ковёр-гидросамолёт исчез по мановению руки Хоттабыча. – Ещё неизвестно, куда мы попали.
– Определимся по самолёту, – сказал Женя. – Вон по тому.
Откуда-то с запада летел большой самолёт. А надо вам сказать, что во всей двести сорок пятой школе не было большего знатока авиации, нежели Женя Богорад. Ему ничего не стоило с первого взгляда определить государственную принадлежность самолёта. Он знал штук сорок опознавательных знаков.
Самолёт низко прогудел над нашими путешественниками и скрылся за ближайшим холмом.
– Американский! – заключил Женя. – Белая звезда – опознавательный знак американской авиации.
Пролетел и скрылся за тем же холмом ещё один самолёт. И этот, тоже имел на своём фюзеляже американскую белую звезду.
– Одно из двух, – сказал Волька: – мы попали или в Грецию, или в Италию.
– Синьоре Умберто-о-о! – донёсся издалека высокий мальчишеский голос. – Синьоре Умберто-о-о! Вас хозяин зовёт!
– Раз «синьоре» – значит, Италия, – сказал Волька. – Значит, мы в Италии!
– Удивительное дело, как эти американцы летают себе над Италией, словно над какой-нибудь американской территорией! Просто исключительное нахальство! – задумчиво проговорил Женя. – Будь я итальянцем, я бы…
Но как удивились бы наши герои, узнав, кто прилетел только что в Италию на том, первом, самолёте! В то время, когда они выражали своё недоумение и возмущение по поводу американского хозяйничанья в этой прекрасной стране, на аэродроме за холмом подкатили к приземлившемуся самолёту дюралевую высокую лестницу, и по ней спустился, надменно выпучив маленькие, свиные глазки, мистер Гарри Вандендаллес собственной персоной.
Его встретили префект Генуи и местный епископ с тяжёлым золотым крестом на жирной груди; усадили в роскошную машину и повезли в город.
Но мальчики и Хоттабыч этого ещё не знали.
– Италия! Мы в Италии! Вот это здорово! – не удержался и крикнул Женя. – Утром – в Одессе, час назад – над Суэцким каналом, а сейчас – уже в Италии! Правда, здорово?
Волька замахал на него руками, чтобы он вёл себя потише.
– Ох, и востро же нам надо ухо держать! – сказал он. – И, главное, поменьше болтать.
– Да кто нас здесь поймёт? Мы же по-итальянски ни бум-бум! – фыркнул Женя.
– Ничего не значит, что не поймут. Это даже, может быть, хуже, что не поймут.
– Почему, о юные мои друзья, вас не поймут? – обиделся Хоттабыч. – Раз я с вами, то и вас поймут и вы будете понимать язык здешних мест, как понимаю его я.
