Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - Георгий Андреевский

В 1914 году Московская городская дума затеяла строительство городских туалетов как в Европе, отделанных белой глазурованной плиткой, с кранами горячей и холодной воды. На бульварах и в парках: в Сокольниках, на Ходынском поле, в Марьиной Роще и некоторых других местах, собирались построить подземные уборные. Такие же уборные планировали построить у трамвайных станций на Театральной площади и у Красных Ворот «для обслуживания только ожидающей публики». Построить их так и не успели: помешали война, а потом революция, открывшие народу широкий простор для самовыражения, что позволило ему справлять нужду в любом месте.

Не менее туалетов нужна была москвичам вода. И поскольку не везде и не всегда она оказывалась доступной, необходимы были водовозы. Летом многие из них носили красные рубахи, и жители трёх-, четырёх- и пятиэтажных домов, лишённых канализации, легко замечали их на улице с высоты своего этажа. В домах таких находилось от ста пятидесяти до двухсот квартир и каждой из них полагалось не менее шести вёдер. Сначала водовоз обносил подвальные и нижние этажи, потом верхние, если у жильцов не было прислуги. Жили водовозы артелями по 10–12 и более человек Как правило, все они были из одной деревни и из Рязанской губернии. Жильё для себя они подыскивали поближе к будке с водой. Ведро воды им в этих будках обходилось в одну седьмую — одну восьмую копейки. В месяц у них уходило на воду 5–6 рублей. С каждой квартиры они за ведро воды брали 25–30 копеек в месяц. Их заработок за месяц составлял в среднем 60 рублей. На ковку и корм лошади уходило 25–27 рублей, 18–19 рублей шло на квартиру и харчи. Оставшиеся деньги отправляли в деревню. Жизнь им отравлял водопровод, который год от года разветвлялся всё больше и больше.

Хорошо, когда рядом с вами живёт большой начальник или миллионер, который заботится о чистоте и порядке в своём окружении. Когда городской голова Алексеев[28] жил в Леонтьевском переулке, то переулок этот постоянно поливали, а у его дома висел большой газовый фонарь. «Жаль, что у нас в каждом доме не живёт городской голова!» — сокрушалась одна из газет. — Как это правильно! — скажем мы, ведь чистота — первейшее условие существования человека. — Зато, могут нам возразить, — грязь ему ближе. Пусть так! И всё же на протяжении многих лет, несмотря ни на что, в Москве велась борьба за чистоту. А сколько слов было сказано об очищении московского воздуха! Ещё в 1864 году, по представлению отставного полковника Гронеско, городское начальство постановило ввести в употребление обывателей города Москвы жидкость Леруа-Дюпре, уничтожающую зловоние. Однако это не помогло. Видно то, что хорошо во Франции, в России не спасает.

Канализация для Москвы была не капризом, не подражанием западной моде, а необходимостью. Население страдало от страшных болезней и эпидемий, одной из причин которых было заражение города нечистотами. В 1898 году после постройки канализации одна из московских газет писала: «Канализация уменьшила смертность в русских городах в 2–3 раза, на 5–8 смертей с каждой тысячи жителей».

Однако построить её московские власти собрались не сразу. Ещё до Трапезникова, в 1874 году, инженер Попов внёс в Московскую городскую думу проект строительства канализации. Он предложил отводить из города как нечистоты, так и осадки в границах Камер-Коллежского вала, то есть в границах тогдашней Москвы. Проект был очень подробный, в нём даже предусматривался пункт о продаже населению воды с нечистотами на удобрения (население города тогда составляло 1 миллион 400 тысяч человек, и многие имели сады и огороды). К 1882 году было закончено измерение длины и ширины московских улиц и площадей, а также изучены русла всех рек и речек Для консультации пригласили строителя канализации в Берлине англичанина Дж Гобрехта. Тот проект в основном одобрил, но, вернувшись в Берлин, прислал письмо, в котором писал, что расчёты проекта не выдерживают никакой критики и что они могут привести к результатам, которые непредсказуемы. 1 марта 1881 года с Гобрехтом был заключён контракт на составление проекта. Были собраны метеоданные по Москве начиная с 1854 года, однако никакого конкретного решения так и не было принято. Очевидно, что между собранными данными и принятием решения должны стоять знания и воля, которых как раз и не хватало. Помимо проектов Попова и Гобрехта были, конечно, и другие. Кто предлагал строить канализацию, как говорится, в одну линию, спуская вместе нечистоты и осадки, кто — в две, то есть нечистоты отдельно, осадки отдельно. В 1887 году в думу представил проект создания раздельной канализации городской голова Алексеев. Первая канализация появилась в Сокольниках. В начале XX века ею уже пользовались почти три тысячи московских домовладений.

Иллюстрированный каталог товаров за 1900 год предлагал состоятельным москвичам товары, которые немыслимы без канализации. Среди них были столы умывальные по 60 рублей и дороже, раковины фаянсовые английские от 10 до 26 рублей за штуку, унитазы белые и цветные с рисунками. На наружной стороне унитаза был нанесён орнамент из вьющихся веток с листочками, цветочками и птичками. И назывались унитазы довольно заманчиво: «Султан», «Торнадо», «Мерзей», «Лауренс», «Пескадас», «Фригидас», «Сольвейг», «Ваверлей», «Индоро». Цена такого унитаза с полным прибором: чугунным баком, цепочкой с фарфоровой грушей, ясеневым сиденьем (были ещё сиденья из американской вишни), цинковой никелированной смывочной трубкой и пр. составляла не менее 35 рублей, а цветных — 45. Предлагались покупателям также американские чугунные ванны, краны с «метателями» (смесителями), души с термометром, как фиксированные, так и ручные.

Новые заграничные товары манили к себе русских покупателей, подталкивали их к расширению канализации и постройке новых больших и каменных домов, в которых можно будет пользоваться водопроводом. И тогда, при входе в дом, не будешь ощущать неприятных запахов, не придётся, как китайцам, постоянно окуривать помещения (в старых деревянных домах, помимо уборных для хозяев, существовали ещё уборные для прислуги), да и баню топить для того, чтобы помыться, не придётся. Встал под душ и помылся.

До появления электричества свет в домах давали горящие свечи. В 1870-е годы стал кое-где ощущаться запах керосина. Литые свечи появились у нас в XVII веке, а до этого были маканые, то есть просто плошки, в которых горела, купаясь в жиру, льняная нить. Свечи делали из сала. Нагар с них снимали специальными щипцами.

В первой половине XVIII века свечи стали делать из спермацета. Эти свечи хорошо горели, но были дороги и ломки. Чтобы они не ломались, в них стали добавлять воск Свечи красили в розовый и голубой цвета. Были и прозрачные свечи. Со временем льняная нить в свечах была заменена хлопчатобумажной. Потом появились свечи стеариновые. Их изобрели французы, один из которых, Гей-Люссак (открытый им физический закон мы проходили в школе), даже получил патент («привилегию») на их изготовление. Преимущество стеариновых свечей было в том, что они меньше коптили. После вечера, проведённого в комнате, освещённой сальными свечами, на лицах людей оставалась копоть. Зато сальные свечи стоили дешевле стеариновых. Для свечей создавались подсвечники и светильники. На письменном столе полагалось держать два подсвечника. Это позволяло создавать на его поверхности рассеянный свет без густых теней. Светильники, освещавшие комнаты и коридоры, были двух видов: полые — они давали меньше копоти, горели медленнее, но давали меньше света, поскольку свечи на них устанавливались внутри металлических ограждений; и открытые — в них сквозь свечи, чтобы они держались, продевалась проволока. Горели они, естественно, ярче. Большим событием в жизни москвичей 60-х годов XIX века стало появление керосиновых ламп. Когда такая лампа появлялась в доме, то около неё собирались все домочадцы, чтобы полюбоваться ею. Керосин тогда называли фотогеном.

Улицы Москвы поначалу освещали масляные, потом газовые и керосиновые фонари. В 1865 году городская дума заключила с иностранцами Букье и Гольдсмитом контракт на освещение газом Первопрестольной. Контрагенты обязались за три года устроить в городе газовую канализацию и завод, а также поставить в Москву три тысячи уличных фонарей, что ими и было сделано. Указанные господа, согласно договору, были обязаны не только расставить фонари на улицах города, но и следить за их перестановкой, зажиганием, тушением, а также за исправностью газопроводов.

В 1880 году на Петровских линиях зажглись первые восемь уличных фонарей с электродуговыми лампами, изобретёнными П. Н. Яблочковым. Это были первые шаги электрического освещения в Москве. Свет не всегда горел ровно, часто мигал и гас. Это вызвало у людей недоверие к электричеству и даже насмешки над его устроителями. Однако когда в 1884 году в садике «Татарского ресторана» на Петровских линиях загорелся мягким ровным светом большой электрический фонарь, туда стали стекаться любопытные со всей Москвы. Затем электрические фонари появились на Казанском вокзале, в саду «Эрмитаж» и в «Новом театре» у Лентовского, в пассаже Попова на Кузнецком Мосту, а также в его квартире и в квартире вдовы купца Хлудова на Пречистенке.