Остров Z - Вячеслав Шалыгин

– Он самый.

– Он мне нравится. – Бажов с вызовом уставился на Федорова.

Партизанский царек не поддался на провокацию. Даже не поморщился. Просто сделал вид, что не расслышал.

– Сбор через пять минут. – Федоров кивком приказал бойцу выйти и донести приказ до всех ополченцев. – Что ж, господин Бажов, придется нам продолжить беседу в более надежном месте. Это недалеко. Час прогулочным шагом.

– А если я не пойду?

– Тогда мы вас понесем, – ответил Федоров раздраженно. – Свяжем еще и по ногам и понесем, как смотанный ковер в химчистку. Хотите почувствовать себя вещью?

Федоров взглянул на часы, а затем потянулся к лежащим на столе ремням, как бы намекая, что ответ следует дать незамедлительно.

– Хорошо, – буркнул Бажов. – Пойду. Но…

– Достаточно! – перебил его Федоров, вскидывая руку. – Пока вы не брякнули что-нибудь героическое, но глупое, остановитесь и еще раз все обдумайте. В пути у вас будет время. И помните главное, Тимофей, мы с вами живые люди. А те, о ком вы печалитесь, уже практически мертвяки. Через шесть часов взойдет луна и все для них закончится. Раз и навсегда. Ведь с того света еще никто не возвращался.

– Известен один случай, – хмуро возразил Бажов. – К тому же местные зомби не на том свете находятся. Очень даже на этом.

– Не имеет значения. – Федоров взял ружье и указал Тимофею на дверь. – Прошу. Обратного пути у зомби про-осто нет.

Последнюю фразу он негромко пропел на мотив популярной в восьмидесятых песни. Тимофей скрипнул зубами. Федорову было легко веселиться. Он адаптировался ко всей творящейся вокруг чертовщине и больше не принимал происходящее близко к сердцу. А вот Бажов, хоть и гулял по окрестностям целых два месяца, только час назад осознал, насколько все серьезно. Только когда потерял дорогого сердцу человека. Пусть тайные отношения с Наташей складывались неровно и особых перспектив не имели, Тимофей глубоко переживал за подругу. Да и не будь у них вовсе никаких особых отношений, окажись на месте Наташи тот же Сева, все равно Бажов воспринял бы трагедию коллеги, как свою личную. Такой уж характер, такое воспитание и так далее.

Очутившись на крыльце, Бажов первым делом разыскал взглядом Севу. Оператору, в отличие от Тимофея, руки не связали, но конвоира к нему все-таки приставили. И к Бажову – тоже. Все тот же рослый басовитый мужик ухватил Тимофея за локоть и одним рывком сдернул с крыльца, да прямиком в неровный строй. Получилось, что Сева остался где-то в голове будущей колонны, а Бажов в самом хвосте, поблизости от Федорова.

К исходу пятой минуты во дворе штаба собрались все ополченцы, кроме раненого. Бажов поначалу решил, что опоздавшего дождутся, ведь не из вредности этот… как его… Колобок опаздывал к построению. Но Федоров дал отмашку, и отряд быстро исчез в лесном полумраке. Раненый в строю так и не появился. Спрятали его в одном из домов, просто бросили на произвол судьбы или прикончили, чтоб не мучился – осталось загадкой. Тимофей допускал любой вариант. Он уже понял, что с понятиями о добре и зле в здешних местах что-то напутано. А то и вовсе произошла подмена этих понятий. Вместо добра у местных жителей теперь была в чести целесообразность, а вместо зла…

А что вместо зла? Тимофей покачал головой. Ничего. Этого понятия просто не стало. Когда каждый за себя и любой встречный-поперечный может оказаться врагом, самозащита и выживание становятся двуединой максимой. Под ее прессом любые привычные, цивилизованные категории размазываются тонким слоем. И вот вам – убийство не зло, предательство – лишь один из способов выжить, а обман – военная хитрость. Наверное, так на любой войне. Одна проблема – здесь не шла война. Остров превратился в территорию бедствия, но не боевых действий. Людям здесь надо было объединяться, проявлять лучшие качества, а не глотки друг другу перегрызать. Иначе рано или поздно всем грозила одна участь: стать зомбаками.

А там, когда вода уйдет и Остров вновь станет частью общей суши, не помогут никакие огнеметы. Такой зомбический песец ко всем придет, что только ядерной бомбой и остановишь. А бомба – автоматически подрыв всех прежних мировых устоев. А подрыв есть подрыв. Смотрите выше, что бывает, когда привычные понятия подменяются или рушатся. Это самый натуральный повод к войне. К одной большой войне. И что будет самое удивительное для тех, кто выживет в этой войне, так это бредущие по руинам зомби. Те самые, с которых все началось.

Тимофей поймал себя на том, что мысленно набросал сценарную заявку для триллера в жанре зомби-апокалипсис. Даже финальный кадр придумал. А между тем вокруг была не съемочная площадка. Вокруг была реальность. Дождливая, промозглая, грязная, но до боли родная и знакомая, а потому и до одури страшная. Каким образом в этом обычном мире – местами ярком, а местами скучном, в чем-то неизменном, а в чем-то стремительно меняющемся, но главное – привычном и в целом вроде бы понятном – могли материализоваться плоды больной человеческой фантазии? Это как громко и дружно надо было «каркать», чтобы накликать такую беду? Все это никак не укладывалось в голове. Ни вдоль, ни поперек, ни калачиком.

Отряд притормозил у опушки леса, и только в этот момент Бажов осознал, что за все время пути не увидел ни одного зомби. Странным существам не нравились сосны? Или в этом лесу было что-то другое, отпугивающее мертвяков? Может быть, они воспринимали этот лес как продолжение Сосновки и поэтому не совались сюда без крайней нужды?

Отчасти на возникшие у Бажова вопросы ответил все тот же боец Лисутин – по всей видимости, штатный разведчик отряда. Он опять примчался невесть откуда весь в мыле и замахал руками, предваряя этой жестикуляцией очередной рапорт.

– Там… засада, Иваныч! Мертвяки на тропе пасутся. Без пальбы не пройдем!

– Где – «там»? – спокойно уточнил Федоров.

– Прямо, – ответил боец, но взмахом указал направо. – Лесом на тюрьму точно не пройдем. Только по берегу.

– Химики запеленгуют, – басовито проронил конвоир Бажова. – На берегу мы, как прыщи на лысине будем.

– Полем уйдем, – недолго думая, приказал Федоров и решительно развернулся влево. – Двинули!

– Нет! – Лисутин помотал головой. – Там… ваще! Охотник!

– Бли-инский Вася… – Федоров резко затормозил. – Что ж ты сразу-то… Далеко?

– Там… на свалке засел. Я видел, как он туда забрался. И не вышел.

– На свалке мертвяки любят топтаться, – заметил басовитый. – Может, стрескают его?

– Скорее он сам их стрескает и не подавится, – Федоров был крайне раздражен. – Когда вы его достанете?! Сколько можно об одном и том же? Вас у меня сколько человек? Сотня? А он один!