Меняла Душ - Дмитрий Самохин

— Я был в парке. Я сделал рисунок…

Кривошеев стоял, повернувшись к Брюкнеру спиной, широко расставив толстые ноги и сложив руки кренделем на груди. Его окружала верная свора, человек пять из младших классов, которые ни на шаг не отставали от своего предводителя. Напротив Максима стоял Сенька Коромыслин. Патрик его не видел. Он лишь чувствовал его присутствие.

— Что ты сделаешь нам, Коромысло? А? Давай, мы ждем! — продолжал задирать Сеньку Кривой.

То, что произошло дальше, Патрик видел сзади, поэтому не разглядел подробностей.

Коромысло в два шага подскочил к Кривому и ткнул его коленом в живот. От неожиданности Макс не успел парировать удар и согнулся от боли. Коромысло, не дожидаясь ответной реакции от своры кривошеевских пустобрехов, положил еще три удара коленом в разведанное место. Максим начал хватать ртом воздух, слезы выплеснулись из глаз, и он упал на колени перед обидчиком. Коромысло впечатал согнутый локоть в спину Кривошеева и, подхватив Максима под мышки, приподнял его, оборотив к своре приспешников.

— Проваливайте, шакалы, иначе я ему шею сломаю! — тихо пообещал Сенька.

Но его услышали. Вид побитого предводителя внушил волчатам такой ужас, что они поспешили ретироваться с театра военных действий.

Коромысло выпустил Максима, и тот упал на пол.

— Запомни, Кривой, Патрик — мой друг. — Коромысло упер палец в Брюкнера, сидящего рядом. — Он не хочет быть «Малевичем», не хочет быть в твоей банде. Он не хочет стать членом Клуба. Он имел тебя и плевал на тебя! И если я еще раз увижу тебя ближе чем за пять метров от него, то убью. Ты меня понял?

Кривошеев давился слезами, пытаясь вдохнуть, но воздух не желал попадать в его легкие.

Коромыслин наклонился над Максимом, взял его за волосы и вздернул голову так, чтобы мутные от боли глаза врага встретились с его спокойным взглядом.

— Ты меня понял? — повторил он.

Кривой кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова, и спасительный воздух наконец попал в легкие. Он тяжело задышал, корчась от боли, что крутилась в его животе.

Сенька выпустил его голову, распрямился и подошел к Патрику. Он помог другу подняться, собрать рассыпавшийся рюкзак и подставил плечо. Не обращая никакого внимания на Кривошеева, мальчишки удалились.

— Больше он тебя не будет трогать, — сказал Коромысло, когда они добрались до школьной рекреации, где стояли диваны, виртуальные кабинки и беседки для разговоров с глазу на глаз. В одной из таких беседок и спрятались друзья.

— Чего он обозлился? Я не понимаю? Зачем?! — запричитал Патрик. — Я был в парке! Я сделал рисунок! Что ему еще надо?!

— В каком парке? — недоверчиво уставился на Брюкнера Коромысло.

— В парке Победы, — устало ответил Патрик, наблюдая за физиономией друга.

— И когда же ты там был, позволь полюбопытствовать?

— Три дня назад. Вечером. Я сделал рисунок там, где мне показал Кривой. Потом я должен был спрятаться в парке и провести там всю ночь, но у меня не получилось. Потому что… — Патрик вспомнил человека с красным шейным платком, встречу его с незнакомцем на пустынной аллее, исчезновение незнакомца — события, которые напугали его и пробудили любопытство.

— Ты не был в парке, — осторожно сказал Сенька.

— Как это не был?! — удивился Патрик. — Я был в парке! Я сделал рисунок. Что ты мне рассказываешь? Там, в парке, я видел двух странных людей. Один из них пропал. А за вторым я решил проследить, потому и не просидел всю ночь, как договаривались с Кривым. А потом я попал в полицию. И прокуковал там до утра, пока родители не приехали.

— Патрик! — Коромысло схватил Брюкнера за плечи и сильно встряхнул. — Ты слышишь меня, ты не был в парке. Ты там не был!

Патрик насмешливо посмотрел на друга, думая, что тот решил подшутить. Он хотел сказать Коромыслу, что шутка неудачная, но глаза Сеньки были строгими и серьезными. В них не было ни намека на розыгрыш. Патрик понял, что Коромыслин говорил серьезно, но ведь этого не могло быть! Он был в ту ночь в парке. Он нарисовал девочку. Он сделал голографию с рисунка. Он следил за красным шейным платком, а потом попал в полицию. Всё это было!

— Что ты такое говоришь? — спросил Патрик. — Я там был! Я помню это.

— Ты хотел пойти в парк. Ты даже договорился со мной, чтобы я прикрыл тебя перед родителями. И я, как договаривались, заехал к тебе домой в районе девяти, чтобы сообщить им о том, что ты проведешь эту ночь у меня. Это было по меньшей мере глупо. Потому что ты был дома. Ты встретил меня на пороге.

Патрик раскрыл рот от изумления. Этого не могло быть! Это чертовщина какая-то!

— Ты сказал, что не решился пойти в парк, что ты внял моим доводам, что я был прав, когда говорил, что быть такими, как все, не велика заслуга. Что Клуб это не то место, куда надо стремиться попасть.

— Этого не может быть! — снова пробормотал Патрик.

— Потом ты хотел показать мне свой новый рисунок, — невозмутимо продолжал Сенька, — который ты сделал перед моим приходом. Мы прошли к тебе в комнату. И ты мне его показал. Ты нарисовал девчонку. Красивую, надо сказать, с голыми ногами. Она сидела, обняв коленки, и плакала. Мне очень понравился рисунок. О чем я тебе и сказал.

— Нет! Нет… Я был в парке! — бормотал как заведенный Патрик.

— Ты попросил меня забрать этот рисунок. Я так и не понял, почему. Но послушался. Вот, посмотри!

Коромысло раскрыл магнитные зажимы рюкзака и достал папку с рисунками. Сенька всегда таскал эту папку с собой. Он, как и Брюкнер, любил рисовать. Вытащив из папки лист плотной бумаги, он протянул его Патрику. Тот взял лист дрожащими руками и увидел на нем свой рисунок, который он сделал на кабине лифта. Но это было невозможно! Рисунок никак не мог оказаться на листе бумаге. Он был меньше, чем тот, который остался на лифте, но даже в самых тонких линиях и деталях повторял картинку-граффити. Утраченная мечта вернулась, хотя это и было невероятно. Патрик вглядывался в рисунок, и чем больше смотрел, тем больше убеждался в том, что рисунок сделан им, только он никогда не рисовал его. Это за километр воняло абсурдом!

— Можно я его возьму? — осторожно спросил Патрик.

— Конечно, это же твой рисунок, — согласился Коромысло.

На последние занятия Патрик не пошел. Он с трудом высидел астрономию, испытывая жуткий зуд от желания вытащить из рюкзака рисунок и изучить его, и как только головизор вышел из режима «учитель», предварительно попрощавшись с учениками, Патрик сорвался с места. Он покидал учебники в рюкзак и вылетел за дверь, по пути сбив Сеньку, который, ничего не понимая, пытался выяснить, что в голове у его друга.

Домой Патрик не поехал. Дома была мама, а уж она непременно поинтересуется, почему он явился из школы на сорок минут раньше. Любая попытка сочинить легенду об отмененном уроке, после того как он провел ночь в полицейском отделении, тут же будет проверена одним звонком в школу или родителям Коромысла. Патрику требовался покой, а не новая головная боль.

Отойдя от школы на безопасное расстояние, он остановился и задумался. Он долго решал, куда податься, и в конце концов поплелся к аэробусной остановке. Дождавшись капсулы, которая плавно опустилась на магнитную платформу, где стояли люди, он вошел внутрь, оплатил проезд и занял кресло у окна. Окно, аэробус, окружающие люди и конечная остановка волновали его мало. Патрик тут же раскрыл рюкзак и вытащил рисунок. Впившись в него глазами, он стал изучать каждый штрих, каждый нюанс, любое изменение краски и тонов, положение фигуры и выражение лица девочки. Потратив десять минут на изучение рисунка, Брюкнер вернул его в папку, а папку положил в рюкзак. Сомнений быть не могло. Рисунок сделал он, но Патрик был уверен на все сто процентов, мог поспорить на содержимое Форт-Нокс, что не рисовал девочку на бумаге. Этот рисунок он припас для вступительного экзамена в «Малевичи», который с треском провалил.

Положив рюкзак на колени, Патрик откинул голову на спинку кресла и задумчиво уставился в окно. Что же такое получалось? Полнейший абсурд. Каким образом Коромысло провел с ним вечер у Брюкнеров дома, если Патрик отсиживался в это время в парке в куче прелых листьев. Глупейшая ситуация, которую Патрик не мог просчитать. Он не видел логического объяснения заявлению друга. Не мог Коромысло видеть его дома и просидеть с ним до позднего вечера! Но если это был не он, то кто тогда выдавал себя за Патрика Брюкнера и самое главное: зачем это было делать? Как ни ломал себе голову над этими вопросами Патрик, ничего путного придумать не сумел. Только дошел до того, что сам стал сомневаться в реальности рисунка на кабине лифта, ведущего на таксоплатформу, в сидении в вечернем парке. Он даже усомнился, видел ли человека в красном шейном платке, который внушал ужас, следил ли он за ним, а потом оказался в отделении полиции. Может, ему это всё привиделось? Ведь даже лучший друг смотрит на него с затаенной опаской, подозревая в помутнении рассудка.