Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце - Виталий Ларичев

В сущности, это были все те же космологические идеи круговорота природных явлений, изложенные в мифах о звездном Уране, хитроумном Кроне, а затем и о «Драконе таинственном», Зевсе, величайшем из вечно живущих богов и славнейшем, который принял как божество Неба вид гигантского небесного змия — фаллоса (то есть Млечного пути) и сочетался в браке с богиней Земли Персефоной. Недаром Цицерон говорил, что Дионисов много, а четвертый из них — порождение Зевса и Луны и ему посвящены орфические таинства.

Дионис — праправнук Урана. Четвертый и последний он, возможно, потому, что греки, как и римляне, счисляли время по четырехлетиям лунных годов, каждый из которых и представлял, быть может, одну из четырех космических драм зарождения и оформления мира от времен хаоса, когда появился Уран, и при завершении четырехлетнего цикла, до эпохи Диониса, когда появились на Земле растения, животные и люди. Если так оно и было, то мифы о четырех богах-прародителях представляют собой грандиозный четырехактный космогонический цикл, повествующий о сотворении Вселенной. Стоит уже здесь заметить, что четырехлетие, а также восьмилетие — прекраснейшие календарные циклы, которые позволяют подключать к мифологическим сказаниям сюжеты, связанные с планетой Венерой.

В свете самых архаических мифов о сотворении, которые дошли до современности, по особому воспринимается гробница ребенка, открытая М. М. Герасимовым в Мальте под развалинами загадочного строения. Это могло быть захоронение под святилищем не умершего, а насильственно умерщвленного живого воплощения Диониса древнекаменного века. Ставить так вопрос ранее, до расшифровки знаковой системы на «предметах искусства», сопровождающих погребенного, было невозможно. Теперь же, когда в общем плане стала ясна семантика украшений из погребения и точность лунно-солнечной календарной системы, неразрывно связанной с ними, интерпретация такого плана представляется оправданной. Ребенок, захороненный в урочное время года под храмом, был, очевидно, в самом деле палеолитическим Великим охотником, или Великим ловчим, и недаром в гробнице его лежало копье — оружие, без которого немыслим образ Диониса. Стоит лишь напомнить, что оно было изготовлено из самого благородного для того времени материала — мамонтового бивня. «Предметы искусства» можно в таком случае воспринимать и как структурные части мира, которые возникают при расчленении вселенской жертвы, и как образы существ, в которые Дионис перевоплощался при трансформациях, и как игрушки, соблазнившие его сделать роковой шаг, а возможно, и как астрономические инструменты, необходимые для наблюдений за светилами. Что касается серповидной, также изготовленной из бивня мамонта диадемы на голове, то она вызывает в памяти детали одеяния Пифагора, когда он, согласно преданиям, совершал на Крите у истоков Морга дионисийское очищение при помощи громового камня. На голове у него была надета повязка из шерсти черного барана, а когда он опускался на 27 дней в Идейскую пещеру, то одевался в черную овчину.

Особых размышлений заслуживает интерпретация всего остального, связанного с захоронением. Можно предположить следующее: сам мертвый ребенок, его саркофаг из каменных плит, расколотая галька, а также постройка над могилой, очевидно, один из древнейших дионисийских храмов Земли, моделировали мир в состоянии хаоса (до порождения Вселенной). Как известно, в качестве дионисийских жертв приносились и животные. В этой связи еще одним выдающимся событием в археологии следует считать открытие М. М. Герасимовым в той же Мальте погребения ма-монтенка. Над его могилой, как и над захоронением ребенка, обнаружены развалины строения.

Итак, расшифровав знаки на «предметах искусства» из детского погребения Мальты, можно ответить на вопросы: умел ли человек древнекаменного века считать, счислял ли он время и сколь долго — в течение одного или нескольких месяцев, года или ряда лет, лунным ли был тот счет времени, солнечным или с самого начала — лунно-солнечным и звездным? Но неужто в самом деле можно всерьез вообразить, что люди ледниковой эпохи заглядывали в будущее на сотню лет, а то и на века; уловили гармонию движения светил; предсказывали или ожидали в урочный срок затмения Луны и Солнца; творя мифы, моделировали структуру мира, мысленно охватывая все пространство от преисподней и Земли, где ступали их ноги, и до огненных точек звезд, доступных лишь любопытствующему оку? Ведь когда все это стало, как считается, доступно к середине I тысячелетия до нашей эры самым выдающимся умам античности, то таких натурфилософов, почтительно называемых Учителями, приравнивали к бессмертным небожителям Олимпа.

Так не рискованно ли настаивать на том, что этого священного места оказались достойны «смертные дети богов» ледниковой поры?

Глава V. Лики Вселенной

Смелым искусством гордясь, свой мир приводя во вращенье,

Звездами высших небес правит умом, человек.

Уныние и запустение царили там, где, как представлялось издалёка Марку Туллию Цицерону, квестору Сиракуз 76 года до нашей эры, божество забвения должно было с изумлением узреть непреодолимую для себя границу. Увы, здесь, на заброшенном кладбище некогда великих Сиракуз, можно было лишний раз убедиться, как быстро забывают смертные о деяниях даже самых великих сынов своих. Вот уже битый час Цицерон отыскивал гробницу, с трудом пробираясь через колючие заросли дикого кустарника. Он уже начал терять надежду найти памятный камень, достойный коленопреклонения каждого, понимающего в науках. Желая побыть у могилы в одиночестве, квестор отклонил предложение взять провожатого и теперь раскаялся в этом. Имя того, кто почти полтора века назад был с горестными плачами погребен под одним из этих безымянных могильных холмов, поросших крапивой, зловещей травой забвения, Цицерон впервые услышал много лет назад от Посидония из Апамеи. Тогда, в лета зеленой юности, отправился он на остров Родос в надежде набраться знаний в школе философов, знаменитой в те времена во всем Средиземноморье. Посидо-ний, выдающийся историк и географ, друг Перикла, глава этой школы, стал для неофита кладезем премудрости. Его осведомленность в науках была поразительна, и Цицерону, узнававшему с того времени немало от других учителей, от друзей, а также и из книг, порой казалось, что обо всем этом он уже слышал некогда из уст Посидония, премудрого и терпеливого наставника юношей.

Но ничто из услышанного от учителя не производило на него такого впечатления, как повествования философа о небесной науке. И тогда уже Цицерона удивляло одно странное обстоятельство: Посидоний, рассказывая о том, что именно шаг за шагом узнавали о Вселенной его предшественники, будто и не замечал вопиющего противоречия: по его словам получалось, что великие мудрецы назойливо открывали смертным глаза на одно и то же, то ли не зная достигнутого предшественниками, то ли забывая об этом, то ли (неужто и они подвержены низменным человеческим страстям?) преднамеренно замалчивая успехи своих учителей, словно желая придать себе славы. Или, может быть, Учитель просто не хотел обделить никого из почтенных мудрецов и потому щедро воскуривал фемиам каждому из «семи самых достойных»?

Вот хотя бы великий Фалес. Выходило так, что он уже полтысячелетия назад знал продолжительность лунного месяца и солнечного года, изобрел гномон и солнечные часы и с помощью их, сопоставляя размеры тени в разное время года, осведомил греков о странах света, о равноденствиях и солнцестояниях и даже неодинаковой продолжительности сезонов года. Ведомы ему были и клепсидры, водные часы. Посидоний утверждал даже, что Фалес сумел однажды, окончательно сразив эллинов своим всеведением, определить, когда «день превратится в ночь». Предсказание сбылось в урочное время — утром 28 мая 585 года до нашей эры, когда на пограничной реке Галюс сошлись готовые к бою войска мидян и лидийцев, возглавляемые Алпаттой и Астиагоном, наступило полное солнечное затмение. Как частное (неполное) его наблюдали и сами афиняне, ошеломленные справедливостью предсказаний мудреца. Пройдет много лет, и завистливые к чужой славе станут утверждать, что Фалес воспользовался для предсказания этого ужасающего события вовсе не знанием сароса — календарного периода, когда затмения повторяются, а подсказками халдейских звездочетов. Другие вообще уверяли, что предсказать затмение можно без особых хлопот — стоит лишь заметить, что затмение светил всегда случается в пору, когда Луна в новолуние или полнолуние оказывается на одной и той же, шириной всего в полградуса, полоске Неба, по которой в течение года путешествует Солнце. Хорошо им было рассуждать об этом через пять веков после того затмения. Многое с тех пор познали астрономы!