Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце - Виталий Ларичев

Что касается затмений, то изумление учеников, слушающих Посидония, вызвало создание Апполонием Пергским за два века до нашей эры таблиц, отражающих закономерности движения Луны. Это небесное светило он изучал столь дотошно, что заслужил прозвище «Эпсилон»— по названию знака, напоминающего по виду серп. Таблицы Апполония, наставлял Посидоний, позволяли рассчитывать позиции Солнца и Луны на небосводе в момент затмения. Речь, в сущности, шла, насколько мог понять Цицерон, о выделении неких циклично повторяющихся календарных периодов, когда эти светила и Земля занимали в пространстве то положение, когда можно было ожидать затмения Луны или Солнца.

Особая тема бесед на Родосе — о преувлекательнейшем деле, коим астрономы занимаются вот уже несколько веков — исчислении так называемых гелиаков, временных циклов, по истечении которых светила возвращались в некое исходное положение. Это был поиск общего кратного времени обращения их в пределах небесного купола. С именем знаменитого реформатора Солона или Клеострата Тенедосского Посидоний связывал установление восьмилетнего цикла счисления времени. Этот период, растолковывал он, был удобен тем, что целое число солнечных лет в нем с удовлетворительной точностью соответствовало целому числу синодических месяцев — 99, что и позволяло, считая время по лунным годам, выравнивать течение его по Солнцу не по произволу должностных лиц, а на основании точных астрономических наблюдений. Ученикам школы приходилось осваивать также суть гелиаков Метона (19 лет), Филолая и Энопида Хиосского (59), Калиппа (76), Демокрита (82), Евдокса, Арпала и Эратосфена (160 лет), Гиппарха (304 года + 1 сутки), Аристарха Самосского (2484) и побившего всякие рекорды Гераклита (10800 или даже 36 тысяч лет). Образ Вселенной Гераклит, однако, воспринимал традиционно — как громадный животный организм.

Шедевром считал Посидоний «небесный глобус», созданный сыном астронома Фидия, математиком, астрономом и механиком Архимедом. Его модель «подобия мира в выпуклой округлости меди» представляла собой сплошное тело, «одну неразличимую массу» со множеством «колес», «сочленений», «выходов для голоса» и «армией флейт». Это была гидравлическая машина, которая «воспроизводила небесные вращения» и «каждодневные неравные движения» светил, в том числе «различные течения» планет и зодиакальных созвездий. На шаре из меди при несходных движениях во время одного оборота демонстрировался восход и заход Солнца, рост и убывание Луны, причем Луна сменяла Солнце в течение стольких же оборотов, во сколько дней она сменяла его на самом Небе, вследствие чего и на небесной сфере происходило такое же затмение Солнца, а Луна вступала в ту же мету, где была тень Земли.

Прошли годы, и Цицерон однажды удостоился чести лицезреть в Риме чудо, сотворенное умом и руками «пленника муз» Архимеда. Две изготовленные им модели Вселенной вывез из Сиракуз полководец Марк Клавдий Марцелл («в то же время не доставив оттуда в свой дом ни одного другого предмета из столь значительной добычи»). Одну из сфер он оставил себе, а другую пожертвовал в храм Доблести, построенный им за Копенскими воротами столицы по обету, данному перед сражением под Кластидием в 222 году до нашей эры. Увидев небесный глобус Архимеда в действии, Цицерон понял, что Посидоний нисколько не переусердствовал в похвалах создателю медной сферы. Потрясенный Цицерон решил, что сицилиец обладал дарованием большим, чем то, каким может обладать человек. Ему подумалось: «Если кто-нибудь принесет в Скифию или Британию такую сферу, то кто в этих варварских странах усомнится, что ее создал разум? А вот относительно мира, откуда все проистекает, рождается, они сомневаются, возник ли он случайно или же благодаря божественному расчету и разуму. И они думают, что более велик Архимед, который создал подобие вращающейся сферы, чем природа в своем творении. Особенно важно, что во многих отношениях само творение искуснее своего подобия. В самом деле, когда Архимед заключил в один шар все движения Солнца, Луны и пяти планет, то он совершил то же, что и платоновский бог, творец мира в "Тимее"».

…Цицерон все-таки нашел место, где был похоронен убитый воином Марка Клавдия Марцелла великий Архимед, и преклонил колена перед прахом его. В последние часы жизни, как писал Тит Ливий, он «среди дикого смятения, под крики и топот озверевших солдат спокойно размышлял, рассматривая начерченные на песке фигуры. Грабитель заколол его мечом, даже не подозревая, кто это». На поверхности поваленного надгробия едва просматривались изображение шара, вписанного в цилиндр, и формула соотношения их объемов и площадей. Да, это он похоронен здесь — доказательство соизмеримости шара и цилиндра Архимед считал своим величайшим достижением, потому и завещал начертить эти фигуры на памятной стеле…

Потомки же рассудят иначе. Главным достижением Архимеда они назовут воссозданную в металле механическую модель Вселенной. Недаром она и полтысячелетия спустя вдохновила Клавдиана восславить торжественными строками волшебно-певучего гекзаметра безграничное могущество человеческого разума:

Неба устав, законы богов, гармонию мира —Все Сиракузский старик мудро на землю принес.Воздух, сокрытый внутри, различные движет светилаТочно по дивным путям, сделав творенья живым.Ложный бежит зодиак, назначенный ход выполняя,Лик поддельной Луны вновь каждый месяц идет…

Никто и сейчас не усомнится в величии Архимеда, а равно в величии Фалеса, Анаксагора, Анаксимандра и других мудрецов эпохи античности. Отчего же до сих пор продолжаются ожесточенные споры о приоритетах признанных прародителей греческой науки, о превосходстве в этой области то ли Востока над Западом, то ли Запада над Востоком? Головоломная путаница и странные неопределенности тут столь велики и очевидны, что, кажется, нет надежды разрешить противоречие. Да ведь не может быть и того, что на протяжении каких-нибудь 300–400 лет древнегреческие натурфилософы многократно с нуля накапливали астрономические знания, каждый раз поражая своих современников великими открытиями!

А что если безнадежность отыскания истины в таком вопросе — результат не слабости человеческой памяти или соперничества античных мудрецов, как я рискнул представить? При более осторожных размышлениях обо всем этом археолога палеолита (то есть в проблемах античности — «человека со стороны») тупиковая ситуация видится порождением двух обстоятельств: противоречивостью скудных сведении, по которым историки пауки воссоздают картину накопления естественно-научных знаний в культурах Средиземноморья и Ближнего Востока, и традиционным недопущением мысли, что многое из того, в чем будто бы один за другим прозревали античные натурфилософы, тысячелетиями ранее знали их безымянные предшественники, которые бережно сохраняли и передавали от поколения к поколению расшифровки сокровенных тайн Неба, и так продолжалось вплоть до времен Гомера и Ромула, Гесиода и Фалеса, Пифагора и Анаксимена.

Речь идет о безвестных мудрецах древнекаменного века. Имена их никогда не узнают люди, сколь бы изощренный поиск они ни вели, ибо могилы их забыты навеки…

…Снова ведут вверх, на третий этаж Эрмитажа, знакомые ступеньки спиральной лестницы. Но теперь там должна состояться встреча с иным «предметом искусства» из прибайкальской Мальты, найденным М. М. Герасимовым в то же, необычайно счастливое для него лето 1929 года. Археологи, склонные усматривать в объектах древних культур что-нибудь знакомое, сначала нарекли это изделие из бивня мамонта, которое лежало среди развалин жилища, пряжкой, потом стали называть ее бляхой, решив: если она для чего и могла сгодиться, то разве для украшения одежды дикаря. Резон здесь как будто был: выпуклую сторону подпрямоугольной пластины слоновой кости покрывали спиральные, в виде извивающихся змей, узоры, составленные из многих сотен лунок, вогнутую — резные изображения кобр, а в центре располагалось сквозное отверстие (трудно, правда, сообразить, как можно использовать пряжку с одной дыркой!). И вот нашелся фантазер, немецкий искусствовед и мифолог Карл Хентце, который усмотрел в змеевидных спиралях мальтинской пластины символы эволюций фаз Луны и даже иносказательные картины всего космоса! Другие пробовали считать лунки, пытаясь разглядеть в них календарные знаки. Никто из уважаемых палеолитоведов не воспринял тогда эти идеи всерьез. Однако результаты расшифровки знаковых систем ачинской скульптуры из бивня мамонта и украшений из погребения ребенка в Мальте позволили заподозрить неладное в однозначном решении такого вопроса. Спиральные луночные узоры на пластине это подозрение усиливали…

Пластина из бивня мамонта с узорами из лунок (выпуклая сторона).