Рыбья кровь - Евгений Таганов

– Мы что же, каждый раз будем все это так тщательно выставлять и столько времени терять? – пробурчал он.

– Нет, дальше все будешь делать ты и в три раза быстрей. – И Дарник под смешки других полусотских передал короякцу свой расчет расстояний повозочного круга и рисунок того, как все должно быть внутри стана.

Следующее утро Дарник начал с раздачи войску целого мешка разноцветных лент, специально захваченных им с дворища. Нашейные ленты одного цвета получили не только воины каждой полусотни, но и все их кони и даже повозки. Сразу стало видно, где кто есть и где кому следует быть, в каком порядке выезжать на дорогу и в каком съезжаться в круг на стоянке. Тут уже заворчали рядовые ополченцы:

– Что ты нас помечаешь, как овец на пастбище? Что, я не могу со сватом в другой ватаге идти?

– Со сватом ты будешь в бою за повозкой прятаться, а сейчас хотя бы сделай вид, что ты бывалый вояка, – отвечал им Рыбья Кровь и поручил конникам Быстряна тщательно следить, чтобы никто ни с кем не перемешивался.

Гарцуя на своем аргамаке возле походной колонны, он присматривался, кто как двигается, кто как выглядит, кто с кем в каких отношениях. И тут же на марше подзывал то Бортя с Кривоносом, то Лисича с Куньшей и указывал, кого им в своих полусотнях назначать десятскими. Не обходилось и без промашек. Так, один из вчерашних бездомников, став десятским, принялся требовать для своего десятка особых привилегий и в еде, и на стоянке. Дважды осадив приставалу, на третий раз Дарник велел забрать у него и двух его подпевал оружие и доспехи, а самих выгнать прочь из войска.

– Но это наше оружие! – возмущенно завопили они.

– Ваше оружие будет сражаться вместо вас. Когда мы вернемся, получите его в Корояке назад. – И Рыбья Кровь сделал знак своим телохранителям.

Те подняли плети и в два счета под общий хохот выгнали оставшихся в одних рубахах и портках ополченцев за пределы стана.

Главную озабоченность у воеводы вызывала мелкая задиристость всех ко всем, царившая в короякском ополчении. Дарник не догадывался, что именно она помогает ополченцам унять их страх перед арсами, для него это был просто беспорядок, мешающий установить в войске нужную дисциплину. Причем он понимал, что с наказаниями необходимо проявлять крайнюю осмотрительность, дабы не вызвать всеобщее дезертирство, но никак не мог нащупать верное решение. Кажется, что может быть унизительней, если тебя привяжут нагишом к повозке и ты будешь целый день следовать за ней, однако для многих и это было нипочем, посмеивались над собой вместе со всеми.

«Ну я же вас все равно укрощу», – сердито думал Дарник. И на одной из стоянок приказал всем более умелым воинам взять себе ученика-напарника. Войско встретило его распоряжение с одобрением – всякому лестно было иметь своего собственного подчиненного, да и подчиненные охотно становились под защиту более сильного товарища. Ровно сутки продолжалась эта всеобщая благостность, а потом оказалось, что за малейшее нарушение порядка вместе с нарушителем к той же позорной повозке воевода приговаривает привязывать ни в чем не повинного напарника.

– А его-то за что? – смущенно спрашивали бузотеры.

– Чтобы вам вдвоем веселее и не так обидно было, – невозмутимо отвечал Дарник.

Двойную силу наказание имело, когда провинившимся оказывался младший напарник, тут уже его старшому бывало не до шуток. Очень скоро эти меры возымели действие – порядок и дисциплина в войске заметно повысились. Некоторые бывалые воины, правда, советовали воеводе ввести еще парное наказание плетьми, но тут Дарник был категорически против:

– Мне битые воины не нужны, я с ними за одним столом есть не буду.

Слова были хороши, но потребовался большой промежуток времени и много других поступков воеводы, чтобы их полный смысл дошел до каждого ополченца.

Рыбья Кровь понимал, что сравняться с арсами, которые только войной и живут, его воинам невозможно, поэтому основную ставку делал не на конников, а на плотный строй пеших щитоносцев и большое количестве стрелков за их спинами. Хорошо помнил, как кони ивцев сами сворачивали в сторону, не желая натыкаться на выставленные копья. Поэтому суть строевых упражнений ополченцев на стоянках сводилась к тому, чтобы научить все четыре отряда Бортя, Кривоноса, Лисича и Куньши двигаться и разворачиваться в любую сторону, не нарушая сомкнутых, ощетинившихся копьями рядов.

Быстрян подсказал Дарнику, что арсы, подобно степнякам, любят пускаться в притворное бегство, чтобы потом развернуться и атаковать рассыпавшегося противника, поэтому при каждом занятии Рыбья Кровь как заклинание не уставал повторять:

– Никакого выскакивания из общего ряда! Никакого сбора трофеев и хватания пленных до конца сечи! Никакой оглядки назад и на другие ватаги! Если другие дрогнули, то вы должны стоять еще сильнее, тогда и они выправятся!

Отряды он разбил на десятки с тем, чтобы четверо лучников и пращников никогда не расставались с шестеркой щитоносцев, всегда стояли за их спиной и оттуда стреляли в противника. Сам поход он стремился использовать как большое обучение. Поэтому вместо сорокаверстного пути воины в день покрывали не более двадцати верст, по полдня упражняясь, упражняясь и упражняясь. Когда Куньша пытался говорить, что они тянутся слишком медленно, Дарник отвечал, что хочет, чтобы воины пришли к Арсу не измотанными и неуклюжими, а свежими и подготовленными.

Быстрян тоже не терял времени зря, добиваясь, чтобы его конники по малейшему знаку разбивались на отдельные десятки и умели быстро перемещаться в разные стороны. При движении походной колонны они двигались по двое широкой цепью вперед и по бокам войска с тем, чтобы каждая пара видела другую пару и тут же по цепочке могла сообщить о малейшей опасности.

Однако главную надежду молодой воевода возлагал все же на колесницы. Часто вместе с Меченым и его шестью двуколками задерживался позади колонны, дабы отработать навык дружно разворачивать их вместе в одну линию своим задним смертоносным бортом. Долго не выходило построить из колесниц сомкнутый строй – слишком широкие полукружия приходилось делать. Выход нашли в том, чтобы выезжать в поле тремя рядами, а потом две первые пары въезжали бы назад в промежутки третьего ряда, тогда действительно получалась настоящая крепостная стена без всяких боковых щелей, преодолеть которую можно было, лишь перебравшись через сами колесницы. Но сказать, как надо, легче, чем сделать. Колесничие выполняли это упражнение по двадцать раз в день, часть слишком пугливых и бестолковых лошадей даже поменяли, однако такого результата, чтобы Дарник остался полностью доволен, достичь так и не удалось.

С приближением к разбойничьему логову все чаще встречались брошенные селища и городища. Иногда из леса показывались любопытные старики и подростки, которые, узнав, куда движется войско, охотно приносили молоко, сало и яйца и жадными глазами смотрели на сухари, которые грызли ополченцы, – из-за постоянных грабежей арсов сами они хлеб почти не сеяли.

На восьмой день в полдень войско подошло к городищу Липову, служившему Арсу главной базой снабжения зерном. Городище стояло на берегу реки Липы, не уступающей шириной и полноводностью Танаису у стен Корояка, и кроме хлебной дани липовцы ежегодно должны были строить для арсов по две быстроходные ладьи. За это арсы не забирали местных женщин и вообще воздерживались от чрезмерных притеснений. Земля вокруг городища отличалась особым плодородием и, умело обрабатываемая, приносила из года в год высокие урожаи, поэтому уйти с нее липовцы все никак не решались. Так и тянули кабальную лямку, почти уже не надеясь от нее когда-либо избавиться. Невысокий дощатый забор ограждал полсотни основательных двухъярусных домов, пространство между ними было заполнено всевозможной сытой живностью, а жители отличались почти городской нарядностью и опрятностью.

– Этим арсы только на пользу, – не без злорадства определил Быстрян.

Воевода думал иначе, но промолчал.

Появление войска Дарника здесь встретили со смешанными чувствами. Одни радовались, что, возможно, наконец-то ненавистные арсы будут повержены, другие опасались мести со стороны разбойников за оказание помощи короякцам. Поняв из намеков липовского старосты Карнаша, в чем тут дело, Рыбья Кровь стал распоряжаться в городище как на захваченной территории, срочно потребовал продовольствия и фуража, поменял усталых лошадей на свежих и восполнил недостающую амуницию. А мешки с пшеницей и овсом, которые липовцы как раз грузили на подводы, велел нести обратно в амбары.

– Они вашим хозяевам больше не понадобятся, – уверенно сказал он.

По словам старосты Карнаша, большая часть арсов находилась в набегах, а в крепости оставлен лишь небольшой гарнизон, который, судя по всему, даже не подозревает о походе короякцев. Не подозревает сейчас, но к утру будет знать наверняка – и воевода принял решение выступать на Арс сразу после полуденной передышки. Быстрян и Куньша отговаривали его от такой спешки: все равно крепость с ходу не взять, зачем изнурять войско дополнительным переходом? Но Дарнику важно было прежде всего не дать опомниться и еще сильнее заробеть его собственным воинам.