Хранитель ключа - Андрей Марченко

— Ну да! — согласился часовой. — Где удостоверяется, что вы — это действительно вы…

Сабли и мечи путников хоть и выглядели опасно, совершенно не пугали часового. Они напоминали заслуженный топор палача, который хоть и убил сколько там сотен людей теперь, превратившись в музейный экспонат, находится на пенсии.

Да что там: у этих путников оружие должно уже пропасть, стать единым куском ржавчины с ножнами. И даже если оно смазано, то что за беда? Они ведь по другую сторону от шлагбаума. В руках имеется винтовка. У винтовки есть штык, в магазине пять жестоких патронов. Трое сослуживцев дремлют в караулке, кто-то крепче, кто-то слабее. Но раздастся выстрел — поднимутся все.

Где-то внутри капюшона что-то улыбнулось. Сам капюшон изменил свою форму, стал улыбающимся.

— Что это действительно я? — прогрохотал голос из капюшона. — Это легко.

Всадник лишь ударил пятками коня, тот немного присел, и прыгнул. С места перелетел шлагбаум. Когда он был в высшей точке, всадник выбросил из-за спины меч.

Часовой не стреляя: он был удивлен.

Надо же какой конь. — думал он. — никогда не видел, чтоб кони так прыгали.

То была его последняя мысль.

— Сим удостоверяю! — прогрохотал всадник.

Конь опустился на землю, не поскользнулся в грязи, но чуть присел, затем выпрямился.

Однако, рука всадника продолжила смертельное пике. Меч опустился на голову стражника, расколол ему голову, дошел до плеча, остановился. Несколько секунд ничего не изменялось. Затем выпала винтовка из рук, тело соскользнуло с лезвия прямо в грязь.

В глазах погибшего застыло удивление. Кровь мешалась с грязью, дождь капал в открытые глаза, стекал из них словно слезы.

Затем оставшиеся три коня совершили подобные прыжки, перелетели через шлагбаум.

Из кармана Мор достал записную книжку. Действительно: бумага для них была слишком недолговечной. Листки в этой книжке были из серебра…

Глад не спешил убирать меч в ножны — он подставлял лезвие дождю, дабы тот смыл с лезвия кровь.

Мор листал записи. Наконец признался

— Эй, а его не было в списках…

— Ну и что тут такого. — ответил Глад. — Возьми и добавь. И сразу вычеркни.

Когда вышли из избы, их уже ждали. С одной стороны от калитки — зареванные бабы, с другой их мужья, вида угрюмого. В руках последние ненавязчиво и задумчиво крутили колья.

По их виду выходило, что Ольга была не единственным человеком, не выспавшимся в эту ночь.

Увидав мужиков с кольями, Геддо с Ольгой остановились.

И тут, словно кто-то невидимый дал знак, хором запричитали бабы:

— Шо ж ты батюшка такое творишь!.. Нечто так можно?! На что нам такие напасти!

Геддо опешил:

— Да я же ничего не сделал! Вы же сами просили меня с туманом разобраться!

— Да какой на хрен туман! — крикнул кто-то из толпы.

Из объяснений баб потихоньку стало ясно, что причиной сегодняшней сходки, было заклинание, брошенное Геддо при входе в деревушку.

Мужики пить бросили. Но легче от того не стало.

Даже наоборот.

Ведь тогда на завалинки пили не все мужики деревушки. Стало быть, кто-то в деревни продолжал глушить горькую, оттого пребывать в состоянии необычайной легкости. А они, заколдованные, пить больше не могли и от этого злились.

Под горячую руку попадали хозяйки.

Конечно, и раньше по пьяни мужики поколачивали баб. Разве сложно жене перед мужем провиниться: то щи пересолены, то ребенок чумазый. Спасало иное: делали это мужики бестолково… Да и разве что-то можно сделать хорошо по пьяной лавочке? За такое житье-битье хозяйки зла особо не держали — чего взять с пьяного? Снова таки: пьяному было сподручней дать сдачи, всыпать тумаков уже спящему.

Но у трезвого мужа рука оказывалась тверже.

И вот, исстрадавшись за ночь, утром селяне собрались у домишки, где квартировал волшебник со спутницей. Терпеливо ждали, пока он проснется, выйдет. Будить не стали, чтоб не нервировать. Но на всяк случай раздергали забор на колья: волшебник, лишающих их единственной радости в жизни, не казался добрым.

Геддо осмотрел присутствующих, взглядом тяжелым как гиря. Бабы поперхнулись плачем, мужики крепче сжали свое оружие.

Но волшебник кивнул:

— Ладно, давайте, пейте…

Возле выезда из деревни стоял столб с указатель: Москва — две тысячи верст, Петербург — две с четвертью, сколько-то там до других городов. Не хватало, пожалуй, только одного: дурак — одна сажень. Ибо надо быть полным дураком, чтоб добровольно забраться в этакую глушь.

Глядя на этот указатель, Геддо заметил:

— Нам казалось, что мы попали в задницу. Но оказалось, что не казалось. Ты знаешь, порой мне думается, что задница — это славный российский город. Может — большое село. Или даже таких мест на карте родины много: Большая Задница, Полная Задница.

Ольга кивнула: ход ее мыслей был где-то таким же.

Весь день они бродили по деревне, из одного ее конца в другой. Обошли, вероятно, все углы. За ними, на порядочном расстоянии следовали дети. Уж не понять почему: не то по собственному желанию, а может, бродили по велению старших. Глядели, не сбегут ли чужаки, не украдут ли чего.

Иногда доносили о продвижении противника: утром туман видели на берегу пруда. Он прилег на берег, и даже на кожу воды. Мга после этого стала больше, темнее, словно грозовая туча. И воды в пруду стало меньше.

Напившись, туман пополз прочь, оставляя после себя на траве обильную росу и рыбью чешую.

Затем скрылся в овраге за пару верст.

— Он там как жарко, обычно прячется. — пояснил паренек посыльный. — У нас тут даже примета: ушел туман в глубокую баку — жди жары.

Геддо задумчиво кивнул: действительно из тепло утра рождался не по-осеннему жаркий день. Мухи кусали зло, в лесах, наверное, медведи переставали строить берлоги.

В полдень присели передохнуть и пообедать на виду у всей деревни, в том же самом месте, где и вчера, на пустом базарчике в центре.

— Да нет, — бормотал, успокаивал не то Ольгу, не то себя Геддо. — Бывало и похоже, и похуже. Это ни хорошо и ни плохо. Это бывает…

— Бывало и хуже, но гораздо реже… — чуть не рефлекторно откликнулась Ольга. — А что, бывало еще хуже?..

Геддо кивнул:

— Обычно бывало как раз и хуже. Поскольку я жив, то для меня — лучше. Кто-то побеждает и живет до следующего боя. Проигравший погибает, и, вероятно, стучатся в двери жилища какого-то бога, требуя книгу жалоб.

— И что вы делали в подобных случаях?

— Да вот в том-то беда, что ничего не подобного не встречалось. Да и каждый раз по-разному. Порой, приходилось сжигать города, чтоб сделать яичницу, иногда же просто сидели и ждали, пока ситуация обретет наполненность. Как говорил Кощей Бессмертный: время лечит…

— А тут что мешает нам подождать?..

— То, что время против нас играет! Во-первых, этот туман каждый день делает то, что не делал раньше. Вчера напал на человека, сегодня ловил рыбу. Наверное, он и раньше это умел, да скрывал. И вот теперь почувствовал опасность. Он до зимы от этой деревни избавиться.

Несмотря на проблему, аппетита Геддо не лишился. И теперь, отрезав кусок колбасы, старик его поглощал с усердием.

Ольга ожидала, что Геддо что-то скажет еще, но тот все молчал.

— А во-вторых? — наконец напомнила она.

— А что «во-вторых»? Ах да… Во-вторых, я не собираюсь в любом случае надолго оставаться в этой деревне. Для меня это опасно.

Снова замолчали.

— Так что тебе сегодня снилось? — спросил Геддо, кажется лишь для того, чтоб поддержать разговор.

В ответ Ольга смутилась.

— Если не желаешь — не рассказывай. — позволил волшебник. — Только уже можешь не бояться: он не сбудется.

Ольга пожала плечами, и стала рассказывать. К ее удивлению, Геддо слушал с неподдельным вниманием.

Когда все слова Ольгой были сказаны, старик кивнул:

— Хм… А сон-то где-то и интересный… Может я поторопился, сказав, что он не сбудется?..

…То и дело прибегали мальчишки-посыльные, докладывая о продвижении противника.

Хотя, какое там продвижение? Туман по-прежнему лежал в овраге, отдыхая и переваривая пойманную рыбу.

Но для ребятни это не имело никакого значения — игра в войну их увлекала до чрезвычайности.

В это же время Геддо бродил по лугу, который он выбрал полем боя. Ходил с аршином, будто мерил землю, ставил вешки.

По его команде детишки, что-то копали, перекладывали камни, рвали траву, таскали из рощи хворост. При том Ольга почти не присутствовала — возилась с чем-то в деревне.

Когда дело уже шло к времени ужина, волшебник осмотрел деяние рук своих. На первый взгляд поле совсем не изменилось.