Канун дня всех святых - Чарльз Вильямс

Его время пришло. Он может произнести перевернутое Имя. Впрочем, ему-то плевать на величие, заключенное в этом Имени. Все его усилия как раз и направлены на то, чтобы лишить его подлинного смысла, поэтому в первую очередь он лишил, его смысла для самого себя.

Теперь для него это уже не Имя, а простой набор вибраций, которыми он может управлять по собственному желанию. Он давно перестал думать, насколько богохульственен такой переворот; грех затерялся, как и множество обычных грехов обычных людей, где-то в прошлом. Для него за Именем давно уже ничего не стояло. Этим утром он нацелил силу вибраций на ближайшую из мертвых — на жену этого тупицы, заявившегося к нему вынюхивать какие-то нелепые тайны. Он уже звал ее, но она почему-то не пришла, зато пришла ее спутница по смерти та, которая оказалась более чуткой. Ей тоже найдется дело. Но сначала надо восстановить равновесие; туда, откуда пришла одна, должна уйти другая. Он притянул сюда душу другой женщины, и она ждет теперь неподалеку завершения действа. Закончив приготовления, он вошел в комнату дочери.

Хозяйка вошла вместе с ним. Для слуг он был иностранцем, практикующим врачом и давнишним другом семьи, который временами помогал мисс Бетти. Для порядка существовал, конечно, и настоящий врач. Он неплохо изучил печальное состояние своей подопечной и делал все необходимое. Им обоим сегодня придется признать, что больше они ничем не могут помочь пациентке. Но пока этот час не наступил, все должно оставаться по-прежнему. Поэтому ему понадобилась леди Уоллингфорд. Ладно, живую женщину привести нетрудно, а вот мертвая так и осталась в своем призрачном мире. На это его сил пока не хватало. Сумей он и ее вытащить сюда, бедная покорная душа могла бы хоть намекнуть ему, что в комнате есть еще кто-то. Сам он мог видеть только тех, кого вызывал, а вот Лестер, стоявшую у постели бедной провидицы, не только не видел, но даже не подозревал о ее присутствии. Тем более не догадывался он о спасительной взаимной любви, связавшей две одинокие души, как не догадывался и о другой, незнакомой ему прекрасной Бетти, поднявшейся некогда из мудрых вод озера. Впрочем, если бы ему и рассказали об этом, какое значение могли иметь для него детские воспоминания каких-то школьниц? Даже если это воспоминания о деяниях души. Для Саймона Клерка они ничего не значили, ему не дано было увидеть в бледной, изможденной девушке, лежащей на постели, веселые световые ручейки, за которыми теперь с удивлением наблюдала Лестер. Кровь Бетти словно преобразилась и, насыщенная сиянием, разносила по усталой плоти истинную благодать. Еще недавно и Лестер не увидела бы тайны, таившейся в крови Бетти, но взыскующая, пусть пока не без страха, новой жизни, искавшая и обретшая любовь, она видела теперь, не понимая, даже не пытаясь понять, что видит. Просто смотрела и видела. К этому она уже успела привыкнуть: если уж она что-то видела, это что-то было на самом деле. С понятием "верить или не верить своим глазам" она распрощалась решительно и навсегда.

Клерк стоял совсем близко. Лестер не вспомнила образ, виденный недавно на лестнице, а самого Клерка она не знала. Но когда высокая, властная фигура появилась в комнате, она почувствовала ту же природу. Как и тот, на лестнице, вошедший обитал в одном мире с ней. Та ночная встреча и теперь эта, дневная, ошеломили ее. Огромный плащ означал власть, облекавшую обоих незнакомцев, аскетичные лица дышали силой. Оба явления, так же как и смеющаяся Бетти, принадлежали к одному ряду, но в появившемся человеке сразу чувствовался хозяин или, по крайней мере, страж. Лестер оробела: прикажи он ей что-нибудь в этот момент, она бы подчинилась. Она знала, что обычные мужчины и женщины не видят ее, но когда его глаза так же невидяще скользнули мимо, она почувствовала себя скорее отверженной, чем незримой.

Великан (таким он представлялся ей) помедлил у кровати. Лестер ждала, готовая подчиниться его воле. Так же ждала у нее за спиной леди Уоллингфорд. Бетти беспокойно зашевелилась и повернулась на спину, оказавшись лицом к лицу со своим хозяином и отцом. Не оборачиваясь, он бросил через плечо:

— Запри дверь.

Леди Уоллингфорд подошла к двери, заперла ее, повернулась и осталась стоять, не снимая руки с дверной ручки. Клерк снова велел:

— Задерни занавески.

Она сделала, что требовали, и вернулась. Теперь комната тонула в полумраке, надежно запертая, отрезанная от всего мира живых. Клерк сказал ласковым голосом, словно будил ребенка:

— Бетти, Бетти, пора уходить.

Нет, он не пытался ее разбудить.

Лестер внимательно слушала. Она подумала, что великан дает Бетти какое-то поручение, но суровость и непреклонность голоса насторожили ее. Они же друзья, так почему бы ей не помочь Бетти выполнить это важное задание? Ее уже давно мучило желание поскорее найти свое место в этом мире, почувствовать руководство, получить какое-нибудь дело. Порывистая, вполне настоящая, только невидимая, она резко обернулась и заговорила:

— Позвольте мне… — но тут же осеклась, потому что глаза Бетти широко раскрылись и с тоской уставились на Клерка; пальцы девушки теребили край одела, — так часто делают умирающие. Много лет назад Лестер видела, как умирал отец. Она узнала этот признак. В полной тишине голос Бетти был едва слышен:

— Нет, нет.

Клерк подался вперед и вытянул шею. Сутулый, закутанный в плащ, он напомнил Лестер какую-то огромную птицу, не то грифа, не то орла, парящего высоко в небе, ожидающего возможности камнем рухнуть вниз, на свою жертву.

— Уходи! — слово было похоже на удар хищного клюва. Тело Бетти дернулось. Лестер невольно взглянула на грудь бедняжки — нет ли там крови от удара, и только после этого убедила себя, что ей почудилось. Но Клерк снова, словно вонзая разящий клюв, дважды повторил:

— Уходи! Уходи!

Слабый звук донесся от двери: леди Уоллингфорд резко выдохнула. Глаза у нее разгорелись, руки она стиснула, словно приготовившись швырнуть что-то, и вот из ее груди вырвалось слово, и осталось эхом звучать в комнате:

— Уходи.

Восприятие Лестер изменилось. Теперь она ясно понимала, что никогда не сможет ощутить прикосновение руки Бетти. Проверить вкусовые и обонятельные ощущения пока не представлялось возможности. Зато необычайно обострились зрение и слух. Не поворачивая головы, она видела все вокруг, слышала каждый звук отдельно, в то время как совсем недавно они наслаивались друг на друга. Перемена прошла для нее почти незамеченной, наверное, потому, что показалась естественной. Она не думала о себе — разве что как о части этого мира, зато прекрасно чувствовала подругу. Фигура в плаще все еще не вызывала у нее недоверия, но мелкие вибрации последнего сказанного слова уже проникли в нее, делая свою работу. Она видела, как сопротивляется Бетти, как не хочется ей повиноваться приказу. И тогда Лестер заговорила громко и страстно. Голос ее, по-прежнему неслышный находившимся в комнате, прекрасно слышали мириады вольных жителей Города; его слышали иные, но дружественные небесные силы, часто проходящие сквозь Город, ее голос звучал для прошлого, настоящего и будущего Города, для его вечности и для Того, кто является оплотом вечности и ее сутью. Для всех, кто слышал ее сейчас, легко покрыв несравненно более могущественные звуки непрестанного творения, Лестер воскликнула: