Кровь и лунный свет - Эрин Бити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жулиана поджимает губы, а я невольно их закусываю.
– Что нам делать все это время? – спрашивает она. – Ты сказал, у тебя есть для нас задание.
Симон ничего мне не говорил, и остается надеяться, что мы слегка отвлеклись. И, хотя он поделился своими самыми мрачными выводами, во мне просыпается ревность из-за того, что Жулиана знает то, чего не знаю я. Желая скрыть чувства, я принимаюсь собирать рассыпавшиеся наброски, пусть и не в том порядке, в котором они лежали.
– Верно. – Симон достает из шкафа саквояж и, встряхнув его от пыли, внимательно осматривает, нет ли в нем дырок. – Я хочу, чтобы вы поискали возможных жертв до Перреты.
Он уже несколько раз озвучивал эту идею.
– И с чего нам начать? – спрашиваю я.
– С записей моего отца, – уверенно отвечает Жулиана. – Он хранит их во Дворце Правосудия.
Я хмурюсь. Когда проходил суд над торговцем зерном и дошло до убийств, всем озвучили только, кто умер, где и в двух словах – как. «От удара ножом» или «От потери крови» – слишком расплывчатые формулировки. Да и род занятий женщин не озвучивался.
– Вы думаете, он записывает достаточно деталей, чтобы определить это?
Удовлетворившись состоянием саквояжа, Симон принимается запихивать в него одежду.
– Обращайте внимание на все более-менее подходящие случаи, а затем расспросите о них, – говорит он.
Помня, как неохотно разговаривали с нами люди о ночи, когда убили Перрету, сомневаюсь, что мы сможем собрать много сведений.
– Но пока не вовлекайте Ламберта – вряд ли он станет что-то скрывать от отца. И ничего не записывайте, – продолжает Симон.
Значит, Жулиана должна запомнить то, что мы узнаем. И, кажется, с этим у нее нет проблем. Она и записи ведет только для нас. Расследуй она дело сама – вообще бы не прикоснулась к перу.
Мои догадки подтверждаются, когда Жулиана поворачивается ко мне.
– Будет быстрее, если я сама посмотрю записи. – Едва я собираюсь возразить, как она, улыбнувшись, добавляет: – Я приду к тебе домой завтра утром, чтобы мы обсудили то, что мне удастся найти. Рада, что мы будем работать вместе.
Кажется, она говорит это искренне.
– Я тоже, леди Жулиана.
Симон закрывает плотно набитый саквояж и ставит его на стол. Я сжимаю в руках стопку набросков, сверху которой оказался рисунок практически обнаженного тела Перреты. Пока Симон перебирает вещи в портфеле, вынимает из него сломанное перо и баночку засохших чернил, я жду, когда он заберет листы, отчаянно желая, чтобы Жулиана ушла и оставила нас наедине еще на несколько минут. Наверное, ему хочется того же: он замирает на мгновение и оглядывается на нее.
– Ты, случайно, не знаешь, где мой плащ?
– Висит на кухне, – отвечает она и поворачивается к двери. – Я принесу его, а ты пока заканчивай прощаться с Кэт.
Могу поклясться, на ее лице мелькнула улыбка.
Как только Жулиана переступает порог, мое сердцебиение учащается в надежде, что Симон завершит прерванное, но все его внимание занимает портфель.
– Спасибо, что согласилась помочь Жулиане, пока меня не будет, – говорит он.
От разочарования я крепче стискиваю наброски.
– Не думаю, что моя помощь ей нужна.
– Ошибаешься. – Он перекидывает ремень через голову, чтобы он лежал поперек груди. – У Жулианы прекрасно получается собирать кусочки головоломки и сохранять их в памяти, но только тебе удается сложить их в картину.
В данный момент мне плевать на Жулиану. Мне хочется поговорить о том, что происходит между нами, и о том, считать это началом чего-то большего… или концом.
– Симон, я…
– Катрин, – перебивает он. А затем вздыхает. – Я не знаю. – На его лице появляется неуверенная улыбка. – Но буду скучать по тебе.
Я смотрю в пол.
– Я тоже.
Симон протягивает руку, чтобы забрать наброски, и я начинаю поднимать руку, но тут же замираю. Верхний рисунок – с Перретой – лежит вверх ногами, а я никогда не смотрела на него с такого ракурса.
Наверное, Симон посчитал, что моя нерешительность вызвана неловкостью из-за наших последних слов. Он успевает забрать листы за секунду до того, как они бы выскользнули у меня из рук.
А я на самом деле просто поняла, где видела узор, получившийся от семи ножевых ранений. У себя на животе. Мне даже мысль не приходила сопоставить это: свои синяки я видела только сверху.
Дыхание перехватывает, а юбка, кажется, еще сильнее стискивает ноющую талию. Мне даже кажется, что я слышу шепот: «Разве ты не помнишь? Ты же была там».
Я молча следую за Симоном вниз по лестнице на улицу, где нас уже поджидает Ламберт, удерживающий под уздцы небольшую запряженную лошадь, способную ехать без отдыха несколько часов. Пока Симон прикрепляет саквояж и портфель, а потом взбирается в седло, Ламберт улыбается мне и заводит светскую беседу, но я отвечаю лишь кивками и полуулыбками. Жулиана выходит на улицу и протягивает Симону плащ, который тот перекидывает перед собой. За последний час небо затянуло облаками, так что теплая одежда скоро понадобится…
– Счастливого пути, кузен, – протягивая руку, говорит Ламберт.
Симон крепко пожимает его ладонь.
– Спасибо. Присматривай за Жулианой, пока меня не будет.
На лице Ламберта вспыхивает раздражение. Наверное, я бы почувствовала то же самое, посоветуй новый строитель святилища делать то, что я делаю уже несколько лет.
– Обязательно, – все же говорит он.
Когда Симон вновь переводит взгляд на меня, я невольно задерживаю дыхание.
– Не забудь о том, что я тебе говорил.
– О чем именно? – не могу не спросить я.
– Обо всем. – Симон подталкивает лошадь коленями, но перед тем, как отвернуться, добавляет: – Но особенно о последнем.
У меня в голове все еще вертятся его слова о том, что, по его мнению, мне нечего скрывать, хотя на самом деле я скрываю больше, чем кто-либо еще.
Глава 25
– Боже, какой беспорядок! – Жулиана стоит у открытого окна мастерской, выходящего на оживленную улицу.
За ее спиной переминается Ламберт.
Вытирая руки, я направляюсь к ним.
– Вы не видели, что тут творилось несколько дней назад.
Я специально притворялась, что занята восстановлением модели святилища, чтобы магистр Томас не давал никаких поручений и у меня появилась возможность уйти с Жулианой. Только архитектор все еще дома.
Прищурившись, Ламберт заглядывает в окно. Его взгляд задерживается на помятом пергаменте с именами погибших, который прикреплен чуть
