Екатерина II - Иона Ризнич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уничтожение Запорожской Сечи
Восстание Пугачева подтолкнуло Екатерину к решению вопроса, беспокоившего русских правителей еще со времен Петра I. В низовьях Днепра существовал ряд укрепленных казачьих поселений со своим самоуправлением, объединяемых под общим названием Запорожская Сечь. По сути, это было государство в государстве. Сечь располагалась вблизи переправ через Днепр, чтобы противодействовать набегам крымских татар. Но после присоединения Крыма к России существование Запорожской Сечи стало неактуальным. А вот проблем вольнолюбивые казаки могли причинить немало! Еще Петра Великого беспокоили сообщения, что запорожцы могут выступить против него. После предательства гетмана Мазепы Петр взял Сечь приступом и разрушил ее. Но укрепленные лагеря казаков несколько раз восстанавливались, несмотря на запрет со стороны правительства. Дошел до нас анекдот, что будто бы раз, беседуя с одним из запорожских казаков, Потемкин сказал:
– Знаете ли вы, что у меня в Николаеве строится такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сече будет слышно?
– То не диво, – ответил запорожец, – У нас в Запорозцине такие кобзары, що як заиграють, то аже у Петербурги затанцують.
Неизвестно, была ли в действительности произнесена подобная угроза, или это вымысел, но анекдот точно отражает суть противостояния Петербурга и запорожцев. Екатерина никогда не ограничивалась полумерами и окончательно решила судьбу Запорожской Сечи: 3 августа 1775 года она подписала манифест «Об уничтожении Запорожской Сечи и о причислении оной к Новороссийской губернии».
Но, будучи мудрой правительницей, вслед за карательными мерами Екатерина тут же применила и поощрение. Она отдала казакам земли между рекой Кубанью и Азовским морем. Там был основан город Екатеринодар, первоначально как военный лагерь, а позднее как крепость.
Губернская реформа
Умница Екатерина сделала совершенно правильные выводы: местные власти не уследили за бунтовщиком и допустили перерастание локальной вспышки в бедствие для всей страны. Значит, местное самоуправление необходимо реформировать!
Губернии в России появились еще при Петре I. Вначале их было восемь, потом двадцать. Они делились на провинции, которые в свою очередь подразделялись на уезды, а всем этим управляли воеводы и канцелярии, обладавшие фактически бесконтрольной властью. В 1775 году Екатерина решительно изменила систему местного самоуправления: число губерний выросло до пятидесяти, а вот провинции Екатерина ликвидировала, тем самым сократив бюрократию. Каждая губерния включала в себя 300–400 тысяч человек и делилась на уезды по 20–30 тысяч человек. Губернией управляли губернаторы, подчинявшиеся генерал-губернатору, который курировал несколько соседних губерний и отчитывался перед императрицей.
Изменила Екатерина и систему суда, он стал сословным: для дворян – суд, для мещан – магистрат, а для крестьян – расправа.
Визит Дидро
В самом начале крестьянской войны в Петербург пожаловал дорогой гость – шестидесятилетний философ Дени Дидро, давний корреспондент Екатерины и один из ее «учителей». Он предполагал остановиться у своего друга скульптора Фальконе, работавшего над памятником Петру I. Тот жил в сохранявшихся еще тогда пристройках старого деревянного Зимнего дворца на Невском.
Но встреча с Фальконе обернулась конфузом: оказалось, что к тому неожиданно нагрянул его сын, и все комнаты заняты. Положение спас сопровождавший Дидро Василий Нарышкин, немедленно предоставивший ему комнаты в своем роскошном особняке на Владимирском проспекте, намного более удобные, нежели аскетичная мастерская скульптора. Приближенный императрицы и усвоивший ее образ мыслей Нарышкин, прекрасно понимал: знаменитый философ вернется во Францию, и там, по его словам, будут судить о России. А значит принять Дидро нужно на высшем уровне!
Вторым конфузом чуть было не стал первый же визит философа во дворец: на торжества по случаю бракосочетания наследника Павла Петровича Дидро собирался пойти в обычном черном костюме, ну а черный цвет был запрещен при дворе. К тому же его наряд был далеко не новым и для праздника совершенно не подходил. Но Нарышкин вовремя заметил оплошность и предложил французскому гостю переодеться в модный роскошный костюм из цветной ткани с богатой отделкой. Дидро был несколько смущен, но заботу оценил.
Он пробыл в Петербурге около пяти месяцев и все это время ежедневно встречался с императрицей и беседовал с ней. Увлекающийся, пылкий Дидро обильно жестикулировал и случалось, что во время разговора он хватал императрицу за руку, фамильярно хлопал по ноге, забывая, что перед ним дама, а не его собрат-философ, стучал кулаком по столу. Екатерина жаловалась, что после этих бесед у нее все бедра в синяках, и наконец придумала поставить между собою и темпераментным французом столик.
Очаровывать людей Екатерина умела прекрасно, и Дидро не устоял перед ее обаянием. Он был восхищен своей собеседницей, у которой «душа Брута соединилась с обликом Клеопатры, потому что ее любовь к истине не имеет пределов, а в делах своего государства она разбирается как в своем хозяйстве… Что за правительница, что за удивительная женщина!»
Екатерина, в свою очередь, была изумлена его «неутомимым воображением» философа и причисляла Дидро к «самым необычайным людям, когда-либо жившим на свете».
Российские обычаи, образ жизни интересовали Дидро, он изложил свои вопросы на бумаге и получил ответы в письменном же виде. Однако, как только речь заходила об отношениях помещиков и крепостных крестьян, императрица уходила от ответов. Она слишком хорошо познала реалии русской жизни, и ясно понимала, сколь далеко от них отстоят прекраснодушные философские мечтания.
«Не существует никаких условий между земледельцами и их крепостными, но всякий здравомыслящий хозяин, не требуя слишком многого, бережет корову, чтобы доить ее по своему желанию, не изнуряя ее», – уклончиво объясняла Екатерина. Прекрасно зная, что многие ее кавалерственные дамы, блистающие красотой и изяществом на балах, у себя в поместьях в качестве развлечения порой приказывают сечь своих крепостных. Не за провинность, а просто чтоб развеять скуку. Об этом она Дидро не рассказывала.
Ничего не сказала она философу и том, как решительно были отвергнуты депутатами те статьи ее Наказа, в которых речь шла о послаблениях крестьянству. Напротив, депутаты требовали новых гарантий своих помещичьих прав. И Екатерина была вынуждена идти им навстречу.
Итог своих «политических» разговоров с Дидро Екатерина подвела в следующих словах: «Я часто и долго беседовала с Дидро; он меня занимал, но пользы я выносила мало. Если бы я руководствовалась его соображениями, то мне пришлось бы поставить все вверх дном в моей стране: законы, администрацию, политику, финансы, и заменить все неосуществимыми теориями. Я больше слушала, чем говорила, и поэтому свидетель наших бесед
