Чемульпо-Владивосток - Александр Чернов

   - И когда же вы у себя на западе поймете, что для нас, японцев, долг важнее, чем жизнь? Мне на берегу делать нечего, если это не пирс Йокосуки, к которому пришвартован "Ниссин"!

   - Там вы сможете оповестить о захвате крейсеров адмирала Того, и у него будут неплохие шансы нас перехватить. Это единственное, что вы можете сделать для того, чтобы ваш "Ниссин" не был переименован в "Сунгари" и попал в Йокосуку, а не во Владивосток.

   - А если победите вы?

   - Вы складываете оружие и даете слово, что до схода на берег во Владивостоке никакого сопротивления или сеппуку ни в вашем исполнении, ни от кого из ваших людей я не ожидаю.

   - А что помешает Вашим людям перебить нас всех после того, как я вас зарублю, мой наивный молодой друг с "Варяга", простите, не запомнил вашего имени?

   - Слово русского офицера и дворянина. Большего предложить не могу. Но поверьте, этого достаточно.

   - Олл райт, я принимаю Ваши условия, все равно у нас нет никакого оружия, кроме моей катаны и вакидзаси. Посмотрим, умеют ли русские офицеры держать слово, если им это не выгодно. Мы выходим...

   - Умеем. Тем и отличаемся от некоторых из наших с вами британских коллег.

   Лязгнули задрайки водонепроницаемой двери и в коридор вышли восемь последних защитников "Ниссина", поддерживающие еще одного, раненого. Первым с гордо поднятой головой, мягкой походкой опытного бойца шел Масао. В левой руке он держал катану в черных лаковых ножнах. По мягко отражавшимся на них бликам огня, горевшего в одной из не прикрытых топок второй котельной, Василий понял, что они скрывают клинок старинной работы.

   В отличие от своих товарищей самурай был одет в кимоно, что и понятно: времени на переодевание после занятий Кен-до у него не было. Это придавало сцене черты какого-то мистического, мрачного средневекового ритуала. Всем своим видом Масао выражал спокойствие и сосредоточенность перед лицом ожидающей его неминуемой смерти. Василий так и не понял, как это удавалось японцу, притом, что на его лице застыла непроницаемая маска, не отражающая никаких эмоций. Коротко поклонившись будущему сопернику, азиат холодно произнес только одно слово:

   - Начнем?

   Поклонившись в ответ, Балк задал встречный вопрос:

   - Каковы правила нашего поединка, господин лейтенант?

   - Мой юный друг, какие правила могут быть на войне? - глаза Масао оставались спокойными и непроницаемыми.

   - Ну, например, поединок ведется до смерти или до первого ранения? Какое оружие может быть использовано?

   - Какая страна будет владеть этим прекрасным крейсером? Это вопрос жизни и смерти, не так ли? А по поводу оружия, вам все же нужна катана? Или что вы имеете в виду? Деритесь, чем хотите.

   - Со своей стороны я обещаю прекратить поединок и оказать вам медицинскую помощь, если ранение не позволит вам продолжать бой...

   - Мичман, не стоит тянуть время. Вы готовы к поединку или...

   - По поводу оружия, я только хотел уточнить вопрос использования револьверов, типа этого.

   Масао так и не понял, откуда в руке Балка материализовался наган, но к моменту когда он выхватил меч их ножен, черный зрачок ствола уже смотрел ему прямо между глаз. От самоубийственного рывка с мечом на пулю Масао спас спокойный голос русского мичмана. А также то, что револьвер по дуге отлетел в толпу казаков и русских матросов за мгновение до того, как он прыгнул.

   - Как видите, Россия немного ближе к востоку, чем Британия. Мы не столь склонны к обжуливанию противников. И более щепетильны в вопросах чести, Масао-сама. Хотя де-юре, после Вашего отказа от ограничений на используемое оружие, я мог прострелить Вам голову. И с точки зрения британского джентльмена, не нарушил бы данного слова. На будущее будьте осмотрительнее с белыми противниками, любезный лейтенант. И давайте больше не будем пытаться вывести противника из себя до боя. А драться я буду русской шашкой, привычнее, знаете ли.

   Масао, на лице которого опять прочно обосновалась маска невозмутимости, на секунду сорванная яростным порывом самоубийственной атаки, снова коротко поклонился оппоненту, но на этот раз в поклоне неуловимо присутствовало уважение к достойному сопернику.

   "Зараза, и как он это делает?" - завистливо подумалось Балку.

   - Уважаемый мичман Балк...

   "Смотри-ка, а имя-то запомнил, хитрец" - пронеслось в мозгу Василия.

   - ...я рад бы пообещать, что тоже попытаюсь сохранить Вам жизнь, но когда на кону стоит судьба броненосного крейсера Японского Императорского Флота, я не могу позволить себе рисковать. К тому же, Вы выглядите слишком серьезным противником, чтобы не драться с Вами во всю силу. Прошу прощения за мои недостойные попытки над вами подшутить, и давайте приступим.

   - А, и правда! Приступим. Вам, кстати, не кажется несколько сюрреалистичным, что на заре XX-го века судьба новейшего крейсера решается в поединке двух человек на средневековым клинковом оружии?

   В ответ японец в первый раз с момента встречи улыбнулся.

   - Знаете, Балк-сан, мне правда очень жаль, что Вы мой враг, и мне придется Вас убить. С Вами было бы очень интересно поговорить. Но, увы...

   - Ну, как говорят у нас в России, человек предполагает, а Господь располагает. Если пройдет по-моему, то еще заболтаемся.

   Мило беседуя, противники прошли к центру котельного отделения номер два, где коридор между котлами расширялся до четырех метров. Там они разошлись на десяток шагов, извлекли клинки из ножен, синхронно, будто неделю репетировали, отсалютовали друг другу (при этом на клинках метались отблески кроваво-красного пламени из топок) и начали медленно сближаться. За ними, затаив дыхание, молча следили болельщики, русские казаки и моряки обеих национальностей.

   Когда противники не защищены доспехами, долгий поединок на мечах, со звоном, парированиями, злобными взглядами друг другу в глаза над скрещенными мечами - это чистый Голливуд. Одного удачного удара достаточно для переведения противника в список "бывших противников". Поэтому поединьщики сближались осторожно, медленно и долго.

   Масао держал катану двумя руками, традиционным японским хватом - клинок параллельно полу, рукоять катаны у правого уха, корпус развернут левым боком к противнику, ноги согнуты в коленях. Он справедливо рассчитывал, что европейцу с такой стойкой сталкиваться не приходилось, и имей он дело со своим современником, так оно бы и было.

   Балк, медленно приближался в классической европейской фехтовальной стойке - шашка в правой руке, левая отведена назад для поддержания равновесия при уколе, ноги пружинисто полусогнуты. На то, чтобы убедительно смотреться в этой стойке, Балк потратил не один час перед зеркалом, ибо классическим фехтованием в своем времени не увлекался, а демонстрировать японцу свое близкое знакомство именно с восточными единоборствами не стоило.

   После долгого и медленного сближения на три метра и пары ложных выпадов, проигнорированных невозмутимым Масао, Балк пошел, наконец, в атаку. Он, казалось, поставил все на один укол, причем целью избрал ближнюю, левую ногу противника, выдвинутую в его сторону.

   Масао был неприятно удивлен скоростью, с которой наносил укол его противник, и приятно тем, что тот фактически подставился под коронный японский рубящий удар в шею. Этим ударом его предки-самураи снесли не одну сотню буйных голов за века бурной японской истории. Где-то в глубине души японца молнией промелькнуло сожаление, что чем-то понравившегося ему русского придется все же убить, а тело уже выполняло заученную за годы тренировок до мелочей комбинацию.

   Левая нога по дуге скользит назад и в сторону, заставляя противника еще дальше провалиться в погоне за ускользающей целью, потом на нее переносится основной вес тела, за счет чего в удар вкладывается вся масса тела. Катана описывает красивую дугу и, ускоряясь до немыслимой скорости, несется почти параллельно полу к шее русского. Навстречу ей, в тщетной попытке отразить удар, взлетела ЛЕВАЯ РУКА мичмана, что вызывало в мозгу Масао грустную усмешку: "И он считал себя МАСТЕРОМ? Катана снесет и руку и голову, и не особо замедлится, мой прадед как-то перерубил три тела разбойников одним ударом. После чего этот молодой идиот продолжит свой бессмысленный выпад, без головы он мне по ноге все одно не попадет."

   На чтение описания этого эпизода у читателя ушло раз в десять больше времени, чем он занял. В бою мысль и чувства ускоряются, так же, как и тела. Последнее, что запомнил Масао перед тем, как катана врубилась в предплечье Балка, это выражение его глаз - там не было растерянности проигравшего или страха! Они были абсолютно спокойны, и к тому же заполнены торжеством.

   За оставшиеся миллисекунды лейтенант успел подумать, что то-ли русский спятил, то-ли он сам.