Исцеляющая любовь - Эрик Сигал

— Но у него хватило ума уехать из Германии до войны, — возразила Ханна и немедленно пожалела, что их беззлобная перебранка зашла так далеко. — Прости меня, Хершель. Я слишком увлеклась.

— Нет, ты права. Если бы мы тогда уехали вместе со Стефаном, наша Шарлотта теперь была бы жива. И мы с тобой были бы живы.

— Но мы…

— Нет, — серьезным тоном возразил он, — мы с тобой только дышим. Но в мире, где столько наших собратьев обращено в прах, мы больше не можем считать себя живыми.

Почти через год после своего освобождения они наконец ступили на американскую землю. Ландсманны приехали из самого Кливленда встречать их теплоход. В толпе эмигрантов, смущенных, радостных, ощущающих свою вину за то, что остались в живых, слезы лились рекой.

Стив и Рахель подыскали Ландсманнам небольшую, но уютную квартирку в пригороде Кливленда, где находился и их «милый домик с милым садиком».

Против воли Хершель был вынужден пойти работать к брату. Выбор у него был невелик, но он мечтал о независимости, о возможности создать своей обожаемой жене ту же жизнь, какую Стив создал для Рахель.

Однако было и еще одно дело, не терпящее отлагательств. Через американский Комитет ветеранов ему удалось узнать домашний адрес покойного полковника Авраама Линкольна Беннета. Это был Миллерсбург, небольшой поселок в Джорджии примерно в получасе езды от Форт-Гордона, куда был приписан полковник Беннет.

Хершель попытался связаться с его семьей по телефону, но выяснилось, что такового у них попросту нет. Ничего не оставалось, кроме как ехать туда самим. Сложив небольшой чемодан, они с Ханной отправились в свое первое американское путешествие.

Дорога заняла два дня. В первый вечер Хершель стал искать место для ночлега. Ему приглянулось белое деревянное строение «Дикси-Бель-Инн» на южной окраине Ноксвилла в штате Теннесси, он въехал на стоянку, поправил галстук и вошел с намерением снять номер.

Клерк за стойкой был отменно вежлив. Но номера не дал.

— Прошу меня извинить, сэр, но, к сожалению, наше заведение не принимает таких, как вы.

Хершель опешил.

— Таких, как я? Это каких же? У меня есть деньги. Наличные. Вот, посмотрите. — Он достал бумажник.

Клерк только улыбнулся и покачал головой:

— Нет, сэр. Боюсь, вы не поняли. Это политика заведения. Допуск негров и евреев категорически запрещен.

— Не понимаю… — Хершель не верил своим ушам.

— Не понимаете чего, сэр? — осведомился клерк. — Связи между неграми и евреями? В наших краях принято считать, что первые — черные снаружи, а вторые — внутри. Приятного вам вечера!

С ноющим сердцем Хершель вернулся к машине и пересказал жене весь разговор.

— А как вообще они узнали, что я еврей? — вслух подивился он.

— Хершель, дорогой, признайся: ведь твой акцент далек от языка, на котором говорил Джордж Вашингтон. Я думаю, надо поискать место, где «таким, как мы», дадут поесть, а переночуем в машине.

На другое утро они прибыли в Миллерсбург. Это была захолустная сонная деревушка цвета выжженной солнцем глины. Хершель плохо спал ночью (на парковке у забегаловки). Ему не давал покоя вопрос, как лучше искать адрес Беннетов — через полицию или через почту. Еще не избавившись от страха перед любой униформой, а тем более военной, он выбрал почту. В отличие от кливлендской она располагалась не в большом каменном здании, а совсем наоборот — в убогой пристройке к местной аптеке.

— Конечно, я помню полковника, — сказал аптекарь с южным гостеприимством. — Но, если позволите… Чего вы хотите от его семьи? Вернее, от ее остатков.

— Хм… — замялся Хершель. — Почему остатков?

— Видите ли, вам должно быть известно, что сам полковник умер. Полагаю, вы уже видели его имя в верхней строке списка наших героев в мэрии. Вместе со всеми павшими белыми! А Лоррен уже давным-давно умотала из этой дыры с каким-то хлыщом из Атланты по имени Дэн. Здесь остались только старая мисс Беннет и малыш Линк.

— А не скажете, где они живут?

— Послушайте, мистер, где же еще могут жить черные, как не в Ниггертауне?

— А где это?

Аптекарь фыркнул:

— Друг мой, ступайте по главной улице до конца, а там вас нос выведет.

Взору Ландсманнов предстали два ряда лачуг, различавшихся только цветом облупленных досок, некогда коричневых, зеленых или красных. Тут и там висели жестяные почтовые ящики с фамилией адресата. Фамилия Беннет была выведена, пожалуй, поаккуратнее других.

Под пристальным взглядом нескольких соседей, сидящих у своих дверей, Хершель и Ханна постучали в дверь. Открыла крупная негритянка с зачесанными назад седыми волосами.

— Чем могу быть полезна? — спросила она, с любопытством оглядывая гостей.

— Мы ищем дом полковника Линкольна Беннета, мэм, — вежливо ответил Хершель.

— Вы что, не знаете, что мой сын умер? — В голосе старухи послышалось возмущение, смешанное с горем.

— Знаем, мэм. Мы были знакомы в Европе… в его последние дни. Меня зовут Хершель Ландсманн. А это моя жена Ханна. Ваш сын спас меня, а потом бился с докторами, чтобы те спасли мою жену. Мы хотели побывать у его родных, чтобы выразить всю свою благодарность.

Элва Беннет с минуту колебалась, не зная, как поступить. Наконец она сказала:

— Не хотите войти?

Ландсманны кивнули. Она открыла сетчатую дверь и впустила гостей.

— Хотите холодного чая?

— Да, было бы чудесно, — ответила Ханна, входя в гостиную.

На каминной полке стояла крупная фотография Линка в форме. Рядом лежали его погоны и многочисленные награды.

Миссис Беннет вернулась с тремя большими кружками, и все уселись: хозяйка — в видавшее виды кресло, Ландсманны — на не менее потрепанный диван.

— Стало быть, — сказала пожилая женщина, теперь уже с дружелюбной улыбкой, — вы были знакомы с моим Линкольном?

— Лучше человека я не встречал, — сказал Хершель совершенно искренне.

Миссис Беннет была того же мнения.

— Будь он белым, ему бы дали четырехзвездного генерала. И это истинная правда.

Ландсманны кивнули:

— Мы с вами совершенно согласны.

Наступило неловкое молчание. Как объяснить цель своего визита? Хершель попытался тактично поднять эту тему.

— Миссис Беннет, мы с женой недавно прошли через такое, что я не возьмусь и описать.

— Из последних писем Линка я имею некоторое представление, — сочувственно произнесла та.

— Ваш сын, — продолжал Хершель, — ваш сын для нас стал как ангел-хранитель. После стольких лет унижений, которые мы пережили, он был к нам так добр! Вы себе представить не можете, какая это для нас утрата!

Хершель все никак не мог перейти к делу. Ему на помощь пришла Ханна:

— Мы подумали, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь…

— Я не вполне понимаю, мэм, — удивилась миссис Беннет.

— Его сын… — начал Хершель. — Линкольн так часто говорил о том, какие он связывает с ним надежды и мечты… Мы хотим сделать так, чтобы эти мечты осуществились.

— С ним все в порядке? — спросила Ханна. — То есть он с матерью?

— Увы, у Линка-младшего матери нет, — ответила бабушка, и в глазах ее внезапно сверкнул гнев.

— Не понимаю, — вскинула брови Ханна.

— Видите ли, — вздохнула миссис Беннет, — это долгая и грустная история. Эти двое никогда между собой не ладили, еще до того, как Линка призвали служить в Европу. На самом деле как раз к тому времени, как он… погиб, адвокаты заканчивали готовить бумаги к разводу. Но как только она узнала, мигом прискакала назад.

— Из-за мальчика… — предположил Хершель. — Должно быть, о нем беспокоилась?

Элва Беннет энергично помотала головой:

— Из-за десяти тысяч долларов, мистер Ландсманн! Это страховка, которая положена ближайшему родственнику военнослужащего в случае гибели. И с тех пор она каждую неделю таскалась сюда аж из Атланты, чтобы проверить, не пришел ли чек. Который, разумеется, в конце концов пришел.

Она все больше распалялась.

— И вы можете себе представить, мистер Ландсманн, что за все эти поездки она ни разу не явилась взглянуть на своего сына! А для правительства она была «ближайшей родственницей»! Эта женщина….

Тут она расплакалась. Ханна принялась ее гладить по плечу, а Хершель вслух рассуждал:

— Никак не пойму, миссис Беннет, уж вы меня простите! Почему мальчик не живет с матерью? Это же так естественно!

Печаль бабушки сменилась возмущением:

— С чего это она станет жить с ребенком, которого никогда не желала? Она так и не простила Линку, что он не разрешил ей избавиться от него еще до рождения. Лоррен воображала себя важной леди, она не желала иметь такую «обузу». Она вообще не выносила нормальную повседневную жизнь, то и дело одна ездила в Атланту и пропадала там по нескольку дней кряду. А мальчика с первого дня растила я.