Исцеляющая любовь - Эрик Сигал

Она вытерла слезы платком, который ей протянула Ханна, и стала извиняться:

— Вы меня простите. Не надо было мне так говорить. Священное Писание учит, что ненависть — это грех.

Хершель сделал еще одну попытку деликатно объяснить цель своего приезда.

— Миссис Беннет, пожалуйста, не обижайтесь, но могу я узнать, не испытываете ли вы с внуком каких-нибудь финансовых затруднений?

Она помялась, но потом сказала:

— Нам хватает.

— Ну пожалуйста! Я вас спрашиваю потому, что мы хотим хоть что-то для вас сделать. В знак благодарности. — Он надеялся, что искренность, с какой он это произнес, вызовет доверие с ее стороны.

Пожилая женщина нехотя призналась:

— Конечно, когда был жив сын, мы всегда получали часть его жалованья. Каждый месяц. Как часы. Когда это прекратилось, я стала рассчитывать на страховку, надеялась, что она поможет нам продержаться, пока маленький Линк не подрастет и не пойдет работать.

— А сколько ему сейчас? — поинтересовалась Ханна.

— В следующем месяце стукнет одиннадцать. Двадцать седьмого числа.

— Следовательно, до работы ему еще очень и очень далеко, — заключил Хершель.

— В наших краях большинство ребят начинают работать уже в четырнадцать, а если роста хватает, то и раньше.

— Печальный факт! Я знаю, отец мечтал, чтобы он получил образование. Даже высшее.

— Эта мечта умерла вместе с ним, — тихо констатировала бабушка.

Хершель с Ханной переглянулись. Они читали мысли друг друга.

— Миссис Беннет, — начала Ханна, — то, чем мы обязаны вашему сыну, не имеет цены. Мы почтем за честь, если вы позволите нам помочь.

— Мы люди небогатые, — подхватил Хершель, — но у меня есть работа, я могу откладывать. И когда подойдет время, молодому Линкольну будет на что учиться в колледже.

Элва Беннет была несказанно обрадована и одновременно смущена.

— Мистер Ландсманн, как вы не поймете: отсюда до самой Атланты не найти ни одной школы для цветных, которая могла бы подготовить его к поступлению в колледж! А шансов на то, что ему здесь дадут учиться в платной школе, никаких.

Ландсманны пришли в замешательство. Подобных сложностей они не предвидели. После растерянного молчания Ханна предложила:

— Миссис Беннет, там, где живем мы, на Севере, насколько я знаю, есть прекрасные школы, куда мальчик мог бы ходить. А это открыло бы ему дорогу и в колледж.

Элва пришла в еще большее смущение. С чего бы чужие люди стали платить за образование ее внука? К тому же белые? Тем не менее она продолжила обсуждение вопроса, заодно испытывая Ландсманнов.

— Вы думаете, он мог бы поступить в какую-нибудь школу на Севере? В наших школах для черных учат только читать и писать, да и то через пень-колоду. У Линка в классе шестьдесят один ученик. Если честно, я не уверена, что учитель даже знает, как его зовут.

Испугавшись, что бабушка откажет им в их просьбе, Хершель выпалил:

— Мы можем нанять ему репетиторов. Правда, миссис Беннет, мы наймем ему лучших учителей! А потом отдадим в лучшую частную школу.

Хершель увлекся и не замечал изумленного взгляда жены.

— Мы говорим это от чистого сердца. Мы хотим дать вашему внуку возможность достичь всего, о чем мечтал для него его отец.

Элву раздирали противоречивые чувства. Если эти люди говорят серьезно, если они и в самом деле переведут Линка в частную школу, тогда с чем останется она? С фотографиями? Воинскими медалями? Воспоминаниями? Одна в пустом доме?

Интересно, думала она, что говорит об этом Писание? На ум немедленно пришли слова из Притчей Соломона: «Благословен обретший мудрость… Хотя за это отдашь все, зато обретешь понимание». Это был ее долг перед внуком. Больше того — перед сыном. Но она оттягивала болезненное решение и задала еще один вопрос:

— Что конкретно вы имели в виду?

— Видите ли, — ответил Хершель, — я слышал о так называемых частных школах-интернатах, готовящих к поступлению в вуз. Там он мог бы жить вместе со своими сверстниками. А есть и школы без пансиона.

Он опять переглянулся с Ханной.

Она неуверенно сказала:

— Он… Линкольн мог бы жить у нас.

Элве нелегко было осмыслить саму перспективу, что внук станет жить в чужой семье. К тому же белой. И не только белой, но и…

— Послушайте, ведь вы, кажется, иудеи?

— Мы евреи, но не религиозные, — поправил Хершель.

— Но во Всевышнего вы верите?

Ханна не дала Хершелю признаться в своем атеизме.

— Да-да, конечно, — поспешно вставила она.

— А он сможет ходить в баптистскую церковь?

— Уверена, что церковь мы ему найдем, — заверила Ханна.

Бабушка опять погрузилась в раздумье.

— Когда-то ваш народ был в египетском рабстве…

Хершель снова кивнул:

— Да, но это было очень давно.

— Мой дед был рабом, и совсем недавно. Нашим Моисеем был мистер Линкольн. Думаю, это нас отчасти роднит.

— Миссис Беннет, мы прекрасно знаем, что такое гонения, — добавила Ханна.

Наконец Элва спросила:

— А как вы думаете все это осуществить?

Ханна ответила осторожно, уже и сама загоревшись идеей мужа.

— Мы заберем его в Кливленд. Он будет жить с нами как член семьи. Мы будем обращаться с ним, как обращались с… — голос у нее надломился, — с ребенком, которого мы потеряли.

Элва еще немного подумала, а потом объявила:

— Я не могу принимать такое решение одна. Линк уже большой мальчик. Он должен сам это решить.

— А в котором часу он приходит из школы? — спросил Хершель. Сердце его учащенно забилось.

— По-разному. Иногда задерживается, чтобы погонять мяч с ребятами. — Она улыбнулась. — Он настоящий, понимаете? Каким был его отец.

— Может, нам пойти его встретить? — неуверенно предложил Хершель. — У меня тут машина. Если вы будете так любезны поехать с нами и показать дорогу…

— Да что вы, какая машина! Это совсем рядом. Школа для черных находится там, где ей и надлежит быть. — Она иронично улыбнулась. — За железной дорогой.

Хершель узнал его сразу.

Даже если бы он не был самым высоким и самым быстрым игроком на пыльной школьной баскетбольной площадке с кольцами без сетки, он без труда узнал бы в нем сына Линкольна Беннета. В его глазах были ясность, жар и целеустремленность. Ошибки быть не могло.

— Я его позову, — вызвалась Элва.

— Нет-нет, — возразил Хершель. — Мы не спешим. Можем подождать. — «И понаблюдать, — добавил он про себя. — Красивый парень! Отец мог бы им гордиться».

Через несколько минут игроки заметили чужаков: белую пару, которая глазела на них от боковой линии. Кто еще такие? Школьные инспектора? А почему с ними Элва Беннет? Неужели Линк что-то натворил?

Игра прервалась, и Линк, продолжая ловко вести мяч то одной, то другой рукой, то за спиной, направился к бабушке.

Стоило ей представить гостей как «знакомых твоего папы по войне», как парень остановил мяч и посерьезнел.

— Вы правда его знали? — спросил он.

— Знали. И он всегда говорил о тебе. Он тобой гордился. Поэтому мы и решили с тобой повидаться.

Мальчик поморщился, сдерживая слезы.

— Может, пойдем куда-нибудь и съедим мороженого? — тактично предложила Ханна.

Все остались ждать на улице, а Хершель зашел в лавку и купил по рожку мороженого в шоколадной глазури. После этого они не торопясь пошли назад к дому Беннетов, старательно избегая главной темы.

Молодому Линку Хершель сразу понравился. Но полученное приглашение его ошеломило. И испугало.

— То есть мне придется уехать от бабушки? — робко спросил он.

— Ты сможешь навещать ее на Рождество и в каникулы, — предложил Хершель и поспешил добавить: — А если тебе у нас не понравится, мы тебя держать не станем.

— Может быть, согласишься хотя бы попробовать? Ненадолго? — мягко предложила Ханна.

Встревоженный и раздираемый внутренними противоречиями, Линк взглянул на бабушку. Та повернулась к Ландсманнам и сказала:

— Думаю, нам с внуком надо это обсудить наедине. Вы не оставите нас ненадолго одних?

Хершель с Ханной хором согласились.

— Мы можем заехать завтра утром, если хотите, — сказала Ханна.

— Да, думаю, это будет лучше всего, — кивнула Элва. — Мне надо помолиться, чтобы Господь меня вразумил. А еще нам обоим нужно спросить у своего сердца.

— Хершель, ты в своем уме? Ты, наверное, забыл, что еще не разбогател? Теперь этот чудный мальчик станет мечтать о частных школах и даже о репетиторах. Что на тебя нашло? Ты не забыл, что у нас в банке пусто?

— Помню, помню, — вполголоса ответил муж. — Но мне так хочется это сделать, что я готов отдать все…

— Дорогой, давай смотреть правде в глаза, — ответила Ханна. — Нам нечего отдавать!