Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов

— За спекулянтами может следить полиция. Не сменишь ли квартиру?

— Я уже думал об этом. — Роб развел руками. — Но мой Эспада — вне политики и вне сделок. Жизнь его согнула.

— Не ошибись, Роб, — прищурился Ривера. — Он может думать это же о тебе.

Оба засмеялись.

...Росита вышла из душного кафе подышать воз­духом. В маленьком скверике она увидела знакомую фигуру девушки с зачесанными назад блестящими во­лосами. Девушка сидела и плакала.

— Сеньорита Рина, — обратилась к ней Росита, — вы опять забыли нашу поговорку?

Рина прижала ее к себе и разрыдалась во весь голос.

— Тогда слушайте сказку, — быстро предложила Росита. — Когда наши предки убили завоевателя,[50] его вдова Беатриса приказала избрать себя капитан-гене­ралом Гватемалы и заставила индейцев на двадцать шесть суток погрузиться в траур. Но в полночь ударило землетрясение и страшный Агуа[51] напустил на столицу потоки ревущих вод. Вода затопила храм, где укрыва­лась Беатриса. Она была капитан-генералом всего сутки, и с той поры, когда женщина очень убивается, у нас говорят: «Двадцать шесть суток скорби — слиш­ком много даже для капитан-генеральши».

Рина улыбнулась сквозь слезы.

— Если бы у тебя был человек, которого ты очень любишь, — спросила она, — и ты знала бы, что он дол­жен скрываться, прятаться, а тебя упрекают в том, что ты хотела его погубить, — что бы ты сделала?

Росита засмеялась:

— Я еще никого не любила, сеньорита. Как я могу сказать? — И опросила с любопытством: — Любить — это очень страшно?

— Любить — это прежде всего радостно, — сказала Рина. — Любить — значит бороться вместе с другом, жить с ним одной мечтой, радоваться всему, чему ра­дуется он. И верить в него, очень верить.

— Вы знаете, сеньорита, — с испугом сказала Ро­сита. — Мне кажется, что я тоже начинаю любить.

16. СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ

Второй, третий, четвертый день ходят мальчишки к своей стеле. Каменные люди молчат. Они молчат уже двенадцать столетий; с той поры, как их создатели покинули Киригуа и, гонимые голодом или угрозой чужеземного нашествия, бежали и растворились в дру­гих краях. Великую тайну этого загадочного исчезно­вения стелы хранят. Так раскроют ли они свои уста ради маленького секрета, который хотят извлечь из них двое обыкновенных гватемальских мальчишек?

А мальчишки верят, что камни заговорят. Ведь так обещал их команданте!

Днем они стараются не выходить из будки обход­чика, чтобы не натолкнуться на агентов компании. Когда же солнце катится к горизонту и площадь у развалин пустеет, Хосе и Наранхо пробираются в лес и осматривают свою стелу. Они знают каждую ее изви­лину, каждый выступ. Но ничего нового не находят.

— Хосе, а вдруг команданте в бреду перепутал? Сказал об одном столбе, — думал о другом.

Хосе не согласен:

— Два раза об один камень не спотыкаются. Ко­манданте все время повторял: «Стела с ошибкой».

Наранхо испугался какой-то мысли; глаза его чуть не вылезли из орбит, а голос стал пронзительным:

— Хосе, а вдруг сами рисунки наводят на след? Если знаешь шифр...

Хосе сел на землю и, глядя куда-то вдаль, тихо от­ветил:

— Наранхо, мы проиграли. Мы не умеем читать на стелах. Но мы будем ждать, Наранхо.

Они не проиграли.

На пятый день, когда мальчишки подошли к столбу, они нашли на его боковой поверхности, почти у самой земли, две легкие царапины.

Схватившись за руки и присев на корточки, маль­чики всматривались в царапины так, будто разгляды­вали сокровище.

— Вчера их не было, — шепотом произнес Наранхо.

— Не было, — подтвердил Хосе. — Что изображают?

— Царапина изображает царапину, — пояснил На­ранхо.

— Догадался, — шепотом сказал Хосё. — Одна ца­рапина — цифра один. Надсмотрщик вместо связки ба­нанов тоже ставил колышек. Две царапины...

— Одиннадцатого, — вдруг сказал Наранхо. — Они нас ждут одиннадцатого. А сегодня десятое. Давай по­кажем, что мы прочитали.

Подумав, ребята выцарапали букву «К»— первую букву от слова Кондор. К вечеру прежние цифры были стерты, а вместо них появилась новая цифра — 9 и легкая стрелка, указывающая вниз.

— Девять шагов вниз, — вслух размышлял На­ранхо.

Хосе вскрикнул:

— Куда вниз, Наранхо? Они нас ждут здесь. У стелы. В девять часов вечера.

— Почему вечера?

— К девяти стемнеет. Здесь никого не будет. А для верности напишем, как на железной дороге: двадцать один час. Это все равно как девять вечера.

Санчео ждет ребят.

— Ваш Нингуно несколько раз просыпался... Смо­трит и молчит.

— Сеньор Санчео, — взмолился Хосе, — можно нам к нему? На минутку. Он нас узнает.

— Нет, племянник. — Санчео даже взмахнул рукой для убедительности. — Он никого не узнаёт, а девушку вы подведете. Тереса — клад.

Хосе и Наранхо еле дождались темноты. День, как назло, тянулся особенно долго. Зной стоял такой, что люди и птицы попрятались в своих жилищах. Каза­лось, плавится и воздух. Если всмотреться, — можно было увидеть, как он вибрирует.

Мальчишки забились в беседку, сооруженную из старых рельсов: она стояла между вокзалом и лесом; обвивающий ее плющ служил туристам укрытием от солнца. Но сейчас даже плющ не спасал.

Путевой обходчик долго не понимал, зачем ребятам понадобился фонарь. И вообще зачем уходить в темень?

— Нечего в молчанку играть, — рассердился он. — Сидите до утра. И без писка!

Пять минуг они просидели молча. Потом Хосе встал:

— Спасибо за все, сеньор.

Ребята пошли к двери.

— Ладно, — уступил обходчик. — Но возвращайтесь сюда. — Дал старый фонарь, подтолкнул их к двери да еще каждому всучил по красному плоду в форме звезды. — Карамболь и еду и питье вам заменит, — про­ворчал он. — А фонарь вернуть!

Наверно, страшно пробираться в кромешной тьме в мертвый город. Но еще страшнее подумать, что чью-то шутку ты принял за серьезное приглашение, что камен­ные громады снова посмеются над тобой.

Не шелохнувшись стоят деревья-исполины. Спят памятники. Пустует площадь. А небо придвинуто к земле так близко, что кажется, протяни руку — и ты коснешься черного бархата; пошевели его — и посып­лются звезды, подставь ладонь — и почувствуешь лас­ковое прикосновение золотого дождя.

— Хосе, — шепчет Наранхо, — как мы узнаем, что уже девять?

— Нам не надо знать, — отвечает Хосе. — Пусть они знают. Мы можем ждать полночи и ночь.

Они садятся у своей стелы прямо на землю, еще горячую от дневного жара, прижимаются друг к другу и, чтобы не заснуть, освещают фонариком то одно де­рево, то другое. Так проходит около получаса.

— Погасите фонарь! — раздается приятный моло­дой голос. — Очень ослепляет.

Хосе быстро прикрывает стекло фонаря ладонью. В темноте трудно разглядеть того, кто отделился от деревьев и подошел к стеле. Минутная пауза. Пришед­ший вглядывается в ребят.

— Сеньор, — окликает он своего спутника, — здесь мальчишки и никого больше. Мы можем походить и поспорить об этих руинах, не боясь, что нам помешают.

У Наранхо вырывается возглас разочарования: тот самый юноша, с которым он говорил у стелы! А спут­ник его — тот же бородач. Не обращая внимания на застывших ребят, юноша и старик обходят стелу и продолжают начатый спор о ее истории.

— Надо уходить, — шепчет Наранхо. — Напута­ли мы.

— Ты очень быстрый, Наранхо, — с насмешкой го­ворит Хосе. — Подумай, — зачем им смотреть стелы ночью, когда есть день?

— Днем здесь люди, шум...

— Десять человек на огромной площади не ме­шают один другому.

— Значит, ты думаешь?..

— Думает ученый. Хосе — пеон. Пеон привык ждать.

Юноша и старик отошли, снова приблизились.

— Сейчас девять часов, — громко сказал юноша.— Точные люди могли успеть в срок. Они не успели. Бу­дем выбираться.

— Я знаю точных людей, — обратился Хосе к На­ранхо, но так, чтобы его услышали незнакомцы. — Их ждали на пять дней раньше. Они опоздали. Они теперь жалуются на других.

Юноша подошел поближе и зажег спичку, чтобы осветить лица мальчишек.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Читаем вывески на камнях,— довольно смело ответил Хосе.

— А я-то думал, кто это царапает на стелах, — за­смеялся юноша. —И буква «К» ваша?

— Да.

— От какого же она слова откололась?

— От слова Кон... Юноша остановил его:

— Такими словами не швыряются... Поезд из Пу­эрто, — сказал он со значением, — выходит утром, в столицу приходит вечером.

Хосе почувствовал, что незнакомец сказал пароль и ждет условленного ответа.

— Не ждите от нас пароля, сеньор, — грустно ска­зал Хосе. — Человек, который его знает, тяжело заболел.

— Сеньор Молина, — окликнул незнакомец своего спутника, — подойдите сюда. Непредвиденное затруд­нение.