Недремлющий глаз бога Ра - Константин Шаповалов

— Химик!!! Химик!!! — заорал Голливуд в форточку — Ну как?! Едешь?!

— Еду…, - я задрал голову, одновременно пытаясь поклониться — очень сложное телодвижение, между прочим, — еду…, спасиб, дядь Жор.

— А ну — зайдить! — рявкнул он.

Предчувствуя недоброе, я подходил к знакомой двери на полусогнутых.

— Ну? Когда рэйс?

Голливуд собирался на работу: стоял в прихожей, в роскошном облачении наполеоновского гренадера, с кружкой чифиря в руке и смятой в гармошку «беломориной» в уголке рта, а Алексеевна старательно прилаживала ему на лысину парик и треуголку.

— Тридцать первого, "Люфт Ганзой", через Франкфурт! — кратко отрапортовал я.

— Рвану-ка и я с тобой…, - задумчиво сказал гренадер, — а то ведь пропадешь там один, едрена канарейка!

— Юрок, ты — гений! — я едва успел подхватить падающее тело женщины.

Отечество наше славится не только дорогами и мыслителями, но еще и блатниками, поэтому паспорт с визой Голливуд получил на день раньше меня. Несмотря, что мне ЦРУ делало, а ему — задрипаный коломенский «горсанэпидемнадзор».

Мы с Алексеевной до последнего надеялись, что его завернут, но, невзирая на судимости, возраст и отсутствие социального положения, кандидатура дяди Жоры прошла на «ура»! После чего я дал зарок не удивляться, даже если в США его почетный караул на ковровой дорожкой встретит. Все-таки блат — понятие интернациональное.

Единственное мое преимущество было в том, что летел первым классом, тогда как Голливуду достался «эконом». Хотя, он не комплексовал, а заявил, что ему по барабану — хоть в багажнике.

Лукавил, конечно. Только взлетели, он приперся ко мне, до смерти напугав стюардессу мрачной, решительной физиономией.

Та подумала, он идет самолет захватывать и инстинктивно загородилась тележкой. Да что стюардесса — в первый момент даже я струхнул.

— Египтяны-то, оказывается, позорные волки и рожи беспредельные! — заявил Голливуд, плюхнувшись рядом. — Слышь, Химик! В натуре.

Заметив у него под мышкой "Сказки народов мира", я успокоился и подал знак стюардессе.

— С чего это вдруг, дядь Жор?

— Да не вдруг, а всю дорогу! — ожесточился Голливуд. — Ты про Осириса читал, что с ним те мразята сотворили?

— Осириса? Ну, он умер, а потом воскрес, — ответил я, не испытывая особенной уверенности. На самом деле до Осириса я еще не добрался, на Бастет увяз.

— Воскрес! — передразнил меня Голливуд. — Как же, воскреснешь тут… расчленили его, а куски раскидали по всему Верхнему и Нижнему Египету. И кто ты думаешь эту корку отмочил?

— Кто?

— Его же единоутробный братец Сет, бычара, пехота долбаная, отморозок фараонский. На мокрое пошел, да еще с отягчающими: по предварительному сговору, группой лиц, из корыстных побуждений, — он начал загибать татуированные пальцы, — вдобавок, в состоянии алкогольного опьянения. А Осирису невдомек! Приходит к ним как людям, говорит, мол, братва, какие дела, есть ли жалобы на режим содержания, хавчик там, курево. В натуре интересуется, как его младший братишка, живоглот, поживает. Прикинь! Осирис с душой, а те, фраерки гнилые, гробик ему, по тихому, состругали и сидят, гривами кивают: братан, все пучком, базара нету! Сет и эти трое, шакалюги, как их… Амфибис…

Подгадав паузу, стюардесса прикатила тележку и, гостеприимно улыбаясь, предложила закуски

Я накинулся на еду, а дядя Жора, избалованный роскошной кухней казино, подцепил кончиком ножа икринку и продолжил:

— Замочили, гады, по предварительному сговору, группой лиц! Уложили голубчика во гробик и пустили по реченьке Нилу, куда глаза глядят.

— Кто этот джентльмен? — по-английски спросила стюардесса. — Ваш служащий?

С тоской посмотрев на коньяк, я сказал:

— Известный ученый-египтолог. Провел в раскопках около пятнадцати лет, и немного одичал за это время, подзабыл английский. В знак восхищения та приподняла брови и спросила, что он будет пить. — Химик, спроси, чифирку она сможет организовать? — озаботился дядя Жора. — У меня в кейсе, в заначке, двадцать пачек «Цейлонского», высшего сорта.

— Уже спрашивал, — нагло соврал я. — Она говорит, командир запретил чифирить до конца полета. Говорит, были случаи, когда пассажиры, чифирнув, выскакивали через аварийные люки.

— Это если с непривычки, а когда втянешься по-человечьи — что ж скакать…, - грустно вздохнул дядя Жора и татуированными пальцами вытащил из недр заливного утонувшую маслину.

Стюардесса вцепилась в тележку так, будто самолет внезапно сорвался в штопор.

На самом деле Голливуд не был настоящим мафиози, но имел послужной список, которому мог позавидовать иной вор в законе, и лично знал всю преступную элиту. При этом, держался особняком, ни в какие махинации не лез — исповедовал принципы, составлявшие определенную философию воровства. По Голливуду, красть следовало не у частных лиц, а исключительно у государства, которое само являлось вором, обдирающим граждан словно волк овечек.

Как следствие, перед нашим отъездом во двор стали наведываться подозрительного вида субъекты. Одни предлагали переправить в США технические алмазы, другие — соли редкоземельных элементов, а самый продвинутый деятель намеревался сбыть оружейный плутоний.

Дошло до скандала: диалектика диалектикой, а в тюрьму мне садиться не хотелось. Вняв, дядя Жора отказался от контрабанды в пользу мошенничества, и затеял совместное предприятие с женским парикмахером из одного престижного салона. В моду как раз начали входить татуировки, а Голливуд в этом жанре впереди планеты всей.

Расписан дядя Жора дивно, под хохлому, и нырни он в заливное вилкой — стюардесса только позавидовала бы выдрючистому узору. А так полный конфуз, и искуственное дыхание.

Однако, злосчастная маслина не только ей — всем нам вышла боком! Насладившись вкусом, Голливуд посидел минут несколько, как бы прислушиваясь к ощущениям, а затем скрючился и, обронив книгу, стремительно ринулся в туалет. Будто касторки принял.

Мне-то невдомек: плечами пожал, поднял упавший манускрипт и принялся про Осириса дочитывать. Хотя, внезапная желудочно-кишечная паника должна была бы насторожить — не первый день дядю Жору знаю. Не насторожился вовремя, поэтому вскоре получил сюрприз: Голливуд возвращается, и, преисполнившись скорби, заявляет, что в Америку нам дорога заказана. Обратно в Россию тоже. Навсегда. Оказывается, он перед отъездом контрабандных изумрудов наглотался, без малого на миллион долларов.

Тут следует печальная немая сцена, под названием "Прощание Герасима с Муму"

— Ты хоть плутоний-то не вез? — спрашиваю. Почти без надежды.

— А хоть бы и вез! — отвечает с вызовом. — Я же не виноват, что здесь параша автоматическая: чавк, и засосала.

После этих слов мне осталось только, как выражаются народные сказители, закручиниться.

А Голливуд посмотрел с хитриной, и говорит:

— Не журысь, Химик, самолет-то не прямой, а с пересадкой! В неметчине выйдем, попросим политического убежища. Осядем, торговлишку откроем, Лексевну с Москвы выпишем, а время придет, я еще изумрудами снесусь. Заживем, едрена шишка!

Глава четвертая

Международный аэропорт во Франкфурте, где мы вскоре приземлились, представлял собой целый город под крышей: с магазинами, ресторанами, местами для отдыха и развлечений. Такой современный Вавилон, где вперемежку бродят тысячи разодетых и полураздетых людей: индусы, африканцы, евреи, цыгане, китайцы и еще богу ведомо какие народы, опознать которые по одежде можно только с помощью энциклопедии. Кто в шубе, кто в шортах, кто с кольцом в носу, кто с корзиной на голове. Толкутся, снуют, болтают на загадочных языках, а посреди них ловко ездят на велосипедах и электромобильчиках аккуратные униформисты, сотрудники аэропорта. Сотрудникам, на таких расстояниях, без специального транспорта никуда не успеть. Пассажиры же путешествовали от терминала к терминалу пешком, либо на неторопливых эскалаторах, благо, вещи таскать не надо. Багаж в этом сказочном аэропорту перемещается с рейса на рейс самостоятельно, по щучьему веленью Как не теряется и не пропадает — загадка.

Хотя, нас с Голливудом это не беспокоило, мы двигались налегке: его пожитки целиком умещались в полиэтиленовом пакете с эмблемой казино, а я, кроме зубной щетки, прихватил только насильно презентованное изделие «Д». Можно было сдать его в багаж, но предпочел держать при себе, чтобы не укокошило ненароком какого-нибудь излишне любопытного грузчика. Сейчас оно болталось на боку, на брезентовом ремне, и, при каждом шаге, чувствительно стукало по колену.

— Молодой человек, — вдруг окликнули меня сзади, — не у вас, значить, продается славянский шкаф?

— Ха! Агент Сатурн на связь не вышел! — глядя мне за спину, просиял вставными зубами Голливуд. — Буржуинам наше с кисточкой.