Человек из Кабула - Жерар Вилье

Посол Народного Китая был мрачен. Он смотрел на своего соотечественника, распростертого на пыльной земле, словно это был призрак. Он нагнулся и ощупал рану генерала. Его пальцы немного испачкались в крови, но он не решился вытереть их о пальто убитого.

Мало-помалу «кочевники» окружили место встречи, расположившись примерно в ста метрах от ее участников, прямо напротив вертолетов. Русские не предпринимали никаких агрессивных действий. Они были на месте и спокойно выжидали, зная, что рано или поздно китайцы покинут Банди-Амир, эту идеальную мышеловку.

– Я очень сожалею, – сказал Томас Сэндс.

Он также осмотрел труп генерала Линь Бяо. Нервный тик подергивал его левый глаз. Сказалось напряжение последних часов. Что касается Малко, он был снова за рулем... Время от времени он оборачивался, чтобы взглянуть на мощный черный «кадиллак», который чуть не стал его гробом.

Томас Сэндс тихонько кашлянул.

– Мы уезжаем, – сказал он. – Его оставляем вам. Не выделите ли вы несколько человек, чтобы помочь нам вытащить машину?

– Подождите, – сказал китаец. – Я не могу вывезти тело Линь Бяо. Мы его сожжем.

– Сожжете?

Посол не спускал глаз с трупа.

– Если мы решимся его увезти, мы рискуем потерять много людей. Я пожертвовал бы ими за живого Линь Бяо, но не за мертвого. Мне достаточно того, что я видел его труп. А теперь, чем скорее он исчезнет, тем будет лучше.

Несколько удивленный Сэндс пожал плечами.

– Как хотите.

Малко вытер пот с лица. Когда солнце стоит высоко, здесь почти так же жарко, как в Кабуле. Тело Линь Бяо уложили на сложенное из камней ложе. В течение получаса китайцы, сменяя друг друга, поливали труп бензином, выкачанным из «кадиллака» и «мерседесов».

С хмурыми лицами все окружили место сожжения.

Китайский посол зажег сразу горстку спичек и бросил ее на грудь бывшего преемника Мао Цзэдуна. Вспыхнуло, завихрилось желтое пламя и разом охватило все тело. Первым за несколько секунд сгорели волосы, затем начала менять цвет, пузыриться кожа.

Так закончилась авантюра, предпринятая человеком, решившим бросить вызов Мао Цзэдуну... Благодаря пальто, пропитанному бензином, тело его горело медленно и равномерно. Порыв ветра обдал присутствующих едким дымом. Китайцы сохраняли невозмутимость.

Через четверть часа посол дал команду вылить на тело генерала последние две канистры бензина, чтобы усилить горение. Покойник был уже неузнаваем.

Расстроенные русские никак не отреагировали. Было слишком поздно. От генерала остался лишь обугленный труп. Совсем как от жертв инквизиции, пепел которых после сожжения развеивали но ветру. Дым стал черным и едким до тошноты. Казалось, тело Линь Бяо сделалось совсем маленьким. Из черной дымящейся массы выступали только ступни и лодыжки. Крис и Милтон, пораженные увиденным, молчали. Сэндс повернулся к послу:

– Вы оставите его здесь?

Китаец посмотрел на него, шокированный вопросом.

– Его тело будет перевезено в Китай и передано семье.

Он сказал несколько слов своим помощникам. Тут же два китайца принесли одеяло и расстелили его у костра.

Без особых церемоний они завернули в него еще дымящийся труп и отнесли сверток в «мерседес», где уже находилось тело шофера.

Посол Народного Китая сделал сухой приветственный жест:

– Я думаю, вам лучше ехать первыми.

Сэндс и Малко переглянулись со значением. В самом деле, так будет лучше.

Рукопожатий при прощании не было. Вчетвером они сели в «кадиллак» и, чуть подав назад, выехали на дорогу.

Карабкаясь, словно краб, «кадиллак» выбрался на гребень горы. Дорога была так разъезжена, что становилась почти неразличимой. Малко обернулся, чтобы в последний раз полюбоваться озерами Банди-Амира, что по-афгански означает Цепь Святых.

В небо поднялись пять пылевых облаков. Русские выходили из игры. А на площадке, где происходило сожжение генерала, осталось лишь черное пятно.

Капот машины качнулся вперед. Глазам открылась небольшая равнина, окрашенная в изумительный зеленый цвет.

Элько Кризантем оттащил в сторону труп огромной собаки и снял удавку с ее шеи. Затем размотал кусок кожи, которым обернул свою левую руку, чтобы уберечься от зубов пса, спокойно подошел к решетке ворот и открыл их. Мгновенно в сад проскользнули Малко и Лал.

В доме полковника Пильца стояла полная тишина. Да и вокруг него улицы были пустынны. Малко был немного удивлен отсутствием охраны. Ведь он был уверен, что придется пустить в ход его суперплоский пистолет. Сдерживая дыхание, он смотрел на полоску света, вырывавшуюся из одного окна. Немец был у себя. Да и его «мерседес» спокойно стоял в гараже. Малко твердо решил казнить полковника Пильца до своего отъезда из Афганистана, даже если в это вызвало международный конфликт. Причина такого решения была проста: он понял, что это за человек. Он, разумеется, ничего не сказал Томасу Сэндсу, так как американец, для которого государственные интересы были превыше всего, вполне мог его подвести.

На ближайшем дипломатическом коктейле Томас мог бы встретить полковника Пильца и без всяких угрызений совести пожать ему руку. Он и немец вели между собой войну джентльменов, без особой ненависти и особых симпатий. Только Малко и они оба несколько по-разному понимали смысл слова «джентльмен». Немецкая женщина с бритой головой по имени Биргитта лежит где-то в пустыне даже без креста на могиле. И виноват в этом Курт Пильц. Малко подошел к Кризантему.

– Вы мне больше не понадобитесь, Элько, – сказал он. – Возвращайтесь в отель...

Турок не двинулся с места.

– А если их будет несколько? – тихо спросил он.

– А это уж мое дело, – отрезал Малко. – И приготовьте мне ванну. С большой пеной. Она мне потребуется.

Кризантем знал, что если Малко принимал такой нарочито беспечный тон, спорить было бесполезно. Ворча что-то себе под нос, он скрылся в темноте и покинул сад.

Бесшумным шагом Малко подошел к двери, по пятам за ним следовал Лал. Напрасно Малко требовал, чтобы мальчишка держался от него подальше. Тот делал вид, что ничего не слышит. Приблизившись к двери, Малко даже вспотел от напряжения: не может быть, чтобы лицо такого уровня, как полковник Пильц, было лишено охраны. Ему даже показалось, что немец устроил ему западню, что вот-вот вспыхнет свет, и он упадет, изрешеченный пулями телохранителей. Он взглянул на усыпанное звездами небо и глубоко вздохнул.

Будь что будет! Он не отступит. Осторожным движением он взялся за ручку двери, держа наготове пистолет. И в этот момент звук выстрела, раздавшегося где-то в доме, заставил замереть его сердце.

Установилась тишина, разорванная звонким эхом выстрела. Малко повернул ручку, и дверь подалась.

Полковник Курт Пильц сидел в кресле, опустив голову на грудь. Глаза его были открыты, а на синей рубашке виднелось большое кровавое пятно. Его правая рука повисла, а в скрюченных пальцах был сжат парабеллум. В комнате стоял едкий запах пороха.

Малко так и замер на пороге. Вот почему немец оказался сегодня вечером один на своей вилле...

Остекленевший глаз немца, казалось, издевался над ним. За спиной Малко возник Лал. Он приблизился к трупу, высвободил из его пальцев парабеллум и сунул его за пояс. Затем извлек из кармана динамитный патрон, не без труда разжал зубы немца и всунул его в рот самоубийцы.

Первым естественным движением Малко было вырвать у мальчишки динамит и примерно наказать его. Умерев, полковник Пильц был вправе ждать, чтобы его оставили в покое. Затем он подумал, что ведь иначе никто не узнает, что он хотел отомстить за Биргитту. Он предпочел бы, чтоб его обвинили, пусть и ошибочно, в убийстве... И он взглядом дал понять Лалу, что одобряет его решение.

Тот вытащил зажигалку и поджег короткий фитиль. Оба быстрым шагом направились к двери. Здесь Лал обернулся и бросил на колени полковника еще один патрон, который должен был взорваться от детонации. Потом он заговорщицки подмигнул трупу. Начисто лишенный сентиментальности Лал находил ситуацию чрезвычайно комичной...

Они успели добежать до конца улицы, когда глухой взрыв поднял в черное небо Кабула целый сноп оранжевых искр. Полковник Пильц только что умер во второй раз.

Одинокий выстрел отдался долгим эхом в пустыне. Ехавший во главе каравана Тафик схватился рукой за горло. Между его крепко сжатых пальцев сочилась густая алая кровь.

Конь вождя вздрогнул от запаха крови и остановился. Медленно, очень медленно великан склонился па-бок, затем тяжело упал на землю. Его спутники спрыгнули с коней и бросились ему на помощь. Но глаза у Тафика уже остекленели, а губы были судорожно сжаты.

Захлебнувшись собственной кровью, он скончался за какую-нибудь минуту, не сказав ни слова.

Мужчины и женщины племени собрались вокруг тела вождя, оглядывая уже охваченные сумерками склоны холма, с которых прозвучал выстрел. Они ничего не понимали: ведь у племени не было врагов. Тафик был человеком, которого уважали и боялись. Не было случая, чтобы их обстреляли-, даже тогда, когда они были и более уязвимы... Одна из женщин крикнула, потрясая ружьем, что за Тафика нужно отомстить...