Инструктор по экстриму - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто там?
– Откройте, пожалуйста! – произнес Славка и почувствовал, как некстати снова закапала из носа кровь. – Мне надо поговорить с Трушиным.
– И мне тоже надо, – ответила женщина. – Уходите отсюда, пока я собаку не спустила.
«Врет она. Нет здесь никакой собаки!»
– Я принес вам деньги, – сказал Славка, вынул из кармана пятидесятидолларовую купюру и прижал ее к стеклу. – Ваш муж подвозил меня в пятницу к спасательному отряду и вместо пятидесяти рублей дал сдачу долларами.
Женщина открыла сразу. Она выхватила из руки Славки купюру, поднесла ее к лампе и пробормотала:
– Вот же сволочь какая! Уже ничего не соображает, что делает… Дорогой вы мой! Золотой вы мой! Огромное, огромное вам спасибо! Не перевелись еще честные люди на земле!
– Я хочу лично ему в руки отдать деньги, – попросил Славка, поглядывая на дверь в комнату, откуда вместе с храпом струился тяжелый запах бедного жилья.
– Я сама! – сразу оборвала женщина. – Ей-богу! Как протрезвеет, так сразу и отдам.
И она вдруг гадко рассмеялась, показывая мелкие гнилые зубки.
– Но хотя бы поговорить, – пробормотал Славка, испытывая тошнотворное отвращение к жилищу и его хозяйке.
– А это пожалуйста! – протараторила она и широко распахнула дверь в комнату. – Разговаривайте, сколько душе угодно!
Она затолкала купюру куда-то за грязный, засаленный воротник, кинулась вперед Славки за порог и отодвинула в сторону край тряпки, выполнявшей роль ширмы. Там стояла кровать, заваленная старой одеждой. Поверх этой «постели» в майке и трусах лежал мужчина с синим от водки и небритости лицом.
– Открой глаза, скотина! – заученным голосом произнесла женщина и, к удивлению Славки, зажала ему ноздри пальцами. Мужчина хрюкнул, дернулся от удушья и открыл дурные красные глаза.
«Он ничего не вспомнит!»
– Пива принесите ему, – попросил Славка.
– Что?!
– Сходите в магазин за пивом!
– Еще чего! Пиво на эту скотину переводить!
Славка вынул из кармана все, что осталось – две десятидолларовые бумажки. Протянул одну женщине, не думая о том, что еще может ждать его впереди. Он шел к своей цели, как танк, готовый, если понадобится, безоглядно расстрелять весь боезапас в одну бетонную стену. Пока женщина шаркала ногами и гремела ведрами на терраске, он намочил полотенце в бидоне с водой и стал протирать им физиономию таксиста. Тот мычал, кряхтел, плевался, затем попытался оттолкнуть Славку от себя. Наконец снова открыл глаза и оторвал голову от кучи скомканных тряпок.
– В щем дело? – сипло спросил он, вращая бычьими глазами во все стороны.
– Пива хочешь? – спросил Славка.
– Кахой разховор!
Вернулась хозяйка. Принесла литровую баночку самого дешевого разливного «Жигулевского». Таксист, все еще глядя на Славку с подозрением, приложился к банке, сделал звучный глоток. Кадык шевельнулся под коричневой сухой кожей.
– Не гони, – попросил Славка, присаживаясь рядом и вежливо выдергивая банку из рук таксиста.
Женщина, подбоченившись, стояла напротив и хищно смотрела то на мужа, то на Славку.
– Да идите же вы! – сказал ей Славка. – Я ничего ему не скажу.
– Да уж, будьте так любезны!
– Чего надо? – спросил таксист, когда женщина вышла. Его глаза постепенно приобретали осмысленный вид, и в них все сильнее разгоралась жажда.
– Вспомни: пятница, около двенадцати дня. Ты подвозил к спасательному отряду женщину в черном…
– Дай глоток! – нагло потребовал таксист. – В глотке пересохло.
– Еще раз повторяю вопрос, – сказал Славка, вытягивая руку с банкой так, чтобы у таксиста не осталось никаких шансов дотянуться до нее.
– Да чего мне повторять! – начал заводиться он. – Все прекрасно помню. Спасательный отряд, женщина в черном…
Славка подумал, что он лжет, но ошибся.
– Где она подсела?
– Где-где… На Каштановой.
– Не ошибаешься?
– Да ты че, парень? Обижаешь!
– Потом куда?
– Как куда? Ты же сам сказал – к спасательному отряду!.. Пива дай, не бурей!
– Последний вопрос и возвращаю банку. Где ты ее высадил?
– У «Платана», – не задумываясь, ответил таксист и протянул руку.
– Что такое «Платан»?
– Гостиница на Приморском бульваре! Ты что, не местный?
– Она зашла в гостиницу или пошла куда-то дальше?
– Это уже сверхнормативный вопрос, – начал наглеть таксист. – За него сто грамм водочки надо.
– Тогда выливаю пиво на пол.
– Я те вылью!.. Естественно, в гостиницу пошла! Швейцар еще перед ней задом крутил, а она его так отшила, что он сразу метров на десять отскочил…
Он замолчал, окунув губы в пиво. «Если врет, то слишком складно. Наверное, все же не врет».
– Ну, ты приходи, если что еще захочешь узнать! – крикнул вдогонку таксист.
Славка пошел до «Платана» пешком. Стемнело. Он словно плыл в потоке людей. Повсюду было очень много красивых и загорелых женщин. Со всех сторон доносилась музыка. Пахло розами, табачным дымом и портвейном. Поток отдыхающих расширялся. Люди, как рыбы в сетях, скапливались у края тротуара. Проезжая часть Приморского бульвара была ярко освещена. Чей-то голос, усиленный динамиком, нервно требовал доклада от пожарников о готовности к работе.
Славка остановился, посмотрел минуту на жаждущую зрелищ толпу и свернул к горящему огнями гостиничному корпусу.
3
Она сидела в кресле перед зеркалом и смотрела на свое отражение. По мере того как в комнате темнело, ее силуэт терял очертания, постепенно сливаясь с большим тяжеловесным креслом, и Лене казалось, что она превращается в широкоплечего коренастого мужика с маленькой птичьей головкой. Она тряхнула головой, стараясь придать своей прическе пышность и больший объем, но растворяющееся в темноте отражение все равно было уродливым, напоминающим символ на двери мужского туалета.
Лена закурила и, ослепленная спичкой, минуту видела в зеркале только малиновый огонек сигареты. Теперь она могла дать полную власть фантазии и представить свое отражение таким, каким ей хотелось его видеть. И она видела сильного, бронзоволикого, хладнокровного мужчину, этакого Джеймса Бонда, бесстрашного супермена с изящными манерами и безграничным количеством денег. Как прекрасно смотрелась бы рядом с ним Мира, и ее нежность и хрупкость оттеняли бы его великолепное мускулистое тело…
С улицы доносился громкий голос, искаженный динамиками, эхо дублировало его, и этот звук напоминал то ли подготовку к эстрадному концерту, то ли митинг какой-то неугомонной партии. По потолку комнаты заскользили блики от прожекторов, переломившись, с потолка на стену съехала тень пальмы. Лена включила подсветку на часах. Девятый час. Она энергично поднялась с кресла, снова подошла к зеркалу и взяла в руки лежащую на стуле винтовку. Повернулась боком, чуть приподняла цевье, чтобы тусклый отблеск прожектора осветил ее бицепс… Вот так! Вот сейчас очень хорошо! Ах, если бы Мира была сейчас рядом… Она в последний раз взглянула на свое темное лицо, на котором уже нельзя было разглядеть ничего женского, подошла к окну и аккуратно распахнула его настежь.
– …Пожарные! – катился по бульвару голос из мощных динамиков. – Начальник пожарной охраны! Я не слышу доклада о готовности!..
Она вынула из футляра прибор ночного видения, вставила его в паз на винтовке, включила питание. Перед окном опустилась на колени, подняла над головой руки, потянулась и встряхнула кисти. Затем взяла винтовку, расставила колени шире, выбрала самое удобное положение для локтей, прижала приклад к плечу, затем еще раз, чуть выше – плечо и приклад как бы приноравливались друг к другу. Это было хорошо отработанное, привычное дело, своеобразный моцион перед тем, как надолго замереть, прильнув к прицелу, опустить палец на холодный полированный крючок и затаить дыхание.
– …Товарищи зрители! – взмолился все тот же голос из динамиков. – Не выходите на проезжую часть. Пожалуйста, сделайте дружно шаг назад! Это же для вас опасно, поймите!..
Лена «гуляла» по тротуару за спиной толпы. В призрачно-зеленом круге объектива теснились люминесцентные шорты, сарафаны, ноги, затылки. Легкое движение рукой, и она воспарила над строем, пролетела над пальмами ближе к съемочной площадке, на секунду остановилась рядом с лохматой головой режиссера, потом быстро, почти мгновенно, вернулась назад, плавно опустилась на тротуар и заскользила к аптеке. Это было как в снах, которые часто приходили к ней в детстве. И она порхала, как обрывок бумаги на ветру, рассматривая сверху в удивительной подробности улицы Муствеэ, берега Чудского озера, поросшие бородатыми кустами… Потом полеты как-то незаметно сменились жесткими и короткими сновидениями, похожими на обрывки воспоминаний, звуков и запахов. И почти всегда одно и то же: ослепительно яркий снег, тяжелое дыхание за спиной, мелькание лыжных палок, крики, свист, и она падала на снег, вытаскивала из-за спины страшно тяжелую винтовку, пыталась целиться, но не видела мишени, плакала от жалости к себе, растирая по щекам слезы, и тренер бил ее по ягодицам, что-то кричал, наступал ногой ей на лицо. Реальность смешалась со сном в одном мутном коктейле, и тренер насиловал ее во сне и наяву, бесконечно долго, без перерывов, без отдыха. И однажды она поняла, что сойдет с ума и умрет, если и впредь будет женщиной…
