Инструктор по экстриму - Андрей Дышев

– Отдайте мне кассету! Вы не имеете права меня шантажировать! Это противозаконно! У меня есть связи в прокуратуре, я вам устрою сладкую жизнь!

– Правильно, правильно! – весело крикнула Марина, поправляя прическу. – Покажите по телику этот ролик. А я могу прокомментировать. Может, мне за это меньше дадут?

– С меня довольно, – сказал Брагин. – Я отчаливаю! Желаю всем счастья в личной жизни!

Он подошел к своей палатке, выволок оттуда рюкзак и, закинув его на плечо, быстрым шагом устремился в лес.

– Мужики! – обратился Шубин к Брагину, но почему-то во множественном числе. – А как же наше мероприятие?

У Эллы началась истерика. Она рвала на себе волосы и рыдала.

– Разве мы с отцом тебя такой воспитали? Разве мы учили тебя подлости? Мы учили тебя всегда говорить правду. Мы учили тебя быть доброй и трудолюбивой. Мы учили тебя уважать своих родителей…

Она уже плохо соображала, что говорила.

– Ладно врать-то, – слабеющим голосом произнесла Марина. – Всю жизнь вы были обеспокоены тем, чтобы побольше наворовать друг у друга и выгодно развестись. У тебя была своя тайная сберкнижка, у папы – машины и квартиры, записанные на подставных лиц. Всю жизнь вы тщательно, по крохам, собирали друг на друга компромат. У каждого, наверное, уже по цистерне помоев. Вы ненавидели друг друга, а заодно и меня, как отпрыска своего лютого врага.

– Я любила тебя, – бормотала Элла, окосевшая от слез. – Я воспитывала тебя честной, умной девочкой… я учила тебя всему хорошему, любить людей, помогать родителям…

«Она сходит с ума, – подумал Пузырьков. – Но мне почему-то ее совсем не жаль. А вот этой жестокой девчонке помог бы, да не знаю как».

12

Гера сидел в ледяной воде уже минут двадцать, и дрожь была настолько сильной, что он стал беспокоиться, как бы спецназовцы не услышали клацанье его зубов. Когда обе «Волги», шурша колесами, неторопливо подъехали к мосту, Гера уже не чувствовал тела. Быстрее бы! Быстрее! Лишь бы хватило у него сил, лишь бы раньше времени не остановилось сердце…

Машины въехали на мост. Настил заскрипел, подрубленные опоры качнулись, но сидящие в машинах люди этого не заметили. Первая машина достигла середины, и в этот момент две бревенчатые опоры под тяжестью переломились, настил моста резко накренился, и машина, до дыма вращая колесами, стала съезжать в воду. Распахнулись дверцы, кто-то крикнул: «Все наружу!», и Гера увидел, как стали вываливаться и падать в реку люди в пятнистой форме. Они цеплялись за сломанные опоры, за торчащие бревна настила, похожие на зубья сломанной расчески. «Не утонут, – подумал Гера. – Ничего с этими амбалами не случится».

Вторая «Волга» тоже стала сползать с моста, но прижалась боком к перилам и остановилась… Гера увидел Лену. Ее кто-то выкинул из салона, и она полетела в реку вниз головой, плюхнулась в воду, тотчас вынырнула и начала отчаянно бить руками по воде… «Плыви сюда! Ко мне! Ко мне!» – молил в уме Гера. Затрещали бревна. «Волга» с раскрытыми дверями, напоминая бабочку, ухнула в воду, ударилась передком о донные камни и медленно перевернулась колесами кверху.

Течение тащило Лену прямо на Геру. Она не видела ничего и, обезумев от страха, пыталась держаться на поверхности. Мокрые волосы налипли ей на лицо, майка на спине вздулась пузырем, и казалось, что по реке плывет горбатый негр.

Она поравнялась с ним, и Гера, оттолкнувшись от камня, обеими руками обхватил ее шею. Они неслись по бурунам уже вдвоем. Лена пыталась кричать, но вода заливала ее рот, и она плевалась, кашляла, крутила головой, царапала острыми ногтями его лицо. Она боролась за жизнь, изо всех сил лезла вверх, на воздух, пытаясь подмять Геру под себя. А он почти не сопротивлялся, отдавшись воле реки, лишь мертвой хваткой сжимал шею женщины. И она вдруг поняла, что он останется с ней до конца. И сразу перестала дергаться, смирилась, закатила глаза, пытаясь в последний раз увидеть небо.

Река швырнула их с пятиметрового порога на валуны, покрутила в водовороте, протащила по донным камням, словно через жернова, без усилий оторвала друг от друга и стала играть уже с каждым в отдельности. Когда отмытые от крови трупы надоели реке, она выкинула их на берег. Туда, где на гальке остались две овальные вмятины.

13

Он стоял на остановке. Мигая желтыми поворотными огнями, один за другим подкатывали автобусы. Открывались двери, одни пассажиры выходили, другие заходили, и ничего вроде не менялось. У будки с надписью «Свежий хлеб» стоял рабочий в желто-синей спецовке и рассматривал батоны, бублики и кренделя. Малорослый мужчина, придерживая на голове шляпу, перебегал дорогу в неположенном месте, ему злобно сигналили все машины, но ни одна не решилась раздавить. Милиционер с белым кейсом в руке медленно обходил табачный киоск и рассматривал разноцветные пачки сигарет, как картины в галерее.

Он думал, что она не придет, но ошибся: как ни странно, это случалось с ним редко. Она вышла через заднюю дверь автобуса, увидела его, дежурно улыбнулась и, раскачивая маленькую черную сумочку на длинном тонком ремешке, подошла. Не совсем близко, как положено бывшим супругам.

– Привет, Пузырьков! – сказала Ольга.

– Привет.

– Что стряслось? Зачем звонил?

Он пожал плечами. Стоять с Ольгой рядом он не любил еще с тех пор, как начал за ней ухаживать – слишком была заметна разница в росте. Ему нравилось сидеть с ней за столиком кафе.

– Может, сходим в кафе?

Они неторопливо пошли по улице. Темнело. Зажигались фонари. В окнах домов вспыхивал свет. За шторами двигались тени, играла музыка, вещали телекомментаторы. Семьи ужинали за кухонными столами. Звенела посуда. Кто-то вяло переругивался.

– Ты все еще один? – спросила Ольга.

– Вроде да, – почему-то без уверенности ответил Пузырьков. – А ты?

– Слава богу!.. Тебя с работы уже уволили?

– С чего ты взяла?

– Да ты сам мне говорил, что вот-вот уволят.

– Да пока нет… Наверное, работать некому.

– Давай-ка, милый, я возьму тебя под руку, а то мы качаемся, как пьяные.

Ольга крепко обхватила его раненое предплечье, и Пузырьков скрипнул зубами от боли. Виду не подал, молча терпел, и лоб его покрывался испариной.

– Что ты замолчал?

Он смотрел по сторонам в поисках какого-нибудь открытого кафе. Как назло, ничего подходящего не было. Боль становилась нестерпимой. Пузырькову казалось, что ему в рукав насыпали раскаленных углей. Он остановился, бережно убрал руку женщины и повернулся к ней лицом.

– Послушай, Оля… Давай начнем все сначала.

Ольга тихо рассмеялась. Она смотрела на него сверху вниз лукавыми глазами.

– А не поздно начинать все сначала?

– Почему поздно?.. Мы по-настоящему вообще не начинали.

– А ты изменился, Пузырьков, – после паузы сказала Ольга. – Выкладывай, что случилось? Я же вижу…

Пузырьков в который раз пожал плечами. Что за дурная привычка! Наверное, пока не прострелят плечо – не отучится. Боль в руке утихала. Ольга стояла перед ним, размахивала сумочкой и тихо что-то мурлыкала себе под нос. Она ждала ответа. Пузырьков набрал в грудь побольше воздуха:

– Просто… просто я только сейчас понял, что люблю тебя.