Убийственный Париж - Михаил Трофименков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господи… Чистая оперетта.
Номер за номером «Фигаро» венчала шапка «Тайные махинации месье Кайо». Кальметт бил методично, «по площадям». Уличал Кайо в «черном» финансировании своей партии, махинациях с внешним долгом, давлении на суд ради освобождения жулика-финансиста Рошетта. В сговоре с международной олигархией в ущерб Франции, попустительстве Спитцеру, банкиру «израэлитского происхождения», утечках инсайдерской информации.
Информационный киллер публиковал опровержения Кайо, но издевательски просил его «потерпеть двадцать четыре часа» — до нового компромата.
Разбушевавшись, как Фантомас, Кальметт анонсировал 19 января переписку Кайо с немцами. Страшный козырь — измена родине. Кайо испугало другое: немцы узнают, что французы владеют ключом к их дипломатическому коду. Пуанкаре пообещал ему попросить Барту повлиять на Кальметта. Барту повлиял, но Кайо понял: все в заговоре против него.
31 января газета объявила: «Месье Кайо работает на короля Пруссии», его управление госдолгом выгодно немецкой экономике. Назавтра выяснилось: Кайо работает еще и на Италию с Австро-Венгрией.
«Что за таинственной и чудовищной властью обладает этот деловой месье, который, ради своей разорительной политики, в надежде продлить свою мерзостную власть над толпой, покушается на все, что составляет гордость и богатство нации…»
Но Кальметта сгубило не это, а вторжение в личную жизнь Кайо.
9 марта он намекнул: «Наступил решающий момент, когда нельзя отступать ни перед чем, как бы это ни противоречило нашим обычаям, как бы ни предосудительно это было для наших манер и вкусов».
13 марта — опубликовал письмо к Берте (1901): «ее Жо» хвалился, как ловко провалил налоговую реформу, выступая пылким ее сторонником. Преднамеренно внеся обреченный на заклание законопроект, он провел другие, важные реформы, но предстал двуличным циником. Хотя гораздо циничнее был текст Кальметта: «Впервые за тридцать лет журнализма я публикую частное письмо, интимное письмо, вопреки воле его обладателя, его адресата или его автора. Мое достоинство испытывает от этого истинное страдание…»
Утром 16 марта, упомянув манеру Кайо подчеркивать слова, он дал понять, что не за горами публикация переписки с Анриетт. Вечером — умер.
Злоключения писем Кайо — отдельная песня. Участники трагифарса сами не могли разобраться в их судьбе. Летом 1909 года Берта узнала о сопернице, взломав секретер мужа и обнаружив послания «возлюбленной Рири». Мужу она пообещала вернуть компромат, если тот порвет с гадиной. Кайо составил нотариально заверенное покаяние, забрал переписку и сжег. Но Берта сохранила копии. В 1910 году жена, найдя свежую партию любовных эпистол, предложила развод. Жозеф попросил отсрочки до выборов. Разведясь, снова забрал и сжег корреспонденцию. Но Берта сохранила копии и, очевидно, как бы она это ни отрицала, передала Кальметту.
Кайо костерил соратников-предателей, громыхал кулаком по столу и грозился набить Кальметту морду.
16 марта Анриетт наняла новую кухарку, выбрала в магазине автоматический браунинг, опробовала в подвальном тире — три пули в яблочко, — зарядила и поставила на предохранитель. Зашла в банк, домой, переоделась, оставила письмо мужу — «Я свершу правосудие» — и вызвала такси.
17 марта Кайо ушел в отставку, писатель Шарль Моррас сравнил его с «еврейским предателем Дрейфусом». Никто ему не верил, все возмущались попавшим в газеты изысканным тюремным меню Анриетт и повторяли: мадам Кайо убила не только Кальметта, но и карьеру мужа. Однако хоронить Жозефа было рано.
В мае он, как всегда, победил на выборах в родном Сарте. Местные крестьяне сочли драму бабской блажью. Обменялся на дуэли парой выстрелов с конкурентом и помчался спасать жену. Его стараниями Кальметт предстал «сутенером пера», обворовавшим содержавших его женщин, карьеристом, выгодно женившимся на дочке предыдущего редактора, махинатором, невесть как скопившим огромное состояние, немецким агентом. Депутат Паскаль Секкальди, испортивший бретерством свою адвокатскую карьеру, подогнал «корсиканскую гвардию» громил. Кайо нанял шумно сочувствующих демонстрантов, заполнил зал суда клакой и чуть ли не готовил побег жены. Его подруга Мадлен Гийемар должна была подменить Анриетт, которую умчала бы в Англию яхта герцога Деказеса, друга детства Кайо.
У Кайо, каким бы изгоем он ни казался, повсюду были друзья.
Председатель суда Альбанель, вместо ритуального «Обвиняемая, встаньте», обращался к Анриетт: «Не будете ли вы так любезны встать, мадам?» Жозеф оскорбился, когда адвокат семьи Кальметта назвал его просто «месье», и заставил исправиться: «месье министр».
Правительство сообщило, что, во-первых, никакой переписки с немцами не было, а во-вторых, ее нельзя обнародовать.
Адвокат подмигивал присяжным: ну, вы же знаете этих женщин. И вообще, о чем речь: в смерти Кальметта виноваты доктора и только доктора. Мадам же стреляла шесть раз, потому что не хотела убивать. Так, пугала, но револьвер — такой зверь, раз начал стрелять, не остановишь. Ну и потом, Юг и Польнье оправдали, а Бог троицу любит.
Мадам подтверждала, что хотела напугать Кальметта, иначе бы ее муж убил негодяя сам. Закатывала глаза:
«У меня был такой маленький браунинг»; «Он сам бросился под пули»; «Я не думала, что попала в него»; «Так получилось».
Месье сокрушался: «Она на скамье подсудимых по моей вине»; «Она подарила мне немыслимое счастье»; «Я не смог оградить ее от злобы людской…»
Драматург Анри Бернштейн свидетельствовал о высоких душевных качествах Кальметта. Пацифист Кайо уличил его в давнем уклонении от военной службы.
28 июля Анриетт оправдали.
1 августа — война. О Кайо забыли все, кроме Клемансо, вернувшегося к власти в ноябре 1917 года. Против Кайо он был готов обняться с яростным монархистом Леоном Доде (23), обвинявшим Кайо в «систематическом предательстве».
В самом начале войны Кайо, которому на улицах не давали проходу «королевские молодчики», спровадили — а фактически выслали — в Южную Америку, в 1916-м — в Италию. Но где бы он ни был, вел себя крайне неосторожно: мягко говоря, не фильтровал знакомства. Вокруг него так и вились международные авантюристы, о работе которых на немецкий Генштаб знали, кажется, все, кроме Кайо. Какой-то, прости господи, граф Минотто, «маркиза» Риччи, вор, двоеженец и турецкий агент влияния Поль Боло, именовавший себя Боло Пашой: в 1918 году его расстреляют за шпионаж. Разве что Маты Хари не хватало в этой компании. Тайн никаких Кайо не выдал, поскольку не владел ими, но шла война. 14 января 1918 года его арестовали и дважды судили по смертоносному обвинению: «сотрудничество с врагом». В итоге в феврале 1920 года его приговорили к трем годам, но за «сношения с врагом» и «невольную помощь» немцам — словами, связями и самой своей оппозиционностью.
Карьера Кайо выдержала и это. В Париж он вернулся, когда к власти пришли друзья — «левый картель».
1 января 1925 года его амнистировали, потом реабилитировали. Отдалившись от левых, он еще трижды возглавил министерство финансов, а затем — финансовую комиссию сената, до 1940 года определяя финансовую политику страны, и умер в своем поместье 21 ноября 1944 года.
Мадам окончила школу Лувра и опубликовала (1935) образцовый труд о скульпторе Далу. Последнее свидетельство об Анриетт, умершей 29 января 1943 года, — в дневнике Эрнста Юнгера. 24 сентября 1942 года ему рассказали, что мадам Кайо видели на званом обеде: «Она явилась в длинных красных перчатках, доходивших до локтя»[10]. К концу жизни ей стал изменять вкус.
P. S. В телефильме Янника Андреи «Дело Кайо» (1985) Жозефа сыграл Марсель Бозуффи, Анриетт — Брижитт Фоссе. Дело Жанны Юг отражено в фильме Жерара Ури «Преступление не окупается» (1962).
Глава 22
Улица Рошешуар, 76
Синяя Борода XX века (1919)
Ночь с 11 на 12 апреля 1919 года инспекторы Белен и Бранденберже провели, чертыхаясь и ворочаясь, на площадке четвертого этажа дома номер 76 по улице Рошешуар. Закон запрещал ночные аресты, а рядом, за дверью, спал с любовницей «зверь», слишком опасный, чтобы упустить его. Едва пробил законный час, они протерли глаза, постучались и спросили месье Люсьена Гийе — под этим именем «зверь» снимал квартиру. Им открыл почти карлик, лысый, но с окладистой черной бородой. Взгляд глаз, глубоко сидевших под удивленно вздернутыми, кустистыми бровями, журналисты окрестят «волчьим», «гипнотическим», «факирским». Невозмутимый, он извинился за то, что, непривычный к ранним пробуждениям, сразу не угостил гостей сигаретой. Сохранил спокойствие и тогда, когда его назвали настоящим именем.
Анри Дезире Ландрю.
Сын кочегара и портнихи, рожденный в Париже 12 апреля 1869 года.
Синяя Борода XX века.
Перекусив после допроса сэндвичем, он уснул сном младенца.
