Пока смерть не разлучит нас - Галина Романова

– Сворачиваемся, – Елена зевнула и посмотрела на наручные часы. – Ого, половина четвертого уже. Скоро опять на работу.

– Да поспи подольше, я прикрою, – Грибов тоже зевнул, бросая из окна машины прощальный взгляд на темный дом Виктории.

– Ага! Поспи! – возмутилась Елена и со свойственной ей проницательностью предрекла: – Завтра наверняка такое начнется!..

Глава 19

Его разбудили в начале седьмого. С утра пораньше соседи сверху устроили скандал, орали так, что Грибов хотел уже одеться и подняться к ним, предложить свою помощь. Они все никак не могли решить, кто сегодня ведет ребенка в детский садик. Грибов сам готов был ребенка отвести, лишь бы не орали так.

Малыш, разбуженный совместными супружескими усилиями, тоже подключился к папе с мамой, оглушительно им подвывая.

Грибов сполз с кровати и поплелся в ванную, искренне надеясь на помощь контрастного душа. Там тоже подстерегал сюрприз: горячая вода в кране отсутствовала. Лезть под ледяной душ Грибов не осмелился. Умылся, но греть воду для бритья не стал.

Один раз можно и с небритой рожей явиться на работу. Он, между прочим, всю ночь практически работал. А когда вернулся, даже что-то поесть себе успел сварганить. Следы его ночного пиршества красовались в раковине немытой посудой и засохшим пятном от яичного желтка на столе.

Грибов поморщился и полез в холодильник. На бутерброд он себе что-нибудь наскребет или нет? Не манная каша, конечно, с булкой и сладким какао, но кусок сыра с хлебом он все же слопал, запивая растворимым кофе из поллитровой кружки.

Сегодня его дежурный патруль ДПС вызвался подвезти до отделения.

– Наслышаны о ваших вечерних прогулках, – объяснил старший патруля. – Что-то вы с начальницей вашей куда ни ступите, всюду трупак. Везет вам!

– Да уж куда там, – ухмыльнулся Грибов. – А Ленку не заберем?

– Предлагали, ее вроде муж отвез.

Елены в кабинете не оказалось. Зато на тумбочке стояли огромная пачка хорошего чая, килограммовый пакет сахара и пакет шоколадных пряников. Будто и не завтракал вовсе, Грибов тут же схватил чайник и помчался в туалет за водой.

К приходу Елены чайник давно вскипел. Чай заваривался в глиняном чайнике в мелкий цветочек. А шоколадных пряников убавилось почти на треть.

– Все жрете, – прищурилась она на Грибова и Леньку Фомина. – Вы жрете, а я отдуваюсь с докладом!

– Так доля ваша начальствующая такая, Елена Ивановна, – посетовал Фомин с набитым ртом.

– Умничаешь? – разозлилась она, выхватывая у него пакет с пряниками и запуская в него руку. – А задание мое вчерашнее выполнил?

– А как же! – округлил глаза Фомин и полез в стол. – И результат ошеломительный, скажу я вам.

Грибов ни о каком таком задании не знал ничего, поэтому начало их разговора пропустил мимо ушей. Он все номер мобильного Виктории набирал, но ее телефон оказался отключенным. К телефону в приемной Боброва тоже никто не подходил. Он еще не успел как следует испугаться, когда уловил из уст Фомина знакомую фамилию.

– Что-что Синицын? – Грибов отложил свой телефон. – Я не ослышался? Это его сейчас фамилия звучала?

– Не ослышался, Толя, не ослышался. – Лена вяло жевала пряник, периодически смахивая со стола крупные крошки. – Леня по моей просьбе вчерашний день посвятил тому, что тебе так и не удалось доделать.

– То есть? – Грибов напрягся.

– Он побывал во всех шести фирмах, где какое-то время работал Синицын.

– Так я три охватил, – начал он закипать. – Не доверяете моему профессионализму, Елена Ивановна?

– Охватить-то ты охватил, да не все уловил, – упрекнула она его и отодвинула пряники на край стола.

– И что я пропустил?

Он все пропустил, все! Он не нашел причины увольнений Синицына, не докопался, сработал спустя рукава. Он лох! Он не ищейка, а так – дилетант доморощенный! Нет ему прощения и объяснения его расхлябанности нет! Двор ему метлой подметать, а не оперативником работать. А еще в начальники его прочили. Хорошо ума хватило отказаться и Елене место уступить, а то стыд теперь был бы какой!

Стыд и без того его глодал. Все время, пока говорила Елена, а ее дополнял Ленька Фомин, Грибов мечтал провалиться сквозь землю, чтобы не ловить на себе недоуменные взгляды Елены и не представлять, какими они будут у Виктории.

Это же надо, а! Надо же было так облажаться!

– Не кори себя, Грибов, – попыталась утешить его начальница и даже пакет с пряниками ему на стол вернула. – Скушай жамочку и утешься.

– Аль, да ладно тебе, что я, не понимаю, о чем ты сейчас думаешь, – процедил Грибов сквозь зубы.

– Не понимаешь, Толя. – Она оперлась одной рукой о край его стола, второй сильно сдавила ему плечо. – Думаю я о том, что зря не разрешала тебе порыться в причинах самоубийства Синицына. А ты ведь собирался! Еще я думаю, что напрасно ругала тебя за то, что ты пытался из кабинета обзвонить эти самые фирмы. И орала на тебя. А ты ведь обещал жене покойного, что сделаешь все от тебя зависящее. А я не позволила! Нет заведенного дела на столе, думала я, нет времени на то, чтобы им заниматься. Еще я думаю, что слишком много нагрузила на тебя в последнее время. Я вечно тебя подгоняла, рвала и метала, когда ты ездил куда-то после работы. Грибов, может, я ревновала, а? Может, к Виктории тебя ревновала? Считала, что ты из-за нее так землю копытом роешь? А дело все в твоем профессиональном чутье, Грибов! Оно тебе покоя не давало. А я… Я усыпляла его. Вот, Толя, о чем я сейчас думаю. И ты ни в чем не виноват.

– Все равно… – пробубнил Грибов, отворачиваясь от нее к окну.

Там все так противно было – в природе. Осклизлые от ледяного дождя ветки молотили по подоконнику. Сколько раз собирались спилить тополя под окнами, не позволили. Защитники природы, мать их, не позволили. А что в них проку-то? Ни весной, ни летом, ни осенью красоты никакой. Зимой, если инеем покроются, то еще ничего. А сейчас что? Тоска одна. Ветер ветки мотает туда-сюда, о стекло ими стучит. Дождь усилился, теперь снег под ногами превратится в ледяную кашу. А у него ботинок правый потек, а до сапожника еще дойти надо. Новые купить собирался, да тоже все некогда.

– Ну! Ты чего все вздыхаешь, Грибов? – И Елена даже позволила себе потрепать его по затылку. – Все же хорошо.

– Или почти хорошо, – вставил Фомин, умилившись начальницей.

Нечасто та готова была признавать свои ошибки. А точнее – почти никогда. А тут как расчувствовалась, Грибова по голове погладила. Глядишь, и в отпуск летом их по очереди отпустит. Ведь сто лет уже в отпуске не были. Вот закончат это запутанное дело, начавшееся с самого заурядного самоубийства…

Хотя думать так грешно. Не может быть самоубийство заурядным. Это страшно, трагично и неправильно. Это какой силой воли надо обладать, чтобы на это решиться.

Фомину всегда казалось, да что там казалось, он уверен был, что на такое способны лишь люди сильные. Вот и Синицын этот, видимо, очень силен духом был, раз решился на такой отчаянный шаг. Понял, что проиграл, и…

– Этого не может быть в принципе, – вдруг обронила Елена.

Она уже давно отошла к окну и стояла там, постукивая по подоконнику длинными ноготками. И думала о чем-то. Они все задумались, замолчав. Может, все об одном думали, может, каждый о своем. Но когда она сделала это заявление, всем тут же стало понятно, о чем она думала.

– Почему? – одновременно спросили Фомин с Грибовым.

– А потому! – Она повернулась к ним лицом и посмотрела поочередно на каждого. – Чаусов убит, так? Так! Почему? Потому что свидетель! Сизых убит следом за ним, так? Так! Почему? Потому что тоже свидетель. Чему они были свидетелями, эти двое?

– Хочешь сказать, что Чаусов видел… Видел…

У Грибова давно вертелось на языке, но он остерегался первым произнести это вслух. Ленка тут же начнет подсмеиваться, Фомин рожи понимающие корчить.

– Он видел возможных убийц Синицына, – произнесла Елена с нажимом, она не боялась неловких ситуаций. – Вот смотрите, что получается…

Ну что ты будешь делать, а! Только они настроились на нужную волну, углядев таки свет в конце тоннеля, как в кабинет народ попер толпами.

Сначала заместитель начальника по кадрам зашел будто бы по делу. Дела никакого на поверку не оказалось, а пряники почти все унес. Потом секретарша припорхала с важным типа сообщением. Но все же понимали, что сообщение ее – предлог. А нужен ей был Фомин, в чью сторону она второй год безуспешно стреляла глазами. Только рассредоточились все по своим местам, как снова стук в дверь.

– Да! – заорали они втроем, не сговариваясь.

– Позволите?

Кто, вы думали, пожаловал? Бобров Николай Алексеевич собственной персоной. Что сегодня-то ему понадобилось?! В чем сегодня каяться решил?

– Добрый день, – вежливо поприветствовал он всех и поочередно пожал им руки, даже Елене. – Анатолий Анатольевич, я, собственно, к вам.

То, что Бобров явился именно к нему, Грибова насторожило. Да и расстроенным неожиданный визитер выглядел чрезвычайно. Бледные щеки, узел галстучный едва не на пупке мотается, на пиджаке пятно. Может, жена его после всех его публичных признаний наладила, а? Перед милицией сдерживалась, а дома…