МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №1, 2013 (4) - Виталий Тимофеевич Бабенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто это сделал? – требовательно спросил бургомистр. – Кто оставался настороже, пока все мы, как безмозглые дураки, дожидались завтрашнего дня?
Вперед с гордым видом выступила Гертруда ван дер Верф, ведя моего кузена.
– Отец, – сказала она, – он спас мне жизнь.
– Это много значит для меня, – отозвался бургомистр. – Но это еще не все. Он спас Лейден… Он спас всю Голландию!
Внезапно я почувствовал дурноту. Лица окружающих стали расплываться. Почему мы здесь, среди этих людей? Почему не прекращаются громы и молнии? Почему часовщик Ян Липпердам смотрит на меня глазами профессора ван Стоппа?..
– Гарри! – сказал я. – Пошли обратно к себе домой…
Кузен тепло пожал мне руку, но не сдвинулся с места, продолжая второй рукой держать девушку. Меня затошнило. Голова закружилась, поплыла – и брешь вместе со своими защитниками исчезла…
V
Через три дня, с перевязанной рукой, я сидел в аудитории на лекции профессора ван Стоппа. Место рядом со мной пустовало.
– Мы много слышали о том, – заглядывая в блокнот, вещал убежденный гегельянец, как всегда, сухо и торопливо, – что шестнадцатый век оказывает влияние на век девятнадцатый. Однако ни один философ, насколько мне известно, не изучал, как влияет девятнадцатый век на шестнадцатый. Если причина вызывает следствие, значит ли это, что следствие никогда не воздействует на причину? Неужели закон наследственности, в отличие от всех других законов духа и материи в нашей вселенной, действует лишь в одном направлении? Неужели потомок всем обязан своему предку, а предок ничем не обязан потомку? Неужели судьба, которая может для каких-то своих целей изменить нашу жизнь, забросив в будущее, не в состоянии вернуть нас обратно в прошлое?..
А потом я вернулся в свою комнату на Бридестраат. Там меня ждал теперь лишь один-единственный товарищ – молчаливые часы.
Этьен ЛАГРАВ
ВТОРОЙ ВТОРНИК ИЮЛЯ
Перевод с французского: Леонид Голубев
Он выбрал первый вторник июля.
Весна не подходила вообще, а осень… Он очень любил осень, опасался, что даст слабину. О зиме не было и речи: ведь Он принимал решение в январе, в свой день рождения, ждать следующей зимы слишком долго, а эта – уже на излете, а спешить Он, будучи человеком обстоятельным, не любил, всему свое время. Оставалось лето.
В июле-августе в Париже невыносимо. К испепеляющей жаре добавьте нескончаемые толпы бредущих по городу туристов, своими многоязычными криками загоняющих парижских голубей на самую верхотуру Триумфальной арки, откуда те осуществляют свою месть единственно доступным им способом. В июне же в Париже относительно хорошо: жара лишь изредка напоминает о себе, а туристский сезон еще не достиг пика, хотя и подбирается к нему; можно облюбовать уютное кафе на Елисейских полях, усесться в тени с круассаном и черным кофе и любоваться неиссякаемым потоком неукротимо движущихся вперед, словно лососи на нерест, людей всех возможных расцветок кожи. Зачем парижанину куда-то ехать, чтобы посмотреть на мир? Мир сам приедет к нему и покажет себя…
Так что выбор первого вторника июля был вполне оправдан. Но когда Он взглянул на календарь, на лбу выступила испарина. Третье июля… День памяти Софи. Вот уже четыре года Он проводит этот день у ее могилы. Никогда не думал, что такое может произойти с ними, ведь его Софи была младше него на одиннадцать лет. Что ж, пусть будет второй вторник июля.
Самая длинная дорога начинается с маленького шажка. Он понимал, что назначение даты всего лишь небольшой шаг в выбранном направлении. Понимал, что в любой момент может свернуть с дороги, отойти в сторону, без труда найдя себе с десяток оправданий. Но Он не только знал свои слабости, но и знал, как с ними справиться.
Еще учась в школе, он заявил Олив, своей тогдашней подружке, что на следующей неделе отправится к дантисту. Мосты сожжены. Не мог же Он выказать себя трусом в глазах Прекрасной Дамы? А когда Он год ухаживал за Софи и никак не мог решиться сделать ей предложение? Он объявил матери, что женится. Теперь при каждом удобном случае та интересовалась датой свадьбы – и эти «толчки в спину» не оставили Ему шанса улизнуть.
Совсем другое дело сейчас. Ясно же, что любой, кому Он признается в своем намерении, тут же начнет отговаривать Его, доказывать всю глупость и неуместность его задумки. Так уж заведено среди людей: не дай другому сделать то, что не в состоянии сделать сам!
Только один человек мог бы Его понять и поддержать – это Софи! Но Софи уже нет, уже четыре года, как она оставила этот мир, и скоро минет пять. Ну и что? Ведь Он продолжает общаться с ней! Точно так же, как Он общался с ней, когда она была рядом.
После свадьбы Он, заводила и душа любой компании, очень быстро порвал с друзьями и столь же быстро стал примером для мужей подружек Софи. Их медовый месяц растянулся на года – Он носил Софи на руках и в прямом, и в переносном смысле. Он только и думал, как угодить ей, как доставить радость. А Софи безропотно терпела этот дар Божий и зависть подруг. Он же на любой свой поступок глядел глазами Софи, мысленно обсуждал его с ней. Шагу не мог ступить без согласия жены. Он никогда не спорил с ней, не пытался переубедить. Ее слово, пусть звучащее лишь в его голове, было решающим.
Он скажет обо всем Софи, поделится с ней, спросит ее мнения! Разумеется! Он так поступал всегда, и нет никаких причин сейчас поступить иначе. Но Он должен быть осторожным, не следует спешить. День третьего июля Он проведет на кладбище и только тогда раскроет свой план перед Софи.
Прах Софи покоится на Северном кладбище. В начале июля здесь царят прохлада и тишина, нарушаемая лишь стайками местных воробьев. Ухоженные, утопающие в зелени аллеи и боковые дорожки. Кое-где можно встретить вездесущих туристов с фотокамерами наперевес, но ведут они себя здесь на удивление тихо. Старой кисточкой для бритья Он
