Открытки от незнакомца - Имоджен Кларк

Отец поворачивает голову на звук моего голоса. При виде миссис Пи на его лице появляется выражение, которое можно истолковать как узнавание, но оно быстро исчезает, и он опять отворачивается к телевизору.

Знаю, мне следует позвать ее с собой на кухню, но вместо этого я обещаю принести напитки и исчезаю.

Стоя перед духовкой, я глубоко дышу, чтобы успокоиться. Слишком многое с моей стряпней может пойти не так, да и вообще все вокруг меня может обрушиться. Недавнее ощущение контроля над обстановкой уже меня покинуло. Я достаю из холодильника бутылку шампанского, сдираю с горлышка фольгу и проволоку, с опаской вытаскиваю пробку и наполняю три бокала. Два бокала остались от хрустального сервиза, к которому отец запрещал нам притрагиваться в детстве, третий, стеклянный, подарили нам на заправке в восьмидесятые годы, и он каким-то образом уцелел. Мне совестно, что отцу придется пить из стекляшки, а мы с миссис Пи будем роскошествовать с благородным хрусталем, но я утешаю себя тем, что он не заметит разницы.

Трясущимися руками я ставлю бокалы на поднос. Как глупо, я же взрослая женщина, ничего из ряда вон выходящего не затеваю, просто хочу не ударить в грязь лицом с ужином, хотя никто никогда меня этому не учил. Я сама придумала для себя это испытание. Ситуацию усложняет уверенность, что миссис Пи, в отличие о меня, приготовила бы вкуснейший рождественский ужин на десяток персон и глазом не моргнув.

Проверяя свое расписание, я чувствую, что у меня от волнения вспотели ладони. Индейка в фольге запекается в духовке. Согласно графику, извлечь ее оттуда предстоит через час. Овощи почищены, нарезаны и готовы к жарке. В холодильнике ждут своей очереди сосиски в тесте. Все как будто в порядке.

Я ставлю на поднос с шампанским блюдечки с фисташками и картофельными чипсами и направляюсь в гостиную. Отец сидит в прежней позе, таращась с открытым ртом на телеэкран. Внимание миссис Пи приковано к елке.

– Вот и я! Шампанское и прочее, чтобы не скучно было ждать.

Я подаю ей бокал.

– Благодарю. – Она осторожно берет его за ножку. – За что будем пить?

– За ужин перед вторым днем Рождества? – предлагаю я, недолго думая.

Она улыбается широкой открытой улыбкой, из-за чего глаза почти исчезают среди морщинок.

– С удовольствием! – Она поднимает бокал. – Замечательная елка!

– Спасибо.

Меня подмывает пожаловаться на пропажу голубого ангелочка, но так недолго проговориться о письмах, а мне не хочется ступать на это минное поле. Моя жизнь превращается в сплошную тайну. Я молча делаю еще один глоток и вижу, что мой бокал уже почти пуст, тогда как миссис Пи едва пригубила из своего, а отец к шампанскому вообще не притронулся. Зря я ему налила. Я тянусь к его бокалу, выпиваю его тоже и сразу чувствую, как по телу растекается тепло. В голове воцаряется долгожданная пустота. Трагическое отставание от графика готовки начинает казаться пустяком.

– Схожу-ка проверю индейку, – говорю я.

– Хотите помогу? – снова предлагает миссис Пи.

– Нет, спасибо, – легкомысленно отзываюсь я и упархиваю на кухню.

Дела там идут не так хорошо, как я надеялась. Открыв дверцу духовки, я слышу обнадеживающее потрескивание, но, заглянув под фольгу, обнаруживаю, что крест из бекона, любовно выложенный мною утром, перекосился и начинает чернеть. Я беру его кончиками пальцев за край и начинаю поправлять, обжигаюсь, роняю сгоревший бекон на пол, чертыхаюсь. Не теряя времени (правило пяти секунд!), подбираю его с пола и швыряю на кухонный стол.

Ясное дело, одной индейки для рождественского ужина недостаточно. Я уже жалею, что пила шампанское, дает о себе знать и послесвадебное похмелье. Овощи готовы, но я забыла пожарить картофель, отмокающий в миске с соленой водой. А еще надо приготовить сосиски в тесте и пастернак, не говоря о подливке и соусах – к ним я собиралась приступить под самый конец.

У меня отчаянно колотится сердце, но я себя уговариваю, что задержка с картошкой – еще не повод для паники. Ничего, подам вареную. Пастернак – тот вообще записан у меня как необязательное блюдо. Я как будто успокаиваюсь, но при виде аккуратного с утра расписания, теперь испачканного жиром от бекона и вообще безнадежно нарушенного, я чувствую, как на глаза наворачиваются горячие злые слезы. Мне так хотелось, чтобы все вышло безупречно, а получается из рук вон плохо. Что за игру я затеяла, с чего вдруг решила, что способна устроить нормальное Рождество, как все остальные люди?

– Вы уверены, что обойдетесь без помощницы?

От неожиданного вопроса у меня за спиной я вздрагиваю. Миссис Пи стоит в дверях с пустым бокалом из-под шампанского в руке. Она собралась сполоснуть его в раковине – напоминание на случай, если я забыла, что она здесь больше чем гостья.

– Благодарю, у меня все под контролем, – вру я, смахивая слезы в надежде, что она их не заметила. Но тут что-то лопается у меня внутри, и я отбрасываю притворство. – А вообще-то нет! Я ужасно опаздываю. Индейка будет готова вовремя, но все остальное – нет. Боюсь, придется отказаться от картошки, я ее только замочила, а пастернак вообще…

Миссис Пи, не дослушав, вешает свой жакет на спинку стула и подворачивает рукава блузки.

– Не надо спешки, – спокойно произносит она. – Ваш отец уснул, а мы с вами найдем, что пожевать, если проголодаемся. Когда индейка будет готова, мы накроем ее полотенцами, чтобы не остыла, и спокойно доделаем все остальное.

Какой у нее ободряющий голос! Он обволакивает, как теплый пух. Она снимает с крючка на двери еще один фартук и берется за гусиный жир, который меня заставили купить в лавке, запугав до полусмерти: режет его на маленькие кусочки и кладет в жаровню. Я облегченно перевожу дух.

– Бокал вина? – предлагаю я ей, довольная, что можно отступить на знакомую территорию.

Она с улыбкой кивает, и вот мы уже становимся командой: вдвоем готовим рождественский ужин, как делают миллионы женщин во всем мире для своих мужчин.

Блюда удались на славу, и я рада подать их на давно забытых фарфоровых блюдах. Разумеется, нам троим всю эту гору не съесть.

– Буду доедать в январе! – шучу я, и отец улыбается, как будто пюре из индейки – его любимое блюдо.

Мы с миссис Пи болтаем о рождественской телепрограмме и делимся разными малозначительными историями. Обе мы стараемся не вспоминать рождественские праздники прошлых лет, как будто боимся их призраков. Отец сначала старается следить за разговором, но в конце концов