Люди-мухи - Ханс Лалум

Я тихо улыбнулся про себя, наблюдая, как жена сторожа проходит мимо окна в своем вытертом сером пальто. Неожиданно меня поразила ее походка. Раньше она ступала тяжело, а сейчас только что не летела… Я с радостью представлял, как она вернется сюда со своей красной сберегательной книжечкой, и вскоре на ее счете будет уже не сорок восемь, а сто тысяч сорок восемь крон! Хотя смерть и особенно убийство радостными событиями не назовешь, кое-что хорошее все-таки получилось: в результате осчастливлен один достойный человек.

Пришлось признать, что других поводов для радости у меня нет. Я узнал массу новых сведений, но ответов на свои вопросы по-прежнему не получил. Вернувшись на работу, я быстро набрал номер Патриции. Как только Патриция узнала, кто получил львиную долю наследства, она попросила меня немедленно приехать к ней.

– Итак, я по-прежнему не знаю, кто убийца, но догадываюсь, кто скрывается за буквой «Е».

Было без двадцати пяти шесть. Мне пришлось размышлять над делом дольше, чем Патриции, которая только что выслушала мой рассказ об оглашении завещания; я в очередной раз приуныл, поняв, что она тем не менее по-прежнему находится на шаг впереди меня.

– Тут нет ничего сложного. Я считаю, что буквой «Е» Олесен обозначал Сару Сундквист. Е. обозначает «еврейский ребенок» или «еврейка».

Я ответил, что и сам догадался об этом; кроме того, пришел к выводу, что такой буквой Олесен, скорее всего, закодировал последнее слово.

– Для нас сейчас гораздо интереснее другое. Судя по всему, именно она и была той грудной девочкой, которая вместе с родителями пряталась в квартире Хансенов до того дня, когда в феврале сорок четвертого за ними пришел Харальд Олесен. До тех пор все более или менее понятно. Но что случилось после того, как их увезли, и до того дня, как ее передали в шведское бюро по усыновлению? Эта историческая загадка становится одной из главных трудностей следствия.

Я не мог с этим не согласиться. Раньше я не задумывался о судьбе Сары Сундквист, но после того, как о ней упомянула Патриция, все встало на свои места. Патриция же продолжала:

– Итак, кто может нам помочь? По-моему, тебе стоит послать телеграмму твоим шведским коллегам и попросить прояснить обстоятельства, связанные с удочерением Сары Сундквист. Если она прибыла в Швецию во время войны как беженка из Норвегии, кто-то должен был так или иначе переправить ее через границу. А факт перехода границы должны были зафиксировать шведские власти.

После того, что произошло сегодня, предложение Патриции казалось не лишенным смысла.

– В остальном самое любопытное, связанное с сегодняшней реакцией Сары Сундквист, – ее добровольное признание, что она не убивала Харальда Олесена. Еще вчера ее слова не вызвали бы моего интереса, но сегодня все считают убийцей Конрада Енсена!

С этим мне тоже пришлось согласиться. А еще я невольно задался вопросом, сознательно или бессознательно я постарался забыть о неприятном для меня факте.

– Конечно, она, наверное, была в шоке, но то, что она сказала тебе позже, не в такой удручающей обстановке, свидетельствует о ее неверии в то, что Харальда Олесена убил Конрад Енсен. В таком случае вариантов всего два: либо Олесена убила она сама, либо кого-то подозревает, но не хочет делиться своими подозрениями. Пока нам придется оставить оба предположения.

Я согласился с Патрицией, пусть и нехотя. Душа противилась тому, что Сара Сундквист могла оказаться хладнокровной убийцей, но разум настаивал: придется рассмотреть и эту версию.

– Что же касается Лундов, здесь почти нечего больше узнавать, как и об Андреасе Гюллестаде и жене сторожа. Однако сегодняшние события подтверждают мои подозрения относительно Даррела Уильямса и Олесенов.

Я бросил на нее озадаченный взгляд – и явно не сумел скрыть удивление.

– Конечно, все может оказаться совпадением, но реакция племянницы и племянника, а также то, что они говорили о дяде, замечательно совпадает с хронологической точки зрения, если… – Патриция замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

Я выразительно пожал плечами, но вскоре не выдержал:

– Понятия не имею, о чем ты. О какой хронологии ты говоришь?

Патриция широко и, как мне показалось, злорадно улыбнулась:

– О военной хронологии, но она отличается от хронологии Сары Сундквист. Сколько лет было племяннице Харальда Олесена в конце войны? Наверное, восемнадцать – девятнадцать. Даррелу было двадцать два, и он находился в Норвегии. По его словам, тогда у него была подруга-норвежка, имя которой он по непонятным причинам отказался назвать. И племянница, и племянник признали, что в последние годы их отношения с Харальдом Олесеном стали несколько напряженными, потому что он пользовался своей властью и вмешивался в их жизнь, когда они были молоды. Среди прочего они упомянули личную жизнь. Во-первых, вполне естественно было бы предположить, что норвежской подружкой Даррела Уильямса была племянница Харальда Олесена, и, во-вторых, что Харальд Олесен сыграл определенную роль в разрыве их отношений. Роман с американским принцем, которого она в конце концов потеряла, вполне мог повлиять на всю ее жизнь, особенно учитывая, что ее брак распался…

Я засомневался. Конечно, возможно все, но не слишком ли много совпадений? Однако реакция племянницы и племянника при виде Даррела Уильямса подтверждали версию Патриции.

– На твоем месте, если бы я могла ходить, сегодня же нанесла бы визит Сесилии Олесен и спросила ее обо всем прямо. Если она скажет «да», позвони мне, прежде чем будешь разговаривать с Даррелом Уильямсом.

– Прямой разговор с Сесилией Олесен кажется мне разумным, но зачем потом звонить тебе?!

Патриция лукаво улыбнулась:

– Затем, что у меня есть готовая версия, которую ты потом изложишь Даррелу Уильямсу. Но я не хочу ничего говорить до тех пор, пока предположение об их связи не подтвердится. Если все не так, как я думала, значит, мое творческое воображение слишком далеко меня завело.

Я должен был подчиниться. Патриция помогла мне сделать такие гигантские шаги, что приходилось мириться с ее эксцентричностью и самодовольством.

– Но мне кажется, что пора на время распрощаться с Шерлоком Холмсом и его дедукцией. Пора вспомнить об Агате Кристи и проверить, насколько далеко мы способны зайти, сосредоточившись на мотивах оставшихся соседей.

Она снова была права, поэтому я начал с самого очевидного:

– У Андреаса Гюллестада и Даррела Уильямса по-прежнему нет мотива для убийства. Или…

Патриция едва заметно покачала головой:

– Конечно, с добавлением «насколько нам сейчас известно». Не удивлюсь, если их прошлое еще таит в себе сюрпризы. Только что речь зашла о Дарреле Уильямсе. Если мои догадки верны, после разрыва с племянницей Харальда Олесена он мог питать недобрые чувства к ее дяде… или злиться на него за что-то еще.

– Постараюсь как можно быстрее все проверить. А как же Андреас Гюллестад?

Патриция нахмурилась:

– Здесь все не так ясно, но, возможно, дело как-то связано с участием его отца в Сопротивлении и последующей гибелью, хотя его расстреляли во время войны и мы не можем напрямую связать его смерть с Харальдом Олесеном… Скажи, тебе приходило в голову, что в Эстфольде очень мало гор? – Патриции снова удалось огорошить меня резкой сменой темы. При чем здесь топография Эстфольда? Заметив выражение моего лица, Патриция поспешила объясниться: – Если то, что ты мне рассказал, верно, сторож Антон Хансен запомнил, что Харальд Олесен собирался увести беженцев в горы. Потом он упомянул Эстфольд или Хедмарк и Оппланн; оба маршрута довольно известны, ведь именно по ним беженцев чаще всего переправляли в Швецию. Но Эстфольд находится на равнине. Значит, они, скорее всего, направились через Хедмарк в Оппланн. Кроме того, нам известно, что какое-то время Харальд Олесен возглавлял ячейку Сопротивления в тех краях, то есть недалеко от тех мест, где вырос Андреас Гюллестад и где за пару лет до интересующих нас событий его отца расстреляли за участие в Сопротивлении. Мы можем лишь гадать, но я бы пока не вычеркивала из списков подозреваемых и Андреаса Гюллестада. И непременно поговори с племянницей и племянником Харальда Олесена; возможно, мы обнаружим связь.

– Хорошо. Кстати, хотя я не верю, что его могла убить жена сторожа, теперь мотив появился и у нее.

Патриция с серьезным видом кивнула:

– Я тоже сомневаюсь в том, чтобы жена сторожа была хладнокровной убийцей, но в свете того, что стало известно сегодня, ничего нельзя исключать. Только у нее имелись ключи от квартиры Конрада Енсена, и он ей полностью доверял. А сто тысяч крон – достаточно веский повод для человека, который постоянно борется за выживание и вынужден экономить на всем, а дожив до старости, накопил всего сорок восемь крон на сберегательном счете. Не забудь, что она же отвечала за телефонное соединение жильцов. Если она знала, что Харальд Олесен в завещании оставил ей значительную сумму, и слышала, что он часто менял завещание, у нее в самом деле очень мощный мотив.