Хозяин Амура - Дмитрий Хван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор Радек как-то сказал, что дальнейшее привлечение к работам пленных солдат маньчжурской армии может иметь весьма негативные последствия вплоть до восстания подневольных работников. Не стоило забывать про увеличение неевропейского населения Сибири, это тоже было ни к чему. Приходилось ждать вестей с Запада — взятие пленных и их переправка на Ангару, Байкал и Амур было чуть ли не главным заданием для начальников обоих батальонов. Этим же вопросом — вербовкой охочих людишек — занимался и Павел Грауль, посол в Москве, а также Олег Маслов, бывший заместитель нач-склада научного городка при аномалии, а теперь начальник нижегородской фактории.
Канонерская лодка «Тунгус», пройдя в Албазине плановый ремонт и получив заново построенную рубку с улучшенной радиостанцией, отошла от причала в конце июля, взяв курс на Сунгарийск. Станислав Соколов сопровождал отца в этом путешествии вместе со своим другом Мечиславом Радеком. Наконец, спустя долгие недели пути, канонерка вошла в воды Сунгари. Вскоре на воде стали всё чаще попадаться лодки нанайцев — они, привычные к виду пароходов и канонерок, не шарахались в стороны, а то и в воду при их появлении, что частенько бывало ещё несколько лет назад.
В Сунгарийск «Тунгус» прибыл в конце дня, и обед в тот день на корабле был довольно лёгок, поскольку радист принял сообщение из города о готовящейся встрече. В этом случае без обильного угощения было не остаться. И уже вскоре Соколов-младший, не расстававшийся со своей зрительной трубой, принялся оглядывать приближающийся Сунгарийск. Постепенно вырастали стены, башни и форты с орудийными казематами. Сильно, крепко, с умом — маньчжурам не одолеть. Так думали практически все, впервые видевшие укрепления речной крепости. Наконец канонерка причалила к пристани. На берегу было людно — присутствовал и выстроенный почётный караул стрелков, а оркестр, наполовину состоящий из дауров, бодро наяривал разученные марши, используя весьма скудный ассортимент инструментов. Игоря Олеговича, здешнего начальника, Стас увидел не сразу.
— Вона, воевода-то, яко ведмедь, — незаметно указал мальчишке на Матусевича стоявший рядом бывший казак, а теперь матрос Гришаня, с которым сын Соколова сдружился во время путешествия.
Парень во все глаза смотрел на воеводу, фигурой и правда очень напоминавшего кряжистого медведя, — широкоплечий и высокий, казалось, он ходил на пружинах, будто готовый к внезапному броску на врага. Лицо его смотрело сурово — колючие брови нависали над чёрными цепкими глазами, тяжёлая нижняя челюсть немного выдавалась вперёд, придавая воеводе лихой вид. Его усы, так похожие на отцовские, не дополнялись, однако, бородой. Дождавшись, когда рота почётного караула, выстроенная у причала, поприветствует заученными возгласами великого князя, Матусевич, похоже, сделал попытку улыбнуться, хотя Станислав мог и ошибаться в определении мимики. Здороваясь с властителем Руси Сибирской, сунгарийский воевода коротко, но с уважением склонил голову и крепко пожал протянутую Соколовым руку. В отличие от других встреч за время, проведённое парнем в пути, в Сунгарийске не было ни объятий, ни восторженных воплей толпы. По рассказам отца и его друзей, частенько собиравшихся в доме, когда обсуждались все важные дела общества, экономики и политики — а Стаса и остальных своих отпрысков они непременно брали с собой, — в Сунгарийском воеводстве правили бал представители не той Росфедерации, которые стали первоангарцами, а другого, более мощного и развитого государства, которое не развалилось в своё время на многие части, одной из которых и стала Росфедерация. Хотя и там происходили процессы, схожие с последними годами жизни державы под названием СССР.
Русия, отринув косную идеологию единолично правящих чуть более шести десятков лет социал-демократов и отпустив в свободное плавание часть неспокойных южных провинций, принялась за построение собственной модели государственного устройства, однако вмешалась новая мировая война. И через некоторое время после её тяжёлого, но успешного завершения группа Матусевича и попала в мир первоангарцев. Они пытались найти пропавшую в новоземельской аномалии экспедицию Корнея Миронова, которая была направлена сюда, так же как и люди отца — изучить прекрасный новый мир, что открылся исследователям. Но вход туда, именуемый аномалией, просто-напросто…
— Схлопнулся, — пробормотал Станислав, вспоминая слова профессора Радека, говорившего прошлым летом о необратимых последствиях возмущения контура перехода.
Вдруг перед погружённым в свои мысли парнем выросла громадная фигура — Игорь Матусевич протягивал Ярику широченную ладонь, пряча улыбку в усы, глаза его озорно поблёскивали из-под густых бровей, будто нахмуренно глядевших на Соколова-младшего.
— Ну здравствуй, Станислав-наследник! — пробасил воевода. — Говорят, корабли тебе по нраву?
— Ага, — кивнул парень, пытаясь высвободить руку.
— Корветы, должно быть, видал? — прищурился Матусевич.
— А то! — подбоченился Ярик. — Спустили их на воду! Красиво было! Вот бы на них в океан теперь!
— Успеется, сын, — подошёл отец. — На следующий год выйдем в море.
— Вячеслав Андреевич, вы уж устройте его на «Забияку»! — улыбнулся Игорь, увлекая Соколова к городским воротам, успев подмигнуть Стасу.
После недолгой экскурсии по небольшой части сунгарийских укреплений мужчины собрались в зале для совещаний на втором этаже воеводского дома. Там Соколова встретил принц Хёджон вместе со своим неизменным спутником — Сергеем Кимом. Наряд возможного наследника корейского престола не слишком отличался от стандартной униформы воинов Сибирской Руси, исключение составлял лишь традиционный головной убор. Вячеслав был рад личному знакомству с принцем, но более его поразила та удивительная лёгкость, с которой Ли Хо, как его звали друзья, смог вжиться в атмосферу другого социума. Общества, которое весьма и весьма отличается от его родной страны, слишком догматизированной и разделённой на множество условностей и идеологических правил. Соколов подумал тогда — не будь успехов ангарцев в боях с маньчжурами, не заговорили бы о них в Корее, и глядишь, сей принц и не стал бы якшаться с северными варварами столь тесно. А теперь всё устроилось как нельзя лучше. Ли Хо, он же Хёджон, рассказал о посланиях к нему своего отца — вана Ли Инджо. Ан Чжонхи, тот офицер, что прибыл в самом начале текущего года в посёлок сибирцев для первичной разведки ситуации на реке Туманной, к середине лета появился уже на Сунгари с небольшим отрядом воинов и письмами от Инджо. В них он наставлял сына проявлять свои лучшие качества и быть полезным для своей страны среди северных людей оросов. Термин «варвар» ваном был в письме опущен.
Кроме того, Ан Чжонхи сообщил властителю Руси Сибирской о секретной стратегии вана и небольшого числа высших чиновников, входивших в движение обновления — «Сирхак». Сирхаковцы в противовес усиливавшейся конфуцианской схоластике ратовали за всемерное развитие реальных наук, за более широкое развитие новых форм ведения сельского хозяйства, за продвижение торговли и промышленности. Так же они были решительно настроены против традиционных суеверий, но, главное, обновленцы решительно выступали против самоизоляции Кореи. Конечно, пока вся их решимость выплёскивалась на собраниях своих сторонников, проводимых подальше от глаз недоброжелателей. Но ныне сирхаковцы пребывали в радостном ожидании перемен — мало того, что старшие сыновья вана Ли Инджо — Сохён, вернувшийся из «почётного» плена у маньчжуров, и Хёджон, бежавший из ссылки в Хверёне к северному князю ороса, поддерживали Сирхак, так ещё и великий ван изволил выразить им свою благосклонность через устное послание к одному из теоретиков учения — Ким Юку, однако пока тайное.
Ли Инджо также разработал систему пополнения войска своего сына. С будущего года в Хверёне, городе на северо-востоке Кореи, на берегу реки Туманган будут формироваться отряды самообороны провинции для её защиты от северных варваров, нападавших на маньчжурские городки и заставы. Эти отряды будут формироваться из верных династии Ли отставных солдат и молодых людей, близких идеям обновления страны. Уходя на север, якобы для разведки и слежки за врагом, они будут вливаться в состав корейского полка Хёджона.
Соколов поблагодарил Ан Чжонхи за эту добрую весть, отдав должное уважение вану Ли Инджо.
— Такое сотрудничество будет весьма полезным для наших держав! — торжественно проговорил князь. — Было бы великолепно, если бы оно стало традицией!
— На вашем месте, великий князь, я бы не надеялся на скорое снятие завесы тайны, — покачал головой посланец вана. — Должно пройти много лет, прежде чем наши отношения могут стать явными.
— Очень жаль, — произнёс Соколов. — Но мы готовы довольствоваться благожелательностью великого вана и теми его добрыми начинаниями, что ты нам озвучил. Я рад тому, что Ли Инджо здравомыслящий монарх, которого заботит будущее его страны.