Последний переход - Андрей Самойлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На безрыбье и рак рыба, – сказал Егор без улыбки.
– Совершенно справедливо… Ах, если бы вы знали, как я маялся с ним!
– С Юрой-то?
– Ну конечно!.. Я прекрасно понимал, что никакой другой возможности пребывать в этом мире у меня нет, но эта единственная возможность – какая же она была хреновая, простите мне это слово! Я волком выл! Можете вообразить себя в кабине самолета, в котором что-то разладилось, трясет, мотает, тянешь штурвал, а он не слушается?.. В общем, такая вот веселая картинка. И за все эти годы, а их прошло пять, ваших земных лет – мне не удалось вернуться сюда, к поляне. Да что там! Мне высказаться не удалось, нормальный шаг сделать. Пытался – а получалось черт-те что. Помните нашу первую встречу, там на пристани?
– Еще бы, – сказал Павел. – Такое забыть трудно.
Беркутов засмеялся:
– А я, честно говоря, и не подозревал ничего. Ну, Юра и Юра, дурачок.
Юра усмехнулся горько, покачал головой.
– Знаете, я столько раз пытался дойти до вашей сторожки, и никак не выходило. Трудно сказать, но у меня сложилось впечатление, что Юра почему-то упорно не хотел идти туда, к вам. Что-то пугало его.
Княженцева осенила мысль, он поднял голову.
– Слушайте, Юра… скажите, а так-таки никто вокруг, ни один человек не догадался, даже ухом не повел – насчет вас?
– Хороший вопрос. – Юра вздохнул. – Хороший и… грустный. Мне кажется, что начинала догадываться хозяйка ваша, Клавдия Макаровна. Почти определенно догадывалась. Но ничего не говорила мне, ничего не спрашивала. Я прямо из кожи вон рвался! И так и сяк выворачивался, чтобы докричаться до нее… нет, все зря. От этих моих усилий Юра нес такую ахинею, что я только диву давался. А она смотрела, и в ее взгляде я чувствовал… И подкармливала она меня, то есть Юру, а тем самым и меня…
– Как?.. – в голосе Павла прозвучало подозрение. – Как-то странно вы говорите…
Юра взглянул на Беркутова, тот на Аркадия. И Юра перевёл взгляд на него.
Кауфман кивнул.
– Да, – молвил он. – Я думаю, можно рассказать. Расскажите, Сергей Аристархович.
* * *И Беркутов рассказал. Кратко, точно, ясно. Ничего не утаивая.
Когда он умолк, несколько секунд царила тишина.
– Н-да-а… – протянул потом Забелин. – Не ожидал, ей-богу. Но вот… а как же бабушка так лопухнулась?! Она ведь экстрасенс или там что-то в этом роде…
Юра махнул рукой:
– Да ну, какое там… Ну то есть, в какой-то степени в Метеле каждый житель экстрасенс. А так, конечно, против Пыжова она ничего сделать не могла. Ей показалось, что может – но нет… Вот Юра! Испугался он, что ли? Я ведь чувствовал… да что там чувствовал! Знал, что сейчас будет – а он на пристань, да там и спрятался. Ну, как спрятался? Сел на мостки и ни с места. Заплакал. И ничего я с ним не мог поделать…
Егор кашлянул.
– Простите, конечно, – сказал он. – Но я боюсь, мы в этих Юрах запутаемся, давайте определимся кто из ху. Ведь как-то же зовут вас, есть у вас ваше имя собственное, от рождения данное?
Пришелец так качнул Юриной головой, что смысл этого жеста ясен стал для всех как «дважды два»: мол, объяснить сие если не невозможно, то почти невозможно… И, правда, он сказал:
– Вы знаете, наши имена – не совсем то, что ваши. В смысле, несут несколько иные функции. Да и рождения тоже. В вашем понимании мы вообще не рождаемся… Ну, словом, это долго и сложно! Давайте так: я для вас буду Юра-второй. А он – Юра-первый.
На том и порешили. Но все еще только начиналось!
– А вы этого, – спросил Егор. – Пыжова… точно шлепнули?
– Наповал, – коротко ответил Беркутов.
– И пистолет у тебя пыжовский? – повернулся Княженцев к Аркадию.
Тот вместо ответа хлопнул себя по левому боку.
– Черт бы его побрал, Пыжова этого! – воскликнул Павел искренне.
– Уже, – Беркутов даже не улыбнулся.
– Эх-х!.. – Горечь прозвучала в возгласе Юры. – Нежить. Не он сам, конечно, а та нечисть, что его сожрала. А он… Да что там говорить, пропал, как последняя тварь! Сам дурак, полез в эту кашу из дурного любопытства – вот его трясина и втянула. Втянула, высосала и выплюнула пустую оболочку. И наполнила нежитью.
– Да уж, – криво усмехнулся Аркадий. – Все-таки не померещилось мне… Нежить в человечьем облике! Глаза. Взгляд с того берега.
– И вся любовь, – сказал Павел. – И титьки набок.
– Ничего не понимаю, – сказал Егор.
– Понять нетрудно, – и снова почему-то Юра-2 вздохнул. – Могу объяснить. Только рассказ долгий получится. С самого начала придется.
– Да мы ведь и не спешим. – Павел вскинул брови. – Я понимаю так, что нам – на поляну, не дальше? А она вот она. Наше от нас не уйдет.
– Тоже верно. – Юра почесал переносицу. – Ну что ж, попробую. Понимаете, главная ошибка вашего земного руководства…
Рассказ Юры-второгоТеперь, наверное, никто не сможет объяснить, каким образом появился в дикой уральской тайге транспространственный портал – пункт, искусственно созданный в качестве точки пересечения пространств-времен с различным числом измерений, разными характеристиками и т. п. Пункт этот представлял собой типичный мегалитический дольмен: невысокую, полую внутри тумбу, сложенную из тесаных каменных блоков, с плоской столообразной площадкой наверху и круглой дырой посередине. Так вот, как он попал в эту глухомань?.. Может быть, здесь когда-нибудь была вовсе не глухомань?.. Почему это сооружение оказалось в такой дали от человеческих поселений?.. На все эти вопросы, видимо, уже никто никогда не ответит. И ладно бы их было несколько, дольменов, как на Кавказе или в приморских районах Европы. Это было бы понятнее – а то ведь один, как перст. Загадка, в общем. Именно его, этот дольмен, когда-то обнаружил неожиданно для себя Николай Трунов, и его же, задолго до Кольки, исследовали ученые-археологи, но ничего толком не нашли – для них он как был, так и остался мертвой грудой камней, разве что аккуратно сложенной.
Говорят, будто древние кельты – точнее, их жрецы, друиды – обладали умением выходить в более сложные, чем наш, миры. Собственно, умением таким обладают посвященные, достигшие высоких уровней, во всех более или менее развитых культах. Но они делают это очень осторожно, с оглядкой, ибо понимают, с чем имеют дело, а вот друиды почему-то в это свое умение вцепились, как черт в грешную душу, и эксплуатировали его вдоль и поперек, нещадно; как выражается нынешняя молодежь – беспредельничали. Ну и добеспредельничались, естественно: от когда-то могущественной кельтской расы остались сегодня угасающие реликты вроде бретонцев или валлийцев, а дольмены, межпространственные порталы, теперь действительно не более чем «каменные будки с дыркой посередине».
Впрочем, их конечно, можно активизировать. Правда, стоит ли это делать? – вопрос другой. Во всяком случае, одинокий здешний дольмен продемонстрировал, что лучше, пожалуй, не стоит.
Знали ли о нем местные жители? Трудно сказать. Про каменную будку-то, конечно, знали, но что она из себя представляет – вряд ли… Может быть, кто-то даже слышал слово «дольмен». Но толку им от этого знания все равно никакого не было – стоит себе и стоит каменный пень, ну и хрен с ним, пусть стоит, никому не мешает. Так и стоял до того дня, когда всем на беду здесь появился Пацюк…
Теперь с уверенностью можно утверждать, что Пацюк, несомненно, ведал, что творил. Правда, как он узнал о существовании дольмена в окрестностях Метели и откуда почерпнул умение друидов, – это, видно, тоже останется тайной… да ведь это и не суть важно.
Важен факт: сюда, в местность, где стоит заглохший дольмен, прибыл субъект с явной целью заставить его действовать.
То есть цель эта была явной, разумеется, для него одного. Местные жители поначалу ни о чем не догадывались. А у него, вероятно, имелся некий материал, записи. А может быть, он держал всё в памяти?.. Ну, опять же, это не существенно, ибо главное здесь то, что, используя свои знания и, возможно, совершая действия ритуального характера, Пацюк сумел заставить спящий дольмен проснуться. Тот «заговорил»!
Далекие, застывшие и недоступные для землян пространства-времена вдруг сделались близкими, ожили, их грозное дыхание пронеслось над тайгой. Пришли в движение неведомые силы, мир вздрогнул, сдвинулся под тяжестью навалившихся на него других миров.
Но вот беда! Пацюк оказался колдуном никудышным, вроде волшебника-недоучки из песни Аллы Пугачевой. Он смог отворить дверь в другие миры. А вот управлять переходами, закрывать и открывать их – это вот шиш. Проще говоря, вместо того чтобы аккуратно отомкнуть все защёлки и распахнуть створки, он просто вышиб к чертовой матери «входную» дверь – на свою же глупую голову. Вряд ли Пацюк руководствовался какими-то высокими мотивами в своей исследовательской деятельности; скорее всего, он жаждал персонального могущества – слабо, впрочем, представляя, что с ним потом делать. Но дело не в этом. А в странной и печальной закономерности: все новое почему-то как магнитом притягивает к себе самую что ни на есть дрянь. Ну вот, хотя бы взять Колумба: поплыл в Индию за золотом, а попал совсем не в Индию, и привез оттуда в лучшем случае картошку, в худшем – сифилис. А если вспомнить окно, прорубленное Петром I в Европу, то ведь тоже в окно это сразу так и полезла всякая сволочь вроде Бирона…