Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию? - Виктор Устинов

Искусство стало антинародным: оно прославляло артистов и фокусников, танцовщиц и экстрасенсов, проходимцев и стяжателей, совсем позабыв святые заповеди, что процветание и могущество государства держится на воине, пахаре и рабочем и на интеллигенции, выросшей из этой же среды, а не на шутах и подлецах. Печать перестала восхвалять благородство, порядочность и честность и заглядывала в самые грязные места человеческих пороков, от описания которых заражались грязью все, и прежде всего те, кто распространял ее среди людей. Царская журналистика обслуживала интересы внутренних врагов России, одолевших верховную власть империи, вела всю страну к крушению, а монархию к гибели.

Осенью Центральные державы перенесли свои военные усилия на Балканы с целью разгромить Сербию. Она была как заноза в теле держав этого блока и мешала Германии и Австро-Венгрии напрямую соединить свои силы с Турецкой империей для овладения Балканами и распространения своего влияния и военной силы на Ближний Восток и Северную Африку. В Лондоне и Париже с опозданием осознали опасность, какая грозила Сербии из-за вероломной политики царя Болгарии Фердинанда I Кобургского, который все время балансировал между Антантой и Центральными державами, хотя еще в июле он подписал договор о присоединении Болгарии к Тройственному союзу и проводил мобилизацию в стране, доведя численность болгарской армии до 500 тыс. человек, утверждая, что это делается для защиты суверенитета. Только 1 октября было принято решение о высадке союзного десанта в Салониках и выдвижения его на север для прикрытия восточного фланга Сербии и участка железной дороги Салоники, Ускюб. Греция и Румыния под давлением Германии объявили о своем нейтралитете, что обеспечило большую свободу действий Болгарии против Сербии. 5 октября объединенные силы германо-австрийского блока под общим командованием германского генерала Макензена, выступили против Сербии, имевшей армию общей численностью менее 200 тыс. человек. Россия хотела оказать помощь Сербии, усилив ее армию несколькими русскими дивизиями, но Румыния отказалась их пропустить через свою территорию. Главные силы сербской армии в этот период сосредоточились на восточной границе против Болгарии, в то время как главный удар генерал Макензен наносил с севера, и столица сербов Белград подверглась бомбардировке тяжелой артиллерией германцев, от которой погибло свыше 5 тыс. мирных жителей[321]. Сербская армия была вынуждена перебрасывать свои силы на север, когда 15 октября перешла в наступление болгарская армия, которая вскоре овладела станцией Вране, через которую поддерживалась связь сербской армии с англо-французским экспедиционным корпусом в Салониках, направленным руководителями Антанты для оказания помощи сербской армии. Положение сербской армии ухудшилось, возникла угроза окружения всех ее главных сил. К концу октября две французские и одна английские дивизии экспедиционного корпуса выдвинулись на север к реке Черна, чтобы соединиться там с сербскими войсками, но атакованные с востока 2-й болгарской армией они вынуждены были занять оборону. Опасаясь угрозы окружения, главные силы сербской армии начали планомерное отступление на Черногорию и Албанию. Дальнейшее отступление сербской армии, отягощенное массовым исходом сербского народа от оккупантов, шло при самых ужасных климатических условиях и лишениях через Ипек, Дибра и Эльбасан к Дураццо и Сан-Жан-де-Медуа, где остатки армии в числе около 120 тыс. человек были посажены на союзные суда и перевезены для устройства на остров Корфу и порт Бизерта. Одновременно отошли к Салоникам и англо-французские дивизии[322].

Центральным державам не удалось полностью уничтожить сербскую армию, но она вынуждена была отступить, и страны Тройственного союза достигли своей цели – обеспечения железнодорожной связи с Турцией и создания с ней единого фронта. Теперь Германия могла получать стратегическое сырье непосредственно из Турции.

К концу года обстановка для стран Антанты на Балканах складывалась неблагоприятно. Против 8 пехотных дивизий Салоникского экспедиционного корпуса противник имел 2 болгарские армии, усиленные германскими дивизиями, – всего 13 пехотных дивизий. Но стратегически важный плацдарм войсками Антанты на Балканах был удержан, и осенью 1916 года там был образован Салоникский фронт, в состав которого влилась 130-тысячная сербская армия, которая осенью 1918 года, вместе с английскими и французскими войсками, заставит капитулировать Болгарию, а потом и Турцию, что вынудит Германию прекратить сопротивление и сдаться на милость победителей.

Война Центральных держав с Сербией ослабила нажим австро-германских войск на Россию, и в октябре фронт стабилизировался, а русские армии закрепились на рубеже Рига – р. Западная Двина – Двинск – Барановичи – Дубно – р. Стрыпа.

Правительство во главе с премьером Горемыкиным, оставшееся в столице без императора, работало плохо, а министры, возражавшие против принятия Николаем II поста Верховного главнокомандующего, не строили иллюзий и ожидали отставки. Но они не молчали и требовали новой встречи с царем, потому что императрица не скрывала к ним неудовольствия и отказывалась их принимать. Она активно помогала мужу расправиться с бунтующими министрами: «Разгони всех, назначь Горемыкину новых министров, и бог благословит тебя и их работу»[323].

15 сентября все опальные министры были вызваны в Ставку, где их никто не встретил, и они добирались с вокзала к царю на попутном транспорте, а когда они были приняты государем в присутствии первого министра графа Фредерикса, то услышали короткое заявление, что «его воля о принятии командования непреклонна». Никому не дав слова, царь завершил эту встречу угрозой: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю»[324].

Через несколько дней царь действительно вернулся в свою резиденцию и приступил к увольнению строптивых министров. В конце сентября было уволено только два министра – Самарин и Щербатов, через месяц был убран Кривошеин. Другие министры сумели удержаться, сменив свои убеждения на угодничество возвысившемуся премьеру Горемыкину. Последние компетентные министры, Поливанов и Сазонов, были устранены в марте и июле 1916 года и «с тех пор сквозь облака мистики императрицы наверх стали пробираться подлинные проходимцы и жулики, а все те, кто хранил в себе государственную традицию, осуждены были на безнадежные попытки спасать последние остатки русского государственного управления»[325]. Новые, наспех подобранные министры, не знали нужд государства и народа; их больше волновала собственная значимость и болезненное честолюбие, доходящее до шизофрении. Обманывая себя и императорскую чету в своей способности быстро решать назревшие государственные и общественные проблемы, они в действительности не знали способа их разрешения, но сразу усвоили одну непреложную для себя заповедь – императрице, болезненно реагирующей на неприятные политические и экономические новости – никогда не сообщать о них и все преподносить ей в розовом и благожелательном свете.

С осени 1915 года император в армии, а императрица в царской резиденции, не знали правды о положении дел в стране, а окружавшие их министры и чиновники делали все возможное, чтобы они и не могли ее узнать. Царская власть стала обслуживать только свои интересы и окончательно удалилась от своего народа. Власть попросту стала чужой, и она начала открыто обслуживать интересы Пруссии и Германии. Ими были забыты или проигнорированы предостережения римских сивиловых книг, большая часть которых была уничтожена варварами, в которых на исторических примерах прошлого еще древними пророками и философами утверждалась мысль о неизбежности наказания божественным провидением царей и их присных за неисполнение обязанностей перед своим народом. Безразличие русской знати к этим предостережениям, проявляемое ею из века в век, и с такой же последовательностью караемое провидением за одни и те же грехи, просто поразительно. Наказание за неисполнение долга перед народом обрушивалось на них в правление Шуйского, Годунова, Анны Леопольдовны, Петра III и теперь весь правящий класс России, пораженный изменой и предательством в собственных рядах, во главе с Николаем II, снова вел страну к краху, где им суждено было и самим погибнуть мучительной смертью.

В результате германо-австрийского наступления на Восточном фронте весной и летом 1915 года царские войска были вытеснены из большей части Галиции, из Польши, части Прибалтики и Белоруссии. В ожесточенных боях с вооруженным до зубов противником, русская армия была обескровлена. С началом войны потери составили около 3,5 млн. человек убитыми, ранеными и пленными – самые тяжелые потери среди армий всех воюющих государств. Свыше 300 тыс. было убито, 1,5 млн. попало в плен, – офицерский корпус потерял 45 тыс. человек[326]. Сражаясь с немцами, австрийцами и турками, русская армия ежедневно платила большой кровью за все ошибки, промахи и преступления своих государственных мужей во главе с царем, кто обязан был по долгу и совести постоянно укреплять мощь армии и держать ее на высоком уровне боеготовности, и кто на борьбу с вторгшимся врагом должен был мобилизовать всю экономку страны, чтобы она работала для нужд войны. Уже в первые недели Первой мировой войны всему правящему классу России была видна вредительская роль окружения Николая II на характер развязанной ими войны и их стремление привести Россию к поражению, но вместо коллективного противодействия и сплочения всех народных сил для борьбы с врагом внутренним, многие представители крупной и средней буржуазии: промышленники, банкиры, дворяне и помещики, интеллигенция продолжали вести политику уступок царскому двору, граничащую с предательством национальных интересов русской империи. Эти постоянные уступки – сначала иностранному капиталу, прежде всего, германскому, хищнически действовавшего на просторах империи, а потом – внутренним врагам, плодившимся в годы войны как саранча, так как царская власть не уничтожала ее, а потворствовала размножению, дорого обошлась русской буржуазии. Она тоже заплатила не меньшую цену и понесла не меньше жертв, чем армия, явив миру еще раз пример того, что судьба страны, ее прошлое, настоящее и будущее с одинаковой ответственностью лежит на каждом гражданине, независимо от того, какое он место занимает в обществе.