Лучший экипаж Солнечной (авторская редакция 2008 г.) - Олег Дивов

Но поверить в то, что неуклюжее барахтанье внизу — это как раз жизнь реальная, могли немногие. Тем более что в последние годы, особенно после неудачной уже по замыслу второй марсианской кампании, Земля отвернулась от своих верных солдат…

Рашен помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, вздохнул, и бормотание за спиной тут же прекратилось. Эссекс и Боровский синхронно подались вперед, пытаясь заглянуть адмиралу в лицо. Им все еще было немного боязно: а не передумает ли Рашен командовать.

Катер изящно подрулил к борту «Гордона» и повел тупым носом, выцеливая причальную мишень.

— Все уже здесь? — спросил Рашен.

— Здесь, — кивнул Эссекс. — В малом конференц-зале.

— Там же экран маленький, — упрекнул его Рашен.

— Зато уютно.

Рашен недовольно цыкнул зубом, но вспомнил, что у начальника штаба агорафобия, и решил его лишний раз не обижать.

— Все будет нормально, Фил, — сказал он. — Не мандражируй.

— Это ты себя убеждаешь? — ляпнул Эссекс. Боровский ткнул его локтем в бок и состроил жуткую гримасу.

— Ерунда, — сказал Рашен. — В чем мне себя убеждать? Наоборот, у нас впереди самое интересное… Просто море веселья.

— Да? — удивился такому выводу Эссекс.

— Разумеется. А тебе, Фил, разве не надоело, как мы до сих пор воевали?

— А как мы воевали? — Эссекс озадаченно посмотрел на Боровского.

— Мы теперь не армия, — объяснил Рашен. — Мы самая что ни на есть пиратская эскадра. Хотя бы на ближайшее время. Пока не докажем, что нужны Земле.

— И что? — осторожно спросил Эссекс. Он давно понял, что в непринужденной беседе с русским проще спросить, чем самому догадаться. Очень уж у Рашена бывали неожиданные концепции.

— А то, что корсарам положено быть поддатыми и расслабленными. Знаешь, сколько у нас выпивки? Сейчас все совещание так надерется… Не сразу, конечно, а когда решим, как дальше жить. По пол-литра на рыло! Мозер расстарался. Кстати, сволочь ты, капитан.

— За что?! — возмутился Мозер, не поворачивая головы. Он сейчас аккуратно подводил катер к шлюзу.

— Я же сказал тебе: все не отбирать!

— Обижаете, сэр. У них две канистры было. Они сами мне тут же одну и вручили. Сказали, если надо, еще сделают.

— Ты узнал, где у них аппарат? — тут же поинтересовался Боровский.

— Ой, это безнадежно! — рассмеялся Эссекс. — Все самогонные аппараты на судах — изделия двойного назначения. У меня на «Роканноне» доктор выгонял почти настоящий спирт через искусственную почку. На десантниках бражку настаивают в системах промывки оптики. Там бачок на десять литров и такие гнутые патрубки…

— Это ты что-то загнул, — не поверил Боровский.

— В бронетранспортерах! — объяснил Эссекс. — Эх ты, а еще туда же — боевая часть…

— Да я этих десантников в жизни не видел, — пошел на попятный старпом. — И вообще…

— У Абрама, по-моему, в унитазе что-то такое было, — неожиданно упавшим голосом произнес Рашен.

Все затихли. Скаут Файна до сих пор не подал голоса.

Катер без малейшего сотрясения прилип к шлюзу.

— Ювелирная стыковка, — заметил Мозер. — Даже самому приятно. Господин адмирал, давление уравнено. Открываю люки.

— Ты хорошо водишь малотоннажники, — сказал Рашен печально. — Но Абрам — еще лучше.

— Я помню, Oleg Igorevich, — кивнул Мозер. — Вы не спешите с выводами. Старина Эйб не даст себя угробить. Ни чужим, ни нашим.

— Наши-то пострашнее чужих будут, — заметил Эссекс, вставая. — Ну, Алекс, пойдем?

— Страшнее группы F в обитаемой Вселенной нет ничего, — твердо сказал Рашен. — Зарубите это себе на носу. Пока мы это помним, будем живы. А как забудем — нам pizdets.

Он тяжело поднялся на ноги и, сутулясь, пошел к выходу.

Большой многофункциональный корабль, он же в просторечии мегадестроер, «Джон Гордон» внешне представлял собой угловатую летающую тарелку километрового диаметра. Корабли серии 105 проектировались универсальными боевыми судами. На практике, как любое многопрофильное устройство, каждую из возложенных на него функций по отдельности «Гордон» выполнял так себе. Земляне уяснили это, когда «сто пятых» было построено уже десять штук. Несколько монстров переоборудовали в десантные баржи, один торжественно вручили полицейским, а два подсунули группе F. Полиция свой дредноут переделала в мобильную военную базу. Бригада Attack Force на «Гордоне» устроила штаб, а «Старк» таскала за собой для поднятия авторитета. В основном он работал складом боеприпасов, мог послужить летающей крепостью, а лучше всего исполнял роль страшилки для окопавшихся внизу. Ракетно-бомбовая нагрузка была у него вполне достаточная, чтобы группа F чувствовала за собой крепкий тыл.

Одного у всех «сто пятых» было не отнять. Более неистребимого судна в истории человечества не изобретали. Запас прочности эта хреновина имела невообразимый, а заградительный огонь ставила такой, что за одним-единственным БМК могла укрыться целая эскадра. Зашибить «Гордон» с поверхности вообще нереально, победить в открытом космосе — чистой воды научная фантастика. Три реактора (ходовой, огневой и резервный), восемь отражателей, огромные кормовые батареи, надежно прикрывающие хвост. Все это хозяйство делало мегадестроер вещью одновременно бесполезной и внушительной. Поднаторевший в истории Эссекс, пересев на «Гордон», частенько упоминал многовековой давности казус с немецким морским бэттлшипом, который так ни разу и не участвовал в бою из-за своей чрезмерной разрушительной мощи. Стоило ему высунуться из порта, море пустело: все разбегались кто куда. Некоторые исследователи вообще, ставили под сомнение, что страшная махина хоть раз выходила из доков — ведь для успеха операции достаточно было просто заикнуться вслух, будто чудовище собирается в поход. Эссекс в этой связи многозначительно упоминал, что так на стоянке злосчастное судно и разбомбила авиация…

Охрана Эссекса, встречавшая начальство у шлюза, красиво сделала на караул.

— Вольно, — царственным тоном сказал Рашен, стараясь не рассмеяться. Каждый раз, когда при виде строевых приемов его разбирал неудержимый хохот, он вновь убеждался, что так и не стал настоящим военным.

Боровский деловито подергал телохранителей за небрежно затянутые ремни и хищно зыркнул на начальника охраны. Тот покрылся красными пятнами и стеклянно вылупил глаза. Эссекс взял Боровского за локоть и увлек за собой. Охранники замкнули вокруг старших офицеров каре, но тут сзади набежал приотставший Мозер. Ловко орудуя тяжелой канистрой, он растолкал грозное воинство и пробился к адмиралам.

— А посуда? — спросил он Эссекса, выразительно приподнимая свой груз.

— Там стюард должен быть, — сказал Эссекс, одобрительно щурясь на канистру. — Иди вперед, проследи.

— Сделаем, — кивнул Мозер и убежал по коридору.

— Толковый парень, — заметил Эссекс.

— Даже чересчур, — сказал Рашен. — У него за последние сутки будто крылья выросли. Понимаешь, он ведь отлично просек ситуацию. Почувствовал, что мне грозит опала, и готовился сбежать вниз. И очень из-за этого переживал. Стыдился. А теперь ему деваться некуда, вот он и порхает на радостях, что подлецом не стал.

— Не подлецом, так мертвецом, — сообщил Боровский. Ступив на борт «Гордона», он резко озлобился и посерьезнел. Наверное, вспомнил, что ему светит возвращение на волчью должность заместителя командира группы по боевой части.

Рашен на это рифмованное замечание не отреагировал.

— Удивительный мы все-таки народ, — глубокомысленно сказал Эссекс. — В смысле — мы, астронавты.

— Ага, — поддакнул Боровский. — Разгильдяи, каких мало. А гонору столько, что без топлива до Милки Вэя долетим. На одном выпендреже.

— «Остались только выправка да честь», — процитировал Рашен. — М-да… Между прочим, вы и не знаете, наверное, господа, что этот самый Милки Вэй во всех языках мира имеет одинаковое происхождение, кроме одного. У нас это «молочная дорога». А вот был такой народ — украинцы. Так у них дорога не молочная, а соленая.

— Они что, на соляных озерах жили? — предположил Эссекс.

— Да кто их знает. Спросить уже не у кого.

— Соленая дорога… — задумался Эссекс.

— Да ладно! — сказал Боровский. — Ты его лучше спроси, почему Москва не верит в слезы.

— А почему? — тут же спросил Эссекс.

— Когда-нибудь я туда съезжу, — мечтательно произнес Рашен. — Там, говорят, уже чисто. Правда, мало осталось от былой красоты, но все-таки… Очень жестокий был город, Фил. Прямо в центре помещалось место публичных казней. Какие уж тут слезы.

— Дикари, — заключил Эссекс.

— А вы, американцы, лучше, что ли? Как будто у вас в Лондоне негров не линчевали!

— Сам ты американец, — надулся Эссекс — Лондон был, есть и будет столицей великой империи. И пусть разрушен Стоунхендж. Но в сердце каждого этнического британца…