Мифы и легенды народов мира т. 2 Ранняя Италия и Рим - А. Немировский

– О Юпитер! Дай нам средство от твоих молний. Ты получишь жертвы, какие только пожелаешь.

– Голову отсеки! – приказал Юпитер, явно имея в виду человеческую жертву, которую ему приносили испокон веков.

Но царь-хитрец, сделав вид, что не понимает, притворно засуетился;

– Сейчас! Сейчас вырву тебе с грядки головку лука.

– Человеческую! – угрожающе протянул Юпитер, досадуя на непонятливость смертного.

– Да! Да! Человеческую! – подхватил Нума. – Дерни за волосы…

– Мне надо живое, – пояснил Юпитер.

Нума указал на ручей:

– Вот возьми рыбешку.

– Я вижу, ты обучен вести беседу с богами! – проговорил Юпитер, улыбаясь. – Завтра на заре ты получишь верный залог того, что просишь.

После этих слов прогремел гром, и вместе с ним поднялся Юпитер на небо.

Еще затемно по призыву царских глашатаев собрались квириты у царского дома, чтобы лицезреть чудо. Вынесли царский трон, вырезанный из клена. Нума уселся, обратив взор на восток. Показался багровый краешек солнца, и по толпе прошло волнение. Нума же не шелохнулся, только крепче вцепился в поручни. Солнце нехотя поднималось. Нума поднялся и покрыл голову белым холстом. Солнце взошло полным кругом, и тотчас же Юпитер трижды громыхнул из безоблачной выси. Разверзлось небо. Показалось нечто, медленно падающее на землю.

Запрокинув головы, квириты смотрели на предмет, напоминающий семечко акации, кружащееся на ветру. И вот дар Юпитера на траве. Толпа было рванулась к нему, но Нума ее остановил. По его знаку ему подвели жертвенную овцу. Заколов животное и совершив молитву, царь поднял упавший предмет над головой. Это был продолговатый щит с двумя вырезами по краям, образующими волнистую линию. В нем не было ни одного острого угла {319}.

– Квириты! – обратился царь к толпе. – Этот щит – защита нашего государства в этом месяце, при этой луне. Надо изготовить еще одиннадцать таких щитов на весь год. Кто из вас выполнит эту работу, будет награжден, как ни один из кузнецов.

Наступило долгое молчание. Нума опустил щит, уже не надеясь на то, что ему удастся осуществить свой замысел, как вдруг, расталкивая толпу, вперед вышел человек могучего телосложения и, тряхнув длинными светлыми волосами, сказал:

– Меня зовут Мамурий Ветурий. Я готов выполнить твой приказ.

Прошли нундины. И на заре к царскому дому пришел мастер и разложил на земле один за другим двенадцать сверкающих щитов.

– Принимай работу, царь.

– Ого! – воскликнул Нума, выходя на крыльцо. – Я вижу двенадцать щитов. Но где щит, низринутый Юпитером, тот, что послужил тебе образцом?

– Попробуй отыскать его! – улыбнулся кузнец.

– Но ведь они совершенно одинаковы!

– Да, одинаковы, как ты хотел. Но на одном из них сзади я сделал пометку, чтобы не спутать.

Кузнец поднял один из щитов и показал Нуме еле заметную надпись.

– Тут что-то написано. Буквы мне знакомы, а слово не читается, – сказал Нума.

– Потому что это этрусская надпись и читается справа налево, – пояснил кузнец.

– Что это такое?

Этрусское название месяца, первого числа которого Юпитер, или, по-нашему, Тиния, сбросил с небес это маленькое солнце. Надпись на каждом из щитов соответствует месяцу того календаря, который ты, царь, ввел в Риме. Но это и мое имя.

Пляска салиев.

– Но, как я понял, тебя зовет Мамурием. А щит упал первого марта.

– Мамурий – это по-нашему Марс и Март, а второе мое имя Ветурий дано мне здесь в Риме для тебя и в переводе не нуждается.

Произнеся это, кузнец растворился в воздухе. И понял Нума, что изготовил ему одиннадцать щитов не простой смертный, а сам Марс, назвавшийся Ветурием («древним»), ибо его почитание в Риме было более древним, чем культ Януса.

И в честь древнего Марса учредил Нума специальную жреческую коллегию салиев из двенадцати мужей {320}. Каждый из них стал хранителем и стражем своего щита. Первого марта каждого года салии в коротких пурпурных хитонах, с медными шлемами на головах и широкими медными поясами на бедрах, ударяя коротким щитом по щиту, совершали прыжки с такой удивительной легкостью, словно готовились к ним весь год.

– Мамурий Ветурий! Мамурий Ветурий! – выкрикивали плясуны, то ли имея в виду праздник древнего Марса, то ли называя имя изготовителя щитов.

Латинское слово «цензура»

(Проклятие нашей земли).

Его мы присвоили сдуру

И «цензоров» всех превзошли.

Ведь резали, жгли и топили

Сокровища чувств и ума.

Но первыми жертвами были

Помпилия Нумы тома.

Таковы были деяния второго римского царя Нумы, совершенные на благо мира. За все сорок три года его правления {321} римляне ни разу не брались за оружие. Мечи и копья от неупотребления покрылись ржавчиной, а в обшивке щитов поселились мыши. И это никого не беспокоило, поскольку у Нумы и у управляемого им Рима не было недругов.

Нума угас восьмидесяти лет от роду, как угасает светильник, когда иссякает масло. Его хоронили не только римляне, но и все народы Лация, казалось бы примирившиеся с существованием города на Тибре. По завещанию, составленному незадолго до смерти царем, тело его не сожгли, как это было принято в Риме, а захоронили в каменном саркофаге {322}, а рядом в таком же саркофаге с плотно пригнанной крышкой погребли свитки, из которых Нума черпал всю свою мудрость. Это были книги греческих мудрецов. У самих римлян тогда еще книг не было. Писать и читать они еще не научились.

Домашняя часовня.

Через четыреста лет после смерти Нумы {323} зимние проливные дожди размыли могильную насыпь на Яникуле и обнажили массивные каменные гробы. Когда подняли крышки, то один из саркофагов оказался совершенно пуст, а в другом обнаружили прекрасно сохранившиеся свитки, написанные по-гречески и по-латыни. Их, соблюдая предосторожности, вынули и вручили городскому претору Петелию для прочтения. Претор умел читать по-гречески, но самих греков недолюбливал.

Когда он ознакомился с содержанием найденных рукописей, был созван сенат. И претор выступил с такой речью:

– Отцы сенаторы! Не сочтите дело, из-за которого вас собрали, недостойным вашего внимания. Ведь на наш город не ополчился какой-нибудь из наших врагов и плебеи не вздумали снова переселиться на Священную гору. Всего лишь обнаружили старинный гроб, а из него извлекли свитки, принадлежащие, как не трудно понять, царю Нуме Помпилию. При чтении волосы у меня встали дыбом. Я подумал: а вдруг их прочтут наши молодые люди, опора нашего могущества. Прочтут и, вместо того чтобы упражняться с оружием на Марсовом поле, распустят слюни и начнут философствовать, подобно грекулам {324}. В этих книгах – страшно сказать! – прославляются блага мира. Может быть, для кого-нибудь мир и благо, а для нас, римлян, – погибель. Мы рождены для войны. В войне наше будущее. Так пусть же никто никогда не прочтет этих книг, которые хуже чумы.

В тот же день по специальному решению сената книги отнесли на комиций {325} и сожгли. Впервые, но не в последний раз, в Риме сжигались книги. А в этих книгах была душа Нумы Помпилия, так что его похоронили второй раз по римскому, а не по чужеземному обычаю.

Глава 3 Тулл Гостилий и Анк Марций

После Нумы Помпилия, согласно рассказам древних историков, Римом правили Тулл Гостилий и Анк Марций. Вся совокупность сообщений о них создает впечатление, что оба они выдуманы, чтобы заполнить пустоту в римской истории между Нумой Помпилием и царями этрусского происхождения, с которыми были связаны наиболее впечатляющие легенды, частично восходящие к этрусским источникам.

Приписанные Туллу Гостилию деяния, скорее, характеризуют его как первого, а не третьего из римских правителей. Да и само его родовое имя Гостилий («чужеземный») символизирует чуждость всему тому, что насаждали в Риме Ромул и Нума Помпилий. Рим Ромула, судя по легенде, был населен людьми без роду и племени, беглыми рабами, разбойниками, нашедшими убежище во вновь основанном городе. При Тулле Гостилии действуют нетронутая родовая организация и варварские обычаи, несовместимые с религией и моралью Нумы Помпилия. Детали правления третьего римского царя возникли как объяснение названий древних частей Города. Образ Анка Марция создан по контрасту с образом воинственного Тулла Гостилия.

Гораций и Куриаций,

Вы вестники будущих бед.

Италия, родина Граций,

Таких не знала легенд.

Но в дебрях варвара-Рима

Вы кровью оставили след

Гражданских, неумолимых