День саранчи - Натанаэл Уэст

— Тьфу! — отозвался его собеседник. — Лучше уж снятое молоко. Нет, мне подавай виски или самогон.

— Чего мне не хватает в лагере, — сказал мистер Уиппл, — так это тушеных бобов с черным хлебом. Когда-нибудь пробовал их, дружище?

— Нет, — сказал миссуриец, — пища янки не для меня.

— Что же вы любите больше всего? — спросил Лем с улыбкой.

— Солонину с мамалыгой, кукурузные лепешки и сорокаградусную!

— Кто к чему привык. Я люблю бобы, черный хлеб, пирог с тыквой. Когда-нибудь пробовали пирог с тыквой?

— Да.

— Понравилось?

— Так себе.

Незнакомец поглотил гору еды и выпил шесть или семь чашек кофе. Мистер Уиппл понял, что ему придется ехать в город за пополнением запасов.

Уничтожив три банки ананасов, человек из округа Пайк закурил сигару мистера Уиппла, даже не спросив разрешения, и сделался весьма общительным.

— Ребята, — начал он, — вы когда-нибудь слышали, что у нас произошло с Джеком Скоттом?

— Нет, — сказал мистер Уиппл.

— Мы с Джеком крепко дружили. Вместе охотились, неделями жили в одной палатке и вообще были как братья. Однажды мы ехали верхом, и вдруг ярдах в пятидесяти перед нами выскочил олень. Мы оба вскинули ружья и выстрелили. В олене оказалась только одна пуля. Моя! Я сразу это понял.

— Как же вы это поняли? — спросил Лем.

— Очень ты любопытный, парень. Понял, и все тут. Но Джек решил, что это пуля его. «Это мой олень, — сказал я, — ты ошибаешься. Промазал как раз ты. Думаешь, я не узнаю свою собственную пулю?» — «Думаю», — отвечает он. «Джек, — спокойно роняю я, — не надо так говорить — это опасно». — «Думаешь, я тебя боюсь?» — говорит он наглым тоном. «Джек, — отвечаю, — ты меня не выводи из себя, я ведь диким котам хвосты отрываю». — «Со мной дело будет посложнее», — фыркнул он. Это было слишком! Я удалец - молодец из округа Пайк, штат Миссури, и никто не смеет оскорблять меня, не заплатив за это жизнью. «Джек, — говорю я, — мы были закадычными друзьями, но ты меня оскорбил и должен заплатить за это жизнью». Я поднял свое ружье и прострелил ему голову.

— Как жестоко с вашей стороны! — воскликнула Бетти.

— Мне очень не хотелось так поступать, красавица, это был мой лучший друг, но он не поверил моему слову, а тот, кто на такое способен, должен написать завещание, если, конечно, у него есть имущество.

Никто ничего не сказал, и человек из округа Пайк продолжал свою речь.

— Дело в том, что меня рано научили драться, — сказал он с дружеской улыбкой. — В школе я лупил всех подряд.

— Вот, оказывается, почему вас зовут удалец-молодец! — весело заметил мистер Уиппл.

— Верно, дружище, — гордо отвечал его собеседник.

— А что вы делали, когда вам задавал трепку учитель? — спросил мистер Уиппл.

— Что делал? — переспросил миссуриец с демоническим хохотом.

— Да, что?

— Стрелял, — ответствовал человек из округа Пайк.

— Вот это да! — воскликнул мистер Уиппл. — Сколько же учителей вы застрелили за годы обучения?

— Только одного. Остальные, прослышав об этом, не смели и пальцем меня тронуть.

Сделав это сообщение, сорвиголова улегся под деревом, чтобы спокойно докурить сигару мистера Уиппла.

Видя, что незваный гость не собирается ехать дальше, все остальные занялись своими делами. Лем и Джек отправились на прииск, находившийся примерно в миле от лагеря. Кочерга Уиппл сел на лошадь и поехал в город за продуктами. Бетти занялась стиркой.

Вскоре Джек и Лем поняли, что им не обойтись без динамита. Лем был внизу, в шахте, и потому в лагерь пошел индеец.

Миновал час, другой, а Джека все не было. Лем начал волноваться. Он вспомнил, что говорил миссуриец об индейцах, и подумал, что грубиян мог обидеть Джека.

Лем поднялся из шахты и отправился в лагерь проверить, все ли там в порядке. Выйдя на опушку, где стояла их хижина, он застыл от удивления: в лагере не было никого.

— Джек! — крикнул сбитый с толку юноша. — Джек, где ты?

Ответа не последовало. Только гулкое эхо повторило его слова.

Внезапно тишину разрезал пронзительный вопль. Лем понял, что это кричит Бетти, и стремглав бросился к хижине.

Дверь хижины оказалась заперта. Лем стал дубасить по ней кулаками, но без толку. Тогда он побежал за топором к поленнице. Там он и обнаружил Джека. Тот лежал с простреленной грудью. Схватив топор, Лем помчался к хижине. Несколько сильных ударов, и дверь слетела с петель.

В полумраке Лем с ужасом увидел, как человек из округа Пайк деловито стаскивает с Бетти одежду. Девушка отчаянно сопротивлялась, но миссуриец был очень силен.

Подняв топор, Лем ринулся в атаку. Однако его противник предвидел такой оборот событий и поставил у двери медвежий капкан.

Лем успел сделать лишь шаг, и стальные челюсти капкана сомкнулись у него на ноге, кромсая брюки, плоть и кость. Лем упал без чувств, словно сраженный пулей.

Увидев, какая участь постигла беднягу Лема, Бетти тоже потеряла сознание. Никоим образом не смутившись этим, миссуриец продолжал делать свое мерзкое дело и вскоре успешно завершил начатое. Затем он вышел из хижины с Бетти на руках. Перебросив ее через седло, он сел на лошадь, вонзил ей в бока шпоры и ускакал в сторону Мексики.

На полянке воцарилась тишина, и место кровопролития преобразилось. Где-то на верхушке дерева заверещала белка. В ручье неподалеку плеснула форель. Пели птицы.

Внезапно птицы умолкли. Белка перестала собирать шишки и в испуге спрыгнула с дерева. Кто-то зашевелился за поленницей. Джек Ворон был жив.

Со свойственным его народу мужеством, превозмогая боль, тяжело раненный индеец пополз на четвереньках. Он продвигался медленно, но верно.

Милях в трех от лагеря начиналась резервация. Джек знал, что неподалеку находится индейское поселение. Туда-то он и двинулся за помощью.

После долгой и мучительной дороги он добрался до цели, но так ослаб от напряжения, что упал бездыханным на руки первого повстречавшегося ему краснокожего. Он успел только прошептать:

— Стрелял белый человек. Быстро в лагерь.

Предоставив Джека нежной заботе местных скво[54], воины племени собрались у вигвама вождя обсудить план действий. Где-то начал бить тамтам.

Вождя звали Израиль Сатинпенни. Он учился в Гарварде и ненавидел белых всей душой. Он мечтал поднять индейцев на восстание и прогнать бледнолицых в те страны, откуда они пришли, но пока из его планов мало что получалось. Его люди утратили былую воинственность. Наглое нападение на Джека Ворона было шансом, который Сатинпенни не желал упускать.

Когда индейцы собрались вокруг его палатки, он появился во всех регалиях и начал свою речь:

— Краснокожие! Пришло время заявить во всеуслышание об ужасах и кошмарах цивилизации бледнолицых.

Наши отцы помнят, что это была прекрасная страна, где человек если слышал стук, то это билось его сердце, а не тикал будильник, он вдыхал удивительные ароматы цветов, а не винные пары. Надо ли говорить о ручьях, что не знали плена водопроводной трубы! Об оленях, которые никогда не пробовали сена. О диких утках, которые не были окольцованы.

Утратив все это, мы получили от белого человека его цивилизацию: сифилис и радио, туберкулез и кино. Мы приняли цивилизацию, ибо он сам в нее верил. Но раз теперь он стал серьезно сомневаться в ней, почему же мы должны продолжать в нее верить? Его последний дар нам — сомнения, всеразъедающий скепсис. Он сгноил наши земли во имя прогресса. А теперь распад затронул и его самого. Вонь от его испуга бьет в ноздри великого бога Маниту.

Чем же белый человек умнее краснокожего? Мы жили здесь с незапамятных времен, и все было прекрасно. Пришел бледнолицый и в своей бесконечной мудрости загрязнил небосвод дымом, а реки — отбросами. Что же он умел делать в своей мудрости? Я вам скажу. Он делает хитрые зажигалки. Отличные авторучки. Бумажные пакеты, дверные ручки, кожаные сумки. Он покорил силы земли, воздуха, воды, чтобы они крутили колеса, а те, в свою очередь, крутили другие колеса, а те — третьи… Колеса крутились вовсю, пока нас не завалили туалетной бумагой, авторучками, раскрашенными шкатулками для булавок, брелоками для ключей и часов.

Пока бледнолицый мог совладать с вещами, которые производил, мы, краснокожие, благоговели перед его умением прятать свою блевотину. Но теперь все потайные уголки земного шара забиты ею до отказа. Теперь даже Большой Каньон не в состоянии вместить все бритвенные лезвия, что изготовил белый человек. Теперь, о воины, плотина прорвана, и его затопило тем, что он смастерил.

Он здорово захламил наш материк. Но разве пытается он убрать мусор? Нет, он старается, не покладая рук, навалить еще больше. Его волнует лишь одно: как сделать так, чтобы в стране производилось больше шкатулок для булавок, брелоков и кожаных сумок.