Нелюбимый мной, нелюбящий меня (СИ) - Ольга Булгакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно-ладно, — прошептала я. — Отпусти. Я зайду туда…
Вызвала служанку, велела принести обед. Не прошло и десяти минут, как распоряжение было выполнено. Я под выжидающим, упрекающим взглядом пса взяла поднос и зашла к мужу. Нэймар успел одеться и умыться, а теперь сидел на кровати, схватившись за нее руками. Видно было, что потуги быть самостоятельным дорого ему стоили. На меня он бросил несчастный, загнанный взгляд и поспешно отвернулся. Я вздохнула, снова покосилась на пса. Его взгляд обвинял меня во всех грехах. Тоже мне, советчик. Кого я слушаю? Подошла ближе к мужу, он встал, вцепившись в стул.
— Пододвинь его к кровати, пожалуйста, — прошептала я. Коварный саднящий комок в горле украл голос.
Нэймар покорно потянул к себе стул. Я поставила на него поднос, краем глаза заметила, что стакан с лекарством пуст. Это хорошо.
— Мирэль, — окликнул Нэймар.
Я не нашла в себе сил посмотреть на него.
— Мирэль, — позвал он настойчивей.
— Нэймар, пожалуйста, поешь. Тебе нужны силы, — тихо сказала я.
— Мирэль, — муж поймал меня за руку. — Прости. Я сказал глупость.
— Бывает. Ничего страшного, — заверила его я, не пытаясь освободиться, глядя на ладонь, сжимающую мою. Эреа… за что?
— Прости меня, — в тихом голосе почудилась мольба.
— Конечно, Нэймар. Разумеется. Я делала это не раз и, думаю, еще не раз придется. Отпусти меня, прошу.
— Не могу, — он положил вторую руку мне на плечо и попросил: — Посмотри на меня.
Я грустно улыбнулась. Ну, пусть я расплачусь, пусть он увидит мои слезы… Я так не хочу, чтобы он видел мою слабость… Я буду потом корить себя за то, что не смогла совладать с эмоциями. Пусть… Наши глаза встретились. Эти серые глаза, тот самый взгляд, который привязывает меня, пронизывает душу…
— Прости меня…
— Прощаю, — на губы скользнула полуулыбка-полусожаление, на щеку — слеза.
Он прикоснулся к щеке, стер большим пальцем слезу.
— Не за то, что сказал, а за то, чего не сказал, — он улыбнулся похожей улыбкой. — Давно должен был. Я люблю тебя, Мирэль.
Во взгляде надежда, тоска и боль… словно от моего ответа зависела его жизнь. Но его слова… кажется, я ослышалась.
— Что?
Он улыбнулся. Теплая, родная, любимая улыбка, я так долго ее не видела.
— Я люблю тебя, Мирэль.
— А как же та, другая? — я чувствовала, что он говорит правду, но поверить не могла. Боялась.
— Какая другая? — Нэймар казался удивленным. Чуть качнул головой, словно отмахиваясь от глупой мысли. — Нет никакой другой! Только ты.
— Правда?
Не может быть… Неужели это возможно… Выходит, богиня дурачила меня?
— Ну, конечно, — он снова улыбнулся, притянул меня к себе. Его рука скользнула на талию, так уверенно, правильно, вторая придерживала мое лицо, как при первых поцелуях, так нежно… Казалось бы, простое касание губ… А сколько волшебства, страсти, желания… Какой нецеломудренный поцелуй… Я отвечала на него, обнимая мужа, благодаря богиню за эти мгновения счастья.
— Я люблю тебя, — прошептал Нэймар, прижимая меня к себе.
— А я тебя…
Моя жизнь изменилась. Подумать только, если бы я не придумала таинственную незнакомку, может быть, я поняла бы, открыла для себя истинные чувства Нэймара много раньше… И мы раньше стали бы счастливыми?
Я сидела на балконе, рядом на диванчике дремал Нэймар. Он еще не оправился после ранения и быстро уставал. Рядом послышался шелест крыльев — тоты принес письма. Мне было адресовано два. После нападения Келиар забрасывал посланиями. Но не сына, а меня. Он знал, что о своем состоянии Нэймар просто соврет, потому что не захочет волновать отца, и, заклиная небесами, Келиар просил меня писать правду. Я пробежала глазами письмо, посмотрела на спящего, прислушавшись к его спокойному дыханию, быстро написала ответ и отдала его птице. Тоты кивнул и улетел.
Второе письмо было от Владыки. Лорд Эхдруим, наверное, узнав от Келиара о происшествии, интересовался новостями. Улыбаясь, вспомнила ее, Великую, Могущественную, разговаривающую со мной. Набросала вполне официальный ответ, после дам его прочитать Нэймару. Но маленькую записку от себя обязательно вложу. Приятно сообщать о выигранном споре, хоть о его предмете я могу только догадываться.
Нэймар вздохнул во сне, чуть повернул голову. Черные волосы разметались по подушке, правая рука свободно лежит на груди. Эсмерил в кольце поблескивает в такт дыханию…
Это же надо было, — влюбиться в собственного мужа.
Конец первой части
Часть 2
Воспоминания похожи на кривое зеркало, искажающее историю для каждого по-своему. Или на дорогую ткань, где помятую, где заломленную, чтобы поскорее проскочить неприятный момент, а где и вовсе вставлена заплатка чужого рассказа, чужого мнения. Не ложь, просто другая правда. Именно поэтому мне важно сохранить свои собственные воспоминания. Пока они еще только мои, яркие и свежие. И, быть может, если я выговорюсь, расскажу все хотя бы кристаллу, мне станет легче.
После нападения орков прошло два месяца. Но мы с Нэймаром их не заметили. Когда счастлив, время бежит быстро. Поэтому, честно говоря, снег, выпавший в начале муррина, первого зимнего месяца, меня удивил.
Аверсой готовился к Зимнему Повороту и следующей за празднованием нового года Веселой неделе. Тихий город, присыпанный снегом, словно сахарной пудрой, стал торжественным и очень нарядым. В фонари вставляли цветные стекла, многие люди вешали на окна и двери яркие игрушки и ветки остролиста с красными ягодами. Мне все это было интересно. Нам с Нэймаром нравилось гулять по улицам Аверсоя вечерами, рассматривать резные подсвечники, причудливые росписи на окнах. Это было одновременно знакомо и ново.
Эльфийские дома к празднику украшали магией. Даже семьи, не имеющие магических способностей. Они просили знакомых или приглашали мастеров. Наш дом и сад всегда украшал дядя. Он создавал множество тускло мерцающих шаров, шелковых лент, бабочек, огненных тоты, разноцветных кристаллов. Но больше всего я любила смотреть, как он творит звезды.
Всегда вечером, всегда за три недели до Зимнего Поворота дядя звал нас с братьями в Витражный зал. В зале было темно и торжественно тихо, слышно было, как мягко шелестит снег за окном. Я старалась не дышать, чтобы не нарушить эту тишину. Даже братья, шумные и непоседливые, замирали, затаив дыхание в ожидании чуда. Дядя подносил ладонь ко рту, что-то шептал, — и вот, в его руке горка серебристых огоньков. Он подбрасывал их в воздух, огоньки взмывали к далекому темному, как зимнее небо, потолку и превращались в созвездия. Я не знаю, как он это делал, но в ту же ночь во всех комнатах появлялись свои звезды. Эта ночь была ночью волшебства. Я с раннего детства, сколько себя помню, ждала ее каждый год. Из раза в раз. Наша звездная ночь. Наше чудо…