Глаза цвета неба (СИ) - Комаровская Элли

Мысли его снова вернулись к требованиям дани. «Надо же было так купцам его подставить!» Он вздохнул, устало потер бороду. «Вымотал, этот новый крестовый поход, все мысли были только о военных сборах… Сам он тоже хорош! Упустил, не придал значения, когда стража докладывала, что видели с месяц назад ордынцев, шатавшихся по городу. Знать, давно он к его Константинополю приглядывался. Нет сейчас сил на войну, да и денег столь не собрать! Много запросил этот Ногай! Сколько же времени пройдет прежде налог соберут — месяц, не меньше. Беда…»

В дверь черного хода осторожно постучали.

— Войди.

Вошел Ставрос Метаксас, усталый и встревоженный. Поклонился императору.

— Ну, куда-ты убег, бросив меня этим стервятникам? — попенял ему Михаил Палеолог, продолжая свои размышления уже вслух, — мой глупый сын хочет сражаться, а казначей как всегда поет, что денег нет. Вот что мне делать? Раньше как было? Сосватал дочь, уменьшил контрибуцию, подписали мирный договор — ведь родственники как никак теперь. А теперь все — дочки кончились. Одни глупые сыновья остались.

— Что если не кончились?

— Это как так? Ты чего-то путаешь. Анна замужем за братом Эмира Багдадского, а Мария за хулагинским правителем, мир праху его… С ними тогда конфликт вышел, и как же славно мы все вывернули.

Ставрос поклонился и передал императору клочок свитка. Император глянул. «Если хоть волос упадет с головы ее, нет на земле и на небе такого золота, что усмирит мой гнев». Печать с соколом как на официальном свитке и подпись «Хан Ногай».

— Что это такое? Чего еще надо этому варвару?

— Это удивительная история, в которую я бы не поверил, если бы не знал точно, что все это истинная правда. Как я понял началась она давно, но если кратко — звать ее Анастасия, и была она в Орде в плену, но была этим Ногаем отпущена. А после спасла ему жизнь. Здесь у нас в Константинополе выходила, и я, покорный ваш слуга, приложил к этому руку, по незнанию своему. Мне сказала она тогда, что он китайский купец.

— Так она тебя провела! — Император, хлопнул в ладони и рассмеялся — Ну да же?! Самого Ставроса! Хотел бы я на нее посмотреть. Женщина, за которую заступается сам ордынский хан! Вези ее сюда поскорее!

— Все не так просто. Женщина, о которой он пишет, сейчас в темнице, ее должны четвертовать на площади перед всем честным народом на следующей неделе.

— И всего-то!

— Она обвиняется в убийстве Алексиса Адамиди.

Возникла пауза. Император удивленно изогнул бровь:

— Однако, вкусы у этого воителя весьма странные… — хмыкнул император. — Попроще он высмотреть себе не мог?! Адамиди не даст просто так дело это прекратить. Шум поднимет.

— Про этого Алексиса давно жалобы приходили, но его отец всех умел маслить и рты всем затыкал. Честно сказать, я думаю, что это отец с ним расправился, чтоб сын семью не позорил. Может, просто выставил он ее виноватой, чтоб удобнее было.

— Ты же уже знаешь, как все уладить, так ведь?

— Да, — Ставрос поклонился.

— Ставрос, только займись этим лично, никому, понял? Все тебе будет дано — любые средства, но только чтоб ни одна душа не узнала.

Ставрос снова поклонился, с облегчением отметив, что его промах император счел лишь забавной шуткой.

* * *

Настя молилась. Ни на что уже не надеясь, молилась, чтобы Господь позаботился о ее сыновьях, да и чтобы хранил Ногая от вражеской стрелы и мора. Уже засыпала она когда ее разбудил свет факела.

— Тимофеевна, выходи. Ждут тебя.

Настя неохотно встала. Неужели, решили раньше привести приговор в исполнение? Сердце бешено билось.

— Куда?

— Иди, сам комендант ждет.

Сонная, морщась от яркого света, она шла за стражниками и оказалась в хорошо протопленной комнате коменданта. В комнате был накрыт стол: жареная курица, фрукты, сыр, хлеб и кувшин вина. Голодный желудок моментально свело, рот наполнился слюной от вида такого пиршества.

— Оставьте нас, — повелел властный голос.

Он повернулся к ней лицом и Анастасия оторопела.

— Вы? Ставрос? Но как?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Здравствуй Анастейша, обманула ты меня тогда с китайским гостем. А друг твой теперь дани с нас требует столько, что и за год не соберёшь.

— Как я могла сказать правду тогда…

— Да, вышла бы совсем другая история. Ну да ладно. Есть один лишь шанс вас спасти и для этого Анастасия Тимофеевна должна будет сегодня умереть. Но появится незаконнорожденная дочь императора, прожившая всю жизнь тайно в монастыре. Все это надо будет сделать сегодня.

— А мои сыновья, они узнают правду?

— Да все это ваш младший с Ногаем и устроили, ох и накрутили они нам проблем… Теперь судьба всего государства в ваших руках. Сумеешь умиротворить хана Ногая — не будет войны.

— Я сумею.

— Ну вот и славно. Поешьте и выезжаем.

Через час тюремную крепость покинули две тени, укутанные в плащи. Крытая повозка увезла за город, где в старом, заброшенном храмовом пределе, расположенном в стенах женского монастыря, прошло крещение новообретенной дочери императора Евфросинии. Кроме священника присутствовали при сем Евстратия Эказест и Ставрос Метаксас ставшие крестными родителями, о чем и была сделана соответствующая запись в церковной книге.

* * *

Ногай не находил себе места все это время. Сон его, вот уже несколько ночей, был непродолжителен и тревожен. Наконец, поутру ему доложили о прибытии кораблей. Он сорвался и сам лично поехал встречать посольство. Он спешился и шел к группе людей ждавших его на берегу. Византийский посол, какие-то богатые разодетые вельможи… Сашки не было видно. Получилось ли у него? В центре женщина, голова ее и лицо были покрыты белым покрывалом. Он не видел ее лица, сердце болезненно сжималось. Он большими шагами подошел ближе, лицо его никак не выдавало тревоги, но в душе все рвалось на части. Он был уже близко к ней, когда на пальце невесты он увидел перстень. Это же его кольцо, с зеленым камнем! Она! Нет, он должен был увидеть сам, убедиться. Нарушая протокол он подошел близко к невесте и поднял покрывало. Ее глаза, синие, родные, точно небо — затянули и поглотили его… Дивились воины, впервые видели они — хан Ногай смеялся.

В белую юрту Ногая никто сегодня вечером не смел войти. Внутри, на застеленном коврами полу, лежал белый палантин, рассыпанные словно росинки жемчужинки и драгоценные камни, расшитое золотом платье из белой парчи, кожаные стеганные доспехи, дорогие белые меха… Крепко сжимая в объятиях Настю, Ногай все шептал:

— Моя! Никуда не отпущу!

— А ты, мой?!

— Только твой!

Эпилог

Егор Тимофеев перебрался к отцу и вскоре начал снова заниматься торговлей. Женился на дочери местного ростовщика и был доволен собой. Александр Тимофеев жил в ногайской Орде некоторое время. Написал даже книгу о Ногае, ее много раз читали у костра. А после пересказывали наизусть. К сожалению, во времена походов Тамерлана, книга была утеряна, но память о Ногае осталась крепко в народе, обрастая все новыми и новыми подробностями.

Ногай на долгие годы завязал с походами, поговаривали, что под влиянием жены христианки занялся он разведением лошадей. Жеребятами гоняли их по степи, привязывая телеги с камнями, постепенно увеличивая груз. Низкие, но сильные и быстрые ногайские кони ценились и князьями урустскими и эмирами багдадскими. Через земли ногайской Орды проходил торговый безопасный путь в Болгарию. Люди, видя, как славно и хорошо живет хан Ногай, стали сбегать к нему из Золотой Орды и войско его множилось и росло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Год прошел. Стоя на пригорке, Ногай сам лично следил, как в низине гнали табун в тысячу голов. Услышал он, как зовут его, не сразу. Запыхавшийся Сагнак спрыгнул с лошади, упал на колени, сорвал с головы шапку, до земли поклонился.

— Радость принес тебе, хан Ногай! Сын! У тебя родился сын!