Конец гармонии - Максим Углов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие личные данные? О чём речь? Я хочу узнать, куда заселился мой брат, а не какой-то незнакомец, — я начал сверлить тугодума взглядом. Из очереди, что шла прямо к дверям, кто-то начал нервничать:
— Ну сколько можно! Давайте как-нибудь быстрее там! — парнишка явно не знал, как поступить.
— Л-ладно, гер Кригер… Он в двести шестом одиночном номере. Прошу, никому не говорите, что я вам об этом сказал. Иначе меня уволят, — прошептал паренёк и принялся дальше заселять гостей.
— Уважаю адекватных. Таких, как ты. Спасибо, парень, — я похлопал по слабенькому плечу и направился на второй этаж. Мысли сосредоточились на предстоящей встрече с братом.
«Как же Эрвин будет рад покинуть этот грязный и холодный регион…»
Я прошёл по узкому коридору и остановился перед дверью с номером 206.
«Надеюсь он не завалил кого-то в постель с утра пораньше…»
Спустя десять секунд раздумий, я постучал. Прошло несколько мгновений, как дверь отворилась, и на пороге появился сонный Эрвин.
— Рад тебя видеть… — он зевнул и жестом пригласил зайти.
Я вошел в скромный, но уютный номер. Внутри всё было примерно также, как и в двуместном, за исключением количества кроватей и отсутствия столика с брошюрой.
После непродолжительной паузы, я прервал молчание:
— Ярия согласилась помочь, — Эрвин медленно улыбнулся:
— Так значит ты и вправду ездил к ней, а не просто решил развлечься с двумя красотками? — Эрвин, как и всегда, думал лишь об одном.
— Эх… Тебе и вправду не жаль малыша Альта. И как ты вообще родился такой бессердечный?
— Извини, но какой уж есть! — Эрвин и не отрицал. — А что с играми, ты что-нибудь разузнал? У тебя через два дня первый бой.
— Меня скорее всего исключат, — Эрвин возмутился.
— Пф-ф… Ничтожные очкарики в халатах… — брат явно был недоволен. — Что эти обсосы вообще могут знать о войне? Ещё будут отчитывать и кого-то исключать! Вот ведь уроды…
— К вам с Гермисом и Актией… тоже наведывался этот светловолосый дегенерат? — с неприкрытым негативом спросил я.
— Да. Ласин нам вчера все уши прожужжал, когда ты уехал. Мне сказал, чтобы я не лез не в своё дело, когда я спросил про Сталлионград. С этим дебилом работать невозможно. И почему Зеленоглазый поставил меня возиться с этим конченным…
— Помниться ты мне говорил, что у тебя на него кое-что есть? — я спросил с конкретным намерением проучить наглого главу королевской гвардии. Эрвин сразу уловил негатив и по-садистски улыбнулся.
— О-о-ох… Ты даже не представляешь, что именно у меня есть на этого ублюдка.
— Так что ж ты молчал тогда всё это время? — спросил я с явным гневом.
— Да ты сам меня послал куда подальше! Ты разве не помнишь? Давай вспоминай, как ты ко мне отнёсся, когда я случайно задушил ту девушку! Мы так страстно занимались… но случайность…
— Да ты поехавший Эрвин! Я до сих пор не понимаю, насколько надо быть конченным, чтобы заниматься такой мерзостью прямо в особняке, да и…
— Из-за нехватки кислорода эффект усиливается! Кто виноват, что природа создала наше тело таким?
— Да тут дело не в природе, Эрвин! А в тебе! Почему ты использовал верёвку, а не руки, а⁈ Ты же сам виноват, что не успел её развязать, идиот! — Эрвин очень сильно расстроился, когда речь зашла о неприятном инциденте.
— Может ты и прав, Фаррен… но я не хотел её убивать. Она была так хороша, что послужила бы мне ещё очень долго, — он впервые загрустил по-настоящему. — Так просто получилось… Вот и всё.
Когда Эрвин обронил столь знакомые слова, разум словно озарило пониманием. Вдруг все несуразные поступки, мысли и мотивы брата обрели новый смысл. Я начал видеть мир его глазами.
Эрвин был иным. Брат отличался от большинства, потому что его внутренний компас моральных принципов был сдвинут и указывал на совершенно иной полюс. То, что для обычных людей было нормой — сострадание, сопереживание, сожаление об утрате — для него было чуждой и непонятной ересью.
«Это так печально…»
Мир воспринимал Эрвина как аномалию, отклонение от общепринятых норм. Тёмная душа была лишена тех качеств, что делали нас людьми. Брат не мог ощутить теплоту сочувствия, не испытывал угрызений совести или раскаяния за грязные поступки, потому что не понимал такие чувства.
В этом и заключалась трагедия — быть изгоем в мире, где эмоции являются неотъемлемой частью человеческого быта. Эрвин был словно одинокий путник, что блуждал по бескрайней пустыне, где не было ни единого оазиса эмпатии к такому, как он. Брат скитался от одних быстрых удовольствий к другим и не находил ничего, что удовлетворило бы жажду любви сполна.
Возможно, именно поэтому Эрвин так стремился к контролю над слабыми, ведь это был единственный способ обрести хоть какую-то стабильность в мире, и в тот же момент получить толику удовольствия от жизни.
Я долго молчал, пока не решился вновь прервать тишину:
— Знаешь, Эрвин… может ты и прав. Мы не можем всё контролировать. И я, кажется, впервые начал тебя понимать, — из брата вырвался едкий смешок.
— Пхах… Очень то мне нужна твоя жалость… — мерзко сказал Рыжий палач, но я всё равно взял и обнял этого слабого идиота. — Ты что делаешь…
— Перестань, Эрвин. Поехали домой.
— А как же игры? — спросил он озадачено. — Гермис и Актия уже сегодня проведут первые два боя…
— А на игры мне наплевать, — твёрдо сказал я и мы отправились домой. — Пойдём. Проверим, как там малыш Альт.
Часть 7
Глава 21
