Судьбы фантазия шальная - Ирина (Игёша) Савина (Сменова)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как ты узнал об этом? – Глеб сел на стул.
Антон тоже сел и взял пластик лимона.
– Ирина прислала сообщение. Я попытался позвонить, но она отключила телефон, – Антон поднял рюмку.
Глеб сидел, склонив голову, руки по-прежнему были в карманах. Как же было больно. Он мог поклясться, что физически ощущал эту боль. Она улетела. Бросила. Предала. Обманула. Кинула. Сбежала. Оставила. Он не мог подобрать слова, определяющие ее поступок. И не мог понять, почему она ничего ему не сказала. Почему даже не позвонила на прощание. Глеб резко встал и подошел к окну. За прозрачным стеклом на улице все так же бушевала непогода, словно повторяя все, что творилось в его душе.
– А мне ни слова, – хрипло произнес Глеб.
– Она знала, что ты бы не отпустил ее, – ответил Антон и выпил коньяк.
– Я смотрю, ты ее очень хорошо знаешь, – язвительно сказал Глеб, не глядя на друга.
Антону было неприятно, что Глеб разговаривал с ним в таком тоне. Ведь он и сам не меньше друга был потрясен ее отъездом, если не сказать побегом.
– Если ты не забыл, это я два года находился рядом с ней. Пока ты развлекался и жил в свое удовольствие, – не выдержал Антон.
Глеб повернулся к нему. Он смотрел на Антона, словно только сейчас начал понимать, что друг испытывает не менее сильные чувства, чем он сам. Но, тем не менее, в этот момент Глебу было обидно только за себя.
– Я не забыл. Я все помню, – Глеб подошел к столу, взял свою рюмку и выпил жгучую жидкость, – помню, как ты на нее смотрел, – голос Глеба звучал угрожающе, – помню, как ты ее обнимал. Помню, как ты ее целовал. Помню, как она прижималась к тебе. Я все помню! – Глеб отвернулся и снова вернулся к окну. Руки сунул в карманы брюк, словно боялся, что может не совладать с нахлынувшей злостью и ударить друга.
– Такая нежная, мягкая и смелая с моим лучшим другом и скромница недотрога со мной, – Глеб сделал глубокий вздох, чтобы хоть немного успокоиться. Колкие слова так и вертелись на языке норовя слететь с губ.
– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – невозмутимо спокойно произнес Антон, – в конце концов, я имел на это право. Я любил. А тебе было все равно, есть она или нет ее. Жива ли она или, ты наконец-то стал вдовцом, – Антон не собирался, молча сносить упреки друга.
Глеб прижался лбом к прохладному стеклу. Он молчал. Да и что сказать, Антон прав. Как всегда прав. И от этого становилось еще тяжелей на душе. Глеб и не отрицал, что когда-то даже слышать не хотел о своей жене и единственное, что напоминало ему о ее существовании – это ежемесячные банковские переводы в заграничную клинику на ее имя. И каждый раз он надеялся, что это последний раз. Но все изменилось, когда она перешагнула порог его дома. Сначала он просто с любопытством наблюдал за ней. И даже уважал ее за стойкость и непреклонность. Сколько сил она тратила ежедневно, сколько боли переносила, но никогда не жаловалась, не просила помощи.
Несколько раз он слышал, как она общалась с родителями по телефону, как радостно звенел ее голос, как она заверяла мать, что не стоит приезжать и тратить деньги, что все позади, осталось чуть-чуть, и она будет дома. А потом ночью тихонько плакала в комнате в подушку. Он не мог не уважать ее.
Порой ночами он ловил себя на мысли, что невольно сравнивает ее с другими девушками, которые были в его жизни. Как много у них было проблем: нет новой шубы, сломался ноготь, не успела на распродажу, нет абонемента в новый фитнес-клуб, лишний вес, торчащие уши, непонимающая мать, у знакомой такое же платье, как у нее, а у Ирины проблем не было. У нее была лишь цель – встать самостоятельно на ноги. Она и не желала ему понравиться, старалась не попадаться ему на глаза, не кокетничала, даже называла его по имени отчеству. Чем выше она возводила стену отчужденности между ними, тем сильнее ему хотелось быть с ней. Постепенно он уже не мог не видеть ее, ему хотелось домой, хотелось снова в сотый раз сказать, чтобы не надевала этот ужасный халат, но он молчал, чтобы не обидеть, хотелось наблюдать, как она смотрит фильм по телевизору и пьет чай из своей, жутко неудобной, кружки. Вот так не заметно она вошла не только в его дом, но и в его сердце. Но свое так и не отдала. Впервые ему хотелось, чтобы его любили. Чтобы ОНА его любила….
– Хочешь знать правду, – прервал его мысли Антон, – она согласилась быть со мной, – его голос был спокоен, но внутри все было напряжено до предела. Он любил Ирину, любил и потерял. Злость, зависть, обида впервые проснулись в нем, глядя на более успешного в этом положении друга. Глебу было дано столько времени рядом ней, ему было дано считать Ирину своей по закону, а у него всего этого не было.
Глеб повернулся, неспешно подошел к столу, где сидел Антон и, хотел было, что-то сказать, но вместо этого наполнил рюмки коньяком. Молча, выпил.
– Так почему ты не воспользовался? – все же поинтересовался Глеб.
Прежде чем ответить Антон тоже выпил и, взглянув прямо в глаза другу, честно ответил:
– А ты бы смог принять благодарность вместо любви? Смог бы целовать, зная, что она любит другого?
Глеб не ожидал услышать таких слов. Он обессилено опустился на стул. Она любила? Его? Грудь, словно сковало железом, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть, чтобы не причинить боль. Глеб потер ладонью в области сердца. Она любила, а он не удержал.
– Не думал, что будем соперниками, – выдохнул Антон.
– Тогда зачем она улетела? – не понимал Глеб.
– Потому что знает, что тебе скоро наскучит семейная жизнь. Потому что она не способна заменить тебе всех твоих подружек. Потому что по социальному положению недостойна тебя. Потому что не хочет, чтобы попользовавшись, ты снова забыл про ее существование, как было в начале. Потому что гордая и потому что очень хочет нормальной жизни. Продолжить? – Антон снова разливал коньяк по рюмкам.
– Не надо, – хмуро