Своим судом - Адольф Николаевич Шушарин

На другой день он встал рано, вышел, как всегда, в огород и попытался расколотить палкой ледяную корку на снегу, но она не подавалась. Для верности Боков ударил по льду пару разов пяткой, пробить не смог и пошел запрягать Рыжка.

— Куда это лыжи-то навострил? Али забыл с перепугу, что запрет? — ехидно поинтересовалась старуха, но Боков ответом ее не удостоил, а продолжал свое дело.

Он бросил на сани чистый брезент, лыжи, приспособил топор, отзавтракал, закинул на плечи ружье и на зорьке подался со двора. Дорога за ночь превратилась в горбатую катушку, сани съезжали с нее то на один, то на другой бок, Рыжко шел осторожно, но Боков не торопил его, ехать было не так далеко. Много раз он забывался и вертел головой, разыскивая глазами собаку…

Вскоре охотник свернул с наезженной дороги и по еле заметному следу ударился в сторону. Он проехал километра полтора, остановил лошадь, бросил ей на снег сена, старательно приладил к пимам лыжи и покатил по звенящему насту, держа в обход синеющей впереди болотины.

В болотине, среди густых тальников, отлеживалась лосиха, выжидая, пока солнце отпустит наст. Рогач топтался рядом, осторожно прислушиваясь ко всем звукам. Бык заметно похудел за зиму, но был все так же свиреп и решителен. Он вздрогнул, когда услышал подозрительное похрустывание, идущее от перешейка, соединявшего болото с лесом. Рогач еще не знал, что это Боков жестоко и расчетливо отсекает его от спасительного леса. Он ткнул мордой подругу, предлагая подняться и изготовиться к бою, но тут же испуганно прянул: ветер донес до него человеческий запах. Лось медленно пошел прочь, оглядываясь на самку и осторожно пробивая копытами твердый, как железо, наст. Лосиха недовольно поплелась сзади.

Боков пришел на место, где лежали лоси, внимательно осмотрел все и споро побежал по свежему следу. Лыжи шли легко, не проваливались.

— Теперь поглядим! — многозначительно пообещал неизвестно кому охотник и стрельнул в воздух.

Рогач, после выстрела, метнулся по полю вскачь, увлекая за собой комолую лосиху, но сразу же остановился: ледяные лезвия наста в клочья изодрали на ногах кожу. Идти дальше лоси не могли, но Боков напирал, и они тяжело побежали, оставляя на снегу кровь и лохмотья кожи.

Первой не выдержала лосиха. Она легла в снег и, беспомощно вытянув шею, стала ждать человека, дрожа от боли и страха.

Боков не обратил на нее никакого внимания, только покосился и прошел мимо, в перелесок, где в неглубоком ложке стоял обессиленный рогач, судорожно поводя впалыми боками.

Минуту они смотрели друг на друга, потом Боков неторопливо снял с плеча ружье и выстрелил, целясь в лоб, под рога. Наверное, потому, что задохся, он малость обвысил, пуля скользнула с лобовой кости, срезав кончик рога. Оглушенный бык осел задом в снег, нелепо задрав красивую голову. Боков передернул затвор, подошел поближе и выстрелил ему в ухо.

Впервые за длинную охотничью жизнь Бокову хватило дня. Солнце стояло еще в половине сосен, а он уже управился, разрубленная на куски туша лося была уложена на сани и накрыта брезентом. Шкуру Боков брать не стал, свернул в тюк и закопал в отдалении в снег вместе с рогатой головой и ногами быка. Потом отогнал лошадь и забросал чистым снегом окровавленное, утоптанное место. Ничего, кроме удовлетворения и усталости, он не чувствовал, присел на сани и долго курил, соображая, что ложок попался удобный, весной всю требуху смоет полой водой, очистит землю.

В деревню Боков приехал потемну, сходил за Тунеяром, и вдвоем они перетаскали мясо на сеновал. Боков дал соседу за помощь пуда два мяса и пошел спать. А чуть свет его разбудил участковый и сообщил, что ему поступило донесение об убийстве лося в запретное время, поэтому он вынужден произвести в подворье Боковых обыск.

— Хориха настукала, — шепнул Бокову Тунеяр, которого участковый привез в понятые.

Боков припомнил, что она мельтешила у ворот, когда перетаскивали мясо, и понял, что пирогов с осердьем ему не видать.

— Ищи, коли потерял, — грустя, сказал он представителю власти и стал одеваться.

Участковый вывел Бокова во двор, поставил у поленницы, приказал понятым лезть на сеновал, а сам пошел оглядывать конюшню.

Тунеяр и Зинка, соседка Бокова с другой стороны, залезли по лестнице на сеновал, походили там, поговорили, спустились обратно и доложили участковому, что ничего не нашли. Участковый им не поверил и полез на сарай сам, из чего все поняли, что он знает, где лежит мясо.

Участковый вскоре вернулся на землю и набросился на Тунеяра и Зинку: мясо лежало на виду, не заметить его никак было нельзя.

— У тебя, у лягавого, нюх на эти дела особый, вот ты и нашел, — объяснил участковому его успех Тунеяр, а Зинка засмеялась.

Участковый рассерчал совсем, сказал, что привлечет Тунеяра за оскорбление власти, и приказал сволакивать мясо вниз, а сам пошел в избу сочинять протокол.

Тунеяр залез и стал сбрасывать мясо на землю как попало, но Боков строго сказал ему, чтобы не баловал, добро следует оберегать. Тогда Тунеяр спросил у него, не раздать ли мясо, народу во дворе набилось достаточно. Боков одобрил предложение, Тунеяр мигнул ребятишкам, и они сразу его поняли… Заднюю, четырехпудовую, часть, которая ребятишкам оказалась не под силу, легко перебросил через прясло в проулок кузнец Прохор, и она сразу утонула в глубоком снегу.

Когда участковый вышел, чтобы позвать Бокова и понятых подписать протокол, мяса уже не было. Участковый все понял.

Тунеяр протокол подписывать отказался, нагло заявив, что мяса не видел. Зинка расписываться тоже не пожелала. Боков прикинул про себя это обстоятельство и решил молодых в грех не вводить, расписался в протоколе.

— Зря это ты! — укорил его Тунеяр, когда участковый скрылся, забрав только боковское ружье.

Боков кивнул согласно головой, сгорбился и пошел потихоньку в избу, он опять почувствовал себя худо. Старуха причитала, Боков хотел прицыкнуть на нее, но передумал: «Существо слабое».

По весне, примерно через месяц после происшествия, пришла повестка — ехать в район на суд, но Боков не поехал, велел передать, что хворает.

Его осудили заочно. Сын заплатил штраф и летом перевез стариков к себе в город, где Боков вскоре умер.

Схоронили охотника, по его наказу, на деревенском кладбище, рядом с отцом, матерью и братовьями. В родительские дни, когда вся деревня веснами пировала на кладбище, поминая успокоенных, на могилу к Бокову непременно заявлялся пьяный Тунеяр, выпивал из бутылки стакан водки, а остатки выливал под крест, чтобы покойник