Сара Бернар - Софи-Од Пикон

Привычные поиски произведений для постановки обратили мысли актрисы к «Гофолии», напомнив таким образом о пьесе, связанной с ее первыми успехами в «Одеоне». Сара начинает репетировать, назначив дату постановки на апрель. А пока она довольно успешно играет в Лионе Анну, мать знаменитого композитора в пьесе Рене Фошуа «Россини». В послевоенные годы в моду вошли романизированные и драматизированные биографии. И вот 1 апреля весь Париж спешит на утренний спектакль Театра Сары Бернар, чтобы аплодировать ей в «Гофолии».

Вместо объявленных трех представлений пьеса Расина продержалась в репертуаре три недели. Сара с царственной осанкой появлялась на сцене в портшезе. «Вся в желтом и черном, с сиреневой накидкой, которую она отбрасывала назад, Сара откидывалась на спинку своего кресла, и зрители забывали, что она сидит, с таким властным видом она распрямлялась, — писал Анри Бордо в „Ревю эбдомадер“. — Такой повелительный вид ей придавали поза и жест, ибо лицо хранило тонкую улыбку женщины, которая хочет нравиться. Царица правит, но, чтобы править, она все еще прибегает к обольстительным чарам». И когда она произносила стихи, воскрешающие в памяти мать Иезавель, явившуюся ей во сне, вместо того чтобы декламировать их с тревогой, как полагалось тогда это делать, актриса тихо, но отчетливо скажет первые две строки:

Румянцем, белизной подложными красна,Случалось коими ей старостью тягчимой…

затем, помедлив, покачает головой, раскинет руки и, улыбнувшись, тоном горестной и трезвой констатации очень внятно произнесет последнюю строку:

Изглаживать годов позор неизгладимый.

Впечатление зрителей нетрудно угадать: зал вставал и оглушительно аплодировал. Причем зрители принимали сторону Гофолии, жестокой узурпаторши, так замечательно играла Сара в этой пьесе. Франсуа Мориак был растроган: «Любой другой актрисой восхищаются, если она умеет вовремя уйти, опередив свой закат. Госпожа Сара Бернар давным-давно миновала возраст заката; она играет вне времени; она декламирует с точки зрения вечности; полувековая слава хранит ее в неприкосновенности, словно священную гробницу. Ее прекрасное трагическое лицо говорит о том, что неизгладимого позора годов не существует».

Воодушевленная успешным возвращением на сцену, актриса, несмотря на увечье, обратилась к современным текстам. К несчастью, для нее пишут два молодых автора: Морис Ростан, сын Эдмона, и Луи Вернёй, молодой честолюбивый драматург, он встречается с Лизианой, возможно, с единственной целью — приблизиться к ее знаменитой бабушке. Луи Вернёй — это псевдоним Луи Колена дю Бокажа, молодого автора посредственных комедий и ревю, а при случае и актера. Специально для Сары он писал пьесы, позволявшие ей продолжать выступать на сцене. В ноябре 1920 года она ставит драму «Даниэль», где рассказывалось о печальной судьбе молодого морфиниста, состояние физического упадка полностью оправдывало то, что на протяжении всего спектакля он лежит в постели, участвуя только в двух из четырех актов. Сама Сара будто бы сказала, что этот текст сущий вздор. Однако отныне то, что она играет, уже не имеет никакого значения: директор журнала «Комедия» Жорж Казелла предложил своим читателям прийти на спектакль с цветком в руках, и, когда в день премьеры занавес упал, на сцену обрушился дождь цветов, весь зал стучал ногами, выкрикивая имя Сары.

10 марта 1921 года Луи Вернёй женился на Лизиане Бернар и таким образом окончательно вошел в круг близких на бульваре Перер, что позволило ему написать еще несколько пьес для бабушки жены, ставшей в феврале кавалером ордена Почетного легиона. Летом 1921 года Сара показывает «Даниэля» в Лондоне. Она играет две недели, королева, посетив актрису в гримерной и увидев, как она измучена, участливо посоветовала ей немного отдохнуть, на что Сара будто бы ответила: «Ваше величество, я умру на сцене, это мое поле битвы». Должно быть, актриса действительно мечтала о смерти Мольера, настолько она не берегла себя. Затем она едет в Мадрид, где ей аплодировали король Альфонс XIII и его супруга.

Во время традиционного летнего пребывания на Бель-Иле Сара изучает роль Клеопатры в «Родогуне», хотя всегда отказывалась играть героинь Корнеля, по ее мнению, гораздо менее интересных, чем героини Расина. Следующей осенью она ставит «Славу», явно автобиографическую драму в стихах Мориса Ростана с Жаном Йоннелем в роли молодого художника, который сходит с ума, осознав, что не способен равняться с гением своего отца. Сара исполняет главную роль, но не художника, а женщины-аллегории, которая в красном платье, увенчанная лаврами, сидит в темной комнате, скорбная и загадочная. Появляясь за прозрачной картиной, написанной на металлической сетке, она читает стихи. Сару снова начали мучить приступы уремии, однако она отказывается отменять спектакли. В апреле она играет Скорбь в аллегорической пьесе Мориса Ростана «Смерть Мольера», написанной в честь драматурга, затем «Режину Арман», принадлежавшую перу того, кого она ласково называет своим внуком, — Луи Вернёя. История престарелой актрисы, которая не в силах пережить смерть единственного сына, не могла не тронуть зрителей, к тому же Вернёй не поскупился на эффекты: одному из актеров труппы Режины, просившему несколько дней отдыха, актриса отвечала: «Ты хочешь отдохнуть? А разве я помышляю об этом? Ты думаешь, я когда-нибудь отдыхаю?» И зал тут же разражался громом аплодисментов. В это же время Сара опубликовала новый сентиментальный роман «Красивый двойник», в котором молодая женщина, чтобы обольстить того, кого любит, появляется попеременно то миллионершей блондинкой, то черноволосой медсестрой.

После последнего пребывания на Бель-Иле Сара продает свое поместье за четыреста пятьдесят тысяч франков и в конце сентября на шесть недель едет в турне по югу Италии со спектаклями «Даниэль» и «Режина Арман». Ей только что исполнилось семьдесят восемь лет. Это последнее турне было особенно изнуряющим и мучительным; после автомобильной аварии, не имевшей серьезных последствий, актриса вынуждена была путешествовать в неудобных поездах, не соблюдавших к тому же расписания, и играть в полупустых залах. Последнее ее появление на публике в спектакле «Даниэль» состоялось в Турине 29 ноября 1922 года. Она подсчитала, что за время своей карьеры заработала сорок пять миллионов золотых франков и все потратила на поддержание своего образа жизни и на сына Мориса, на уплату долгов и театры, которыми руководила.

После возвращения в Париж Саша Гитри предложил ей сыграть в пьесе «Сюжет для романа», которую он только что написал для нее и своего отца, с участием его самого и его жены Ивонны Прентан. Сара должна была играть госпожу Лавайе, сварливую супругу непризнанного автора. Она не дает покоя своему мужу, тиранит его, пока в один прекрасный день, прочитав его рукописи, не осознает вдруг его талант и глубокую человечность. Сара хвалит текст Саша, называя даже его пьесу «шекспировской». Репетиции начались 2 декабря в театре «Эдуард VII», но Сара с трудом запоминает текст. В книге, посвященной отцу, Саша Гитри рассказал о последней репетиции своей пьесы:

«В последнем акте Саре надо было произнести длинную тираду, на которую Люсьен должен был ответить другой тирадой. В тот день она репетировала так, как никогда, без единого провала в памяти, в ужасающем ритме, отчаянно, великолепно, пронзительно. Он сидел напротив нее, сдвинув на глаза шляпу, и, когда она закончила, вместо того чтобы отвечать ей, он протянул ей через стол руку и сказал: „Минуточку…“ — он плакал».

После этой генеральной репетиции актриса потеряла сознание у себя в гримерной и ее доставили домой. Пьесу «Сюжет для романа» Сара так никогда и не сыграет, премьера, которую сначала перенесли, состоялась через две недели, 4 января. В тот вечер актриса просит рабочего сцены позвонить ей, чтобы знать точно, когда поднимется занавес, и произносит свой текст в постели, а на сцене тем временем его играет заменившая ее Анриетта Роджерс.

После продажи поместья на Бель-Иле Сара купила дом в Гарше, недалеко от бульвара Перер, где она сможет немного отдохнуть в начале 1923 года. Она по-прежнему собирается играть Клеопатру в «Родогуне» Корнеля и продолжает учить текст. И тут некий представитель Голливуда мистер Абрамс предложил ей, наверняка под влиянием Саша Гитри, автора сценария, сняться в фильме «Ясновидящая» Луи Меркентона вместе с Мари Марке и Гарри Бором. Сара убедила его проводить съемки у нее дома на бульваре Перер, и в середине марта мастерская Сары превратилась в киностудию. Она исполняла роль старой ясновидящей с обезьянкой на руках, и Мари Марке рассказывает о волшебстве, преображавшем актрису, когда ей сообщали, что съемка начинается:

«При этих словах она, казалось, очнулась от оцепенения, распрямилась, лицо ее преобразилось, шея вытянулась, зрачки внезапно расширились, все ее существо выражает страстное желание жить, пускай всего лишь несколько минут, ради этого Искусства, которое смешалось с кровью ее вен. И окрепшим голосом она твердо спрашивает: