21.4.Комбат и Тополь: Полный котелок патронов - Александр Зорич

При этом ефрейтора сзади поддерживало то самое устройство, которое я за неимением лучших слов называю большой механической лопатой. От многочисленных датчиков, прилепленных к телу Шестопалова, тянулись провода к «раме металлоискателя» (такие же, напомню, можно было видеть и в других открывшихся помещениях). По периметру «металлоискателя» циркулировал мягкий желтый свет.

— Что вы с ним сделали, сволочи?! — взревел майор Филиппов.

— Ничего не сделали. Взяли несколько экспресс-анализов, — невозмутимо отвечал альбинос.

— А зачем вам его анализы, мать вашу за ногу?! — это был уже Тополь.

Я знал, он ненавидит долгие беседы непонятно с кем и быстро начинает раздражаться. Хорошо, что исправный гранатомет у меня, а не у него!

— Анализы, молодой человек, нужны для расшифровки генотипа.

— А расшифровка?!

— А расшифровка показала, что ефрейтор Шестопалов являет собой редчайший образец человеческой особи, чей генотип подходит для наших целей на девяносто шесть процентов. Это самый высокий показатель из всех, виденных мною ранее!

— И что это за такие цели, для которых Шестопалов подходит?! Как обычно, алчете мирового господства? Вербуете помощников? Создаете армию идеальных солдат?

— Насчет господства это вы верно подметили. Однако лично я мечтаю господствовать над человеческой природой. А мир — он мне ни к чему. Я как ученый привык находиться по преимуществу в своем внутреннем мире, — как-то особенно проникновенно произнес альбинос, проводя рукой по своей сухой белой шевелюре. — Но это не мешает мне желать счастья миру внешнему! Сейчас поясню: все попытки создать совершенное и социально справедливое государство обречены на провал, потому что умозрительно идеальную общественную структуру пытаются навязать биологически несовершенным, неидеальным особям. Будь они, эти особи, более сознательны, целеустремленны и, так сказать, идеальны, многие потерпевшие фиаско проекты — например, коммунистический — имели бы шансы выжить. И не только выжить, но также довести начатое отцами-основателями до конца.

— До конца света? Или до рая на земле, так же известного как Полдень Двадцать Второй Век?

— Скорее до рая, — усмехнулся Вениамин Тау. — И не в двадцать втором веке, а уже в двадцать первом.

Юмора он, похоже, не понял. Ну и черт с ним. Говорил Тау, однако, вещи достаточно занятные, чтобы мне стало интересно.

— То есть вы здесь намерены сделать генно-модифицированного человека? Как генно-модифицированный картофель, который не едят колорадские жуки?

— Аналогии очень грубые, но в целом верные, — согласился альбинос. — Я использую абсолютно уникальное самодельное оборудование, которому я дал название «генный процессор». Оборудование это основано на сложнейшем каскаде аномальных артефактов Зоны. Оно позволяет мне брать любые элементы генных структур и тканей от нескольких доноров одновременно, рекомбинировать их множеством различных способов и на выходе получать синтетическое существо быстрее, чем за минуту. Целое огромное существо весом в десятки килограммов — из одной-единственной синтетической, сгенерированной ab ovo клетки. Да-да, господа! Время в моем генном процессоре течет в сотни тысяч раз быстрее, чем в нашем с вами мире! — Глаза альбиноса блеснули сумасшедшинкой, хорошо известной мне по винтажным научно-фантастическим фильмам и общению с доктором Севареном.

— Сам-то я родом из сибирской деревни Усолье, — это вдруг вступил подозрительно спокойный майор Филиппов. — Окончил военное училище, про науку знаю только из телевизора. Может, поэтому я ни хрена не могу взять в толк, зачем вам здесь кровососы?

«Какие еще кровососы? Он что, с дуба рухнул?» — подумал я.

Филиппов ткнул указующим перстом во вторую справа «аппаратную» и я невольно перевел взгляд туда.

Раньше в той стороне было темно, именно поэтому она не заинтересовала меня сразу. Видимо, свет зажегся позднее, когда я был полностью поглощен байками альбиноса Тау. И этот свет озарял весьма неприглядную картину.

В рамке, струящейся теплым желтым светом (подобной той, где мариновался спящий ефрейтор Шестопалов), стоял матерый кровосос. Он тоже пребывал в забытьи. Щупальца его безвольно висели, глаза были прикрыты. Но ощущение опасности и неизбывного ужаса от мутанта исходило такое же точно, как и от его бодрствующих собратьев.

Альбинос тоже обернулся в сторону, куда указывал Филиппов. На его лице появилось выражение пылкой материнской нежности. Никакого отвращения, похоже, кровососы просвещенному ученому-генетику не внушали.

— Да будет вам известно, дражайший наш сибиряк, кровососы дают прекрасный генетический материал. Они неутомимы, неустрашимы, чрезвычайно целеустремленны, когнитивно развиты и главное… они бесполы! Вы когда-нибудь видели кровососа, который запорол бы свою политическую карьеру из-за некстати трахнутой секретарши? Или, может быть, вам известен кровосос, бросивший семью и троих детей ради первой любви с сайта «Одноклассники»? То-то же!

Тут в мой мозг закрались первые подозрения. А что, если эти самые «новые» мутанты — речные водоплавающие зомби, «розовые» кровососы и прочие необычные твари, из-за которых начальство полковника Буянова затеяло весь сыр-бор, — и есть не что иное, как генетически модифицированные Вениамином Тау мутанты? И эти мутанты скорее всего появились не сами по себе, а как результат многочисленных попыток господина Тау улучшить мать-природу? Не на это ли, кстати, намекали темные?

Я поделился своими подозрениями с альбиносом и товарищами.

К моему величайшему удивлению, ученый не стал отпираться в духе «я не такая, я жду трамвая».

— Да, все верно! Эти несчастные существа родом из моей лаборатории. Но вы поймите, поймите, дорогой мой человечек, что наука — это искусство возможного. И это возможное становится возможным лишь через эксперимент, который подразумевает неудачи. Поиск оптимального решения проходит через множество ошибочных промежуточных результатов. И не вина этих кровососов, что они были ошибкой…

— Да я и не собирался винить кровососов, честно говоря. — Я даже как-то смутился. — Я просто хотел ясности!

Майор Филиппов тяжело вздохнул и отер со лба пот тыльной стороной ладони. Его лицо, казалось, постарело за время нашего рейда лет на десять. Что ж, Зона способна загнать в гроб даже самого физически сильного и морально устойчивого человека.

Филиппов посмотрел на альбиноса как на вредное насекомое и зло сказал:

— Ладно. Научно-популярных лекций хватит, наверное, на сегодня. Я хочу знать, когда мы сможем забрать нашего ефрейтора Шестопалова?

«Когда-когда… Ставлю десять против одного, что никогда. Знаем мы эти эксперименты! Фокус-покус-чирвирокус — и там, где был здоровый мужик, после эксперимента остается пускающий слюну овощ. Это в лучшем случае! Потому что в худшем остается труп».

Мы с Костей переглянулись. В его стальных глазах я прочел: он того же мнения по вопросу.

Однако мы с Тополем… в очередной раз ошиблись!

— Я полагаю, — сказал альбинос Тау, как-то очень театрально приосаниваясь, — что своего товарища вы сможете забрать минут этак, — он посмотрел на свои навороченные часы, — через десять. Как раз отойдет наркоз, машина введет ему стимулирующую сыворотку. Потом он выпьет горячего чайку, я пожму ему руку… И, собственно, все!

Филиппов на глазах повеселел. Даже плечи его развернулись. Как видно, он тоже мысленно списал Шестопалова в «безвозвратные потери».

— Мы бы тоже не возражали выпить чайку. Можно и чего-нибудь покрепче, — намекнул я.

А почему нет? Все равно ведь ждать! И главное: они из нашего ефрейтора брали генетический материал, так пусть хоть вискарика нальют!

— Разумеется. Сейчас распоряжусь, — степенно кивнул Тау.

Он поднес к губам правое запястье, на котором красовался приметный золотистый браслет, и скомандовал в него:

— Немедленно три кресла, три чашки кофе и три раза по сто… нет, по двести… кашасы из моего бара.

Я наклонился к Костиному уху и тихонько спросил:

— Напомни мне, чисто как любовник бывшей жены минигарха, а что такое эта… кашаса?

Костя сделал лицо красавчика из молодежной рок-группы, прочистил горло и горячим полушепотом сказал:

— Кашаса, мой недалекий друг, это крепкий спиртной напиток, изготавливаемый в Бразилии на основе стеблей сахарного тростника.

— То есть ром?

— Ну типа как бы да, но все-таки нет. Все-таки кашаса!

— А на вкус?

— Ну типа как ром. Но все-таки не ром!

— Понял. Ждем жидкость на экспертизу, — подражая Вениамину Тау, заключил я.

Подручные альбиноса оказались не по-человечески расторопными — первыми вкатились (сами вкатились!) из какой-то боковой подсобки три удобных кресла со спинками и подголовниками. К правому подлокотнику каждого кресла был пристегнут небольшой складной столик. На этих-то столиках и красовалось заказанное.