Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

— Иди сюда, — мотнул головой Хэйтем, указывая направление. — Ассасин чертов.

Шэй изумленно уставился на возлюбленного. Ассасин? Хэйтем никогда не попрекал Шэя его прошлым, разве что иногда иронизировал, но сейчас все явно было всерьез. Шэй не понимал. Его заподозрили в том, что он работает на ассасинов? И не попытались даже поговорить — вот так просто, без внутреннего расследования Ордена, без права оправдаться?

— Хэйтем, — растерянно начал Шэй, но приказа ослушаться не посмел, подошел. — Я уже лет пятнадцать как не ассасин. Ты сомневаешься в моей преданности тебе и Ордену? Почему? Я могу это знать?

— В твоей преданности я не сомневаюсь, — в сердцах бросил Хэйтем, а потом впихнул ему в руку лист бумаги. — Почитай! Полюбуйся, к чему привело твое вмешательство!

Мистер Кормак послушно развернул письмо и сразу признал почерк Коннора. Обычно тот писал длинные письма, но здесь, на этом листе, было всего несколько строк. Два абзаца, если не считать приветствия и подписи. Приветствие было лаконичным, одно короткое «отец». В подписи не было даже имени, только завитушка.

Шэй, окончательно растерявшись, начал читать. И с каждой строкой чувствовал, как земля все больше уходит из-под ног. Это… Это было просто невероятно.

— Ну, как тебе? — раздался над ухом голос Хэйтема. — Что скажешь?

— Что такое «раксота»? — потрясенно вопросил Шэй. — Я точно слышал это слово от Коннора. Кажется, так он называл своего наставника в племени?

— «Раксота» — это «дедушка», — перевел Хэйтем и продолжил, все больше распаляясь. — Я даже догадываюсь, что это за дедушка!

Шэй помолчал. Память услужливо помогла ему, и он вспомнил момент, когда Коннор только появился в доме Хэйтема. Шэю тогда подумалось, что где-то он уже слышал имя «Коннор»… Только тогда, шесть лет назад, не придал этому значения.

Шэй прикрыл глаза и глухо выдохнул:

— Я вспомнил. Я знаю, почему он назвался Коннором. Я знаю, чье это было имя.

— И чье же? — Хэйтем несколько умерил пыл.

— Так звали сына Ахиллеса, — неверяще покачал головой Шэй. — Жена и сын Ахиллеса умерли, сын даже еще не был подростком. Это… это значит, что когда Коннор прибыл в наш дом, его уже… обрабатывали. Он назвался Коннором еще до того, как узнал тебя. И все это время молчал про Ахиллеса. Твой сын… действительно умеет хранить тайны.

Шэй вдруг вспомнил, как Коннор впервые взошел на борт «Морриган». «Коннор Кенуэй», — смело произнес он. И протянул руку Гисту…

— Это все из-за тебя, — Хэйтем вырвал бумагу у него из рук. — А ты еще считал Коннора наивным ребенком! Да чтоб я еще раз тебя послушал, Шэй! Если бы я тогда убил этого твоего Ахиллеса, ничего бы этого не было. Мне надо было просто пристрелить его, как паршивого пса, а тут ты вмешался со своим благородством!

Шэй взглянул в воспаленные серые глаза любовника и веско произнес:

— Никто не мог этого знать. Более того, вероятность того, что так случится, была ничтожна.

— Если бы я тогда выстрелил ему не в колено, а в голову, этой вероятности бы вообще не было, — яростно оскалился Хэйтем, а потом несколько пришел в себя и отстраненно бросил: — Я намереваюсь завершить начатое. Вот только дождусь Хики. На рассвете мы выступаем. Ты можешь не ехать, ты ничем мне не поможешь. Где находится поместье Дэвенпорт, бывшее ваше логово, я прекрасно знаю. Я уничтожу этого старого пса и заберу Коннора. Мой сын не будет ассасином!

Шэй все еще чувствовал себя оглушенным, однако кое в чем соображал быстро и протестующе вскинул руку:

— Стой! Хэйтем… Так нельзя! Коннор пишет, что его… посвятили. Значит, ему хоть что-то да рассказали. Рассказали ли о том, что его отец — тамплиер? О том, что я, его друг — предатель, ренегат? Вероятно, что да, рассказали. Но явно совсем недавно! Коннор действительно слишком честный. Он бы не смог скрывать такие знания долго, а значит, у нас еще есть шанс повлиять на него. Но если ты убьешь Ахиллеса на глазах Коннора, он станет не просто ассасином. Он станет твоим личным врагом.

— И что ты предлагаешь? — лицо Хэйтема исказилось в болезненной гримасе. — Смириться? Объяснить Коннору, как правильно толкуется Кредо, и дать первые задания?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как толкуется Кредо, ему и Ахиллес уже наверняка объяснил, — буркнул Шэй. — Как объяснял мне когда-то. Посмотри на меня! Посвящение в ассасины — еще не приговор, как видишь. В конце концов, Коннору всего четырнадцать лет. Он, конечно, уже взрослый и самостоятельный, как он сам считает, но его можно попробовать переубедить. Я сам поеду в Дэвенпорт. Я знаю это поместье, как свои пять пальцев, так что смогу добраться до Ахиллеса. Даже если он того не захочет.

— Доберешься — и что? — мрачно вопросил мистер Кенуэй. — Коннор не пойдет с тобой.

— А я говорил, что надо рассказать ему про Орден, — досадливо ответил мистер Кормак. — Впрочем, если Коннор действительно уже давно знал об ассасинах и не знал про нас, неизвестно, как бы среагировал. Но может, что-то еще можно было бы поправить…

Неожиданно Хэйтем опустился в свое кресло, словно без сил, и обхватил голову руками. Только что Шэй видел перед собой разъяренного отца и несгибаемого магистра Ордена, а мигом спустя увидел уже убитого горем возлюбленного. Шэй не знал, чем это вызвано, и не очень представлял, как его утешить, однако Хэйтем объяснил все сам. Упавшим голосом он выдавил:

— Мой Бог, я… Мне ведь в детстве тоже не рассказывали обо всем этом. Мне рано дали в руки оружие, мне не позволяли общаться с другими детьми. Мне было десять лет, когда моего отца убили на моих глазах, когда я сам начал убивать. Я хотел, чтобы у Коннора было иначе! Я сделал все для этого! Что я сделал не так? Шэй, я ведь долгое время был уверен, что мой отец был тамплиером. Я не знал, что Эдвард Кенуэй был пиратом и ассасином, я мстил за него, я сделал все, чтобы стать лучшим. А когда я узнал… Но ты уже знаешь, Шэй, что даже когда я узнал, я… не покинул Орден.

— Если ты сейчас убьешь Ахиллеса, то получишь такого же мстителя, каким был сам, — выдохнул Шэй. — Мне нужно поговорить с ним. С ними обоими.

— Я убью его, — ровно ответил Хэйтем.

— Дай мне с ним поговорить, — нервно возразил Шэй. — Когда-то Ахиллес был моим наставником. Льщу себя надеждой, что неплохо его знаю. Знал.

Хэйтем сжал пальцами переносицу, как и всегда в минуты смятения, а потом произнес слабо, но жестко:

— Коннор упрям. Ты видел письмо, так что Ахиллес может сколько угодно его отпускать или не отпускать. Коннор и сам не отступится. Но я заберу его, так или иначе.

— И как же ты тогда собираешься..? — Шэй произнес это осторожно.

— Я не позволю Ахиллесу отнять у меня сына, — выдохнул Хэйтем. — Я люблю его, Шэй. Потому что он мой сын. Он бестолочь, позволившая запудрить себе мозги бессмысленными идеалами, как и ты наверняка в его возрасте. Кстати, сколько тогда было тебе?..

— Когда я вступил в Братство? Семнадцать. Но у меня была совершенно другая жизнь, нежели у Коннора.

— Никуда я его не отпущу, — твердо произнес Хэйтем. — Даже… даже если он станет ассасином.

— Значит, поедем вместе? — Шэй отнес последние слова на счет состояния Хэйтема и впервые за нынешний визит в Нью-Йорк несмело улыбнулся.

Ответить Хэйтем не успел. За дверью послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился Хики. Он был бледен и взволнован, а на изжелта-белых щеках яркими пятнами выделялся румянец. По одеждам его можно было сказать, что он спал где-то пьяным, пока его не разбудили солдаты — те самые, что переминались позади него на пороге.

— Сэр, он нам угрожал, но мы сделали, как вы велели, — послышался голос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Молодцы, — уж как-то слишком спокойно ответил Хэйтем.

— Мистер Кенуэй? — проблеял Хики, щурясь на яркий свет.

— Он самый, — произнес тот так, что Шэй даже поежился.

Однако Хики, кажется, ничего не понял, потому что расслабился и заулыбался:

— А чего же так срочно-то? Меня с бабы сняли, я даже спустить не успел.

Шэй, предвидя бурю, прикрыл глаза, а Хэйтем скомандовал солдатам: