Освобождение шпиона - Данил Корецкий

Даже интересно стало. Вместо закона «О борьбе с коррупцией» приняли закон «О противодействии коррупции». Здесь есть, наверное, какая-то важная разница. Бороться или противодействовать. Если бы товарищ Сталин противодействовал Гитлеру, а не боролся с ним, то Москва давно называлась бы Москау.

Зачем я слушаю это дурацкое радио?

29 марта 2010 г.

Мой день рождения. Мне исполнилось 74 года. Из них 54 я провел под землей, на «Старой Ветке», на глубине 200 метров. До сих пор рядовой. До сих пор не знаю, старик я или нет. В 74 года скончался Черненко, он был, судя по голосу, глубоким стариком. Я часто разговариваю сам с собой, для тренировки, обсуждаю разные насущные проблемы и отдаю команды, когда нужно. Иногда просто болтаю. Но не оттого, что я сумасшедший (сумасшедшим находиться на объектах системы «Старая Ветка» строго воспрещено), а для того, чтобы было веселее. У меня голос бодрый и резкий. Я делаю физзарядку. Мыслю ясно. Прихожу к выводу, что я никакой не старик.

У меня на самом деле все хорошо. Настроения только нет. Передали, что сегодня произошел взрыв в московском метро на станциях «Лубянка» и «Парк Культуры». Отчетливо слышал колебания почвы около восьми утра и в половине девятого. Со сводов сыпалась земля, и обрушилось несколько старых сталактитов. Тогда подумал, что опять проводятся какие-то подземные работы. Был не прав. Все комментаторы говорят, что это теракт, Погибли 40 человек. Как это может быть — не понимаю. Откуда взялись эти самые террористы, которых в СССР отродясь не водилось? Троцкисты были, а террористов не было. Может, это троцкисты в них превратились? Но откуда они взрывчатку берут? У нас в части ни один патрон не вынесешь, не то что гранату. А уж центнеры взрывчатки… Бред какой-то! А выходит — и не бред…

Вот день рождения испорчен, жалко.

12 сентября 2010 г.

Времени нет подробно писать. Сейчас опять побегу на пост. Началось то, чего я так долго ждал и опасался.

Сегодня опять колебания почвы, источник где-то рядом. Гораздо ближе, чем тогда, весной. Вскоре услышал выстрелы за Разломом. Выключил дизель-генератор, чтобы не привлекать внимание шумом. Потом увидел людей. Больше полувека не видел настоящих людей (в том смысле, что они не папуасы), а тут увидел. Похожи на американских солдат. Одеты, по крайней мере, странно. Один другого убил и сбросил в Разлом. А потом ушел.

Я точно знаю, что они вернутся. У меня все готово к встрече. Приму бой. Если численность будет высокая, выполню то, что возложила на меня партия и командование. Полностью отдаю себе отчет в своих действиях. Каких-либо колебаний, сомнений не отмечается.

8 октября 2010 г.

Пришли, как я и ожидал. Пятеро. Форма одежды незнакомая. Вооружены. Двое навели переправу и перешли Разлом, не предъявив документы и не назвав пароль, как положено при входе на секретный объект. Столб с надписью «Запретная территория СССР» и иные средства предупреждения, о которых я позаботился, лазутчики нагло проигнорировали.

Предпринял меры к тому, чтобы отсечь лазутчиков от остальной группы. То есть обрезал тросы переправы. А когда попытались войти в туннель, открыл огонь.

Лазутчики бой не приняли. Восстановив переправу, позорно отступили и скрылись.

Нахожусь в полной боевой готовности. Возможно, это последняя моя запись. Если так, то можете быть уверены, что рядовой Башмакин И.С. свой долг выполнил с честью.

Да здравствует товарищ Сталин! Да здравствует Родина!

Башнабаш еще раз перелистал вахтенный журнал, то ли вспоминая прошедшие годы, то ли просто удивляясь тому, что смог заполнить так много страниц. Затем решительно захлопнул его, спрятал в сейф и покинул командный пункт.

Он заглушил ненадолго генератор, прислушался. Где-то под сводами капала вода. Перебегали на своих маленьких лапках крысы — далеко отсюда, по ту сторону Разлома. Еще он слышал, как натужно стонет, кряхтит земля под тяжестью огромного города наверху.

Других звуков Башнабаш не уловил. Опять завел генератор. Вкопал поглубже сошки пулемета, еще раз проверил растяжки и самострелы. Отправился в жилблок, поправил и без того идеально заправленную кровать. Остановился у зеркала.

Оттуда на него смотрело почти незнакомое лицо. Последний раз в зеркало он смотрелся, наверное, лет десять назад. Надобности такой просто не возникало. Щетина перестала лезть еще в 64-м, так что бриться не надо. И причесываться тоже, волосы выпали и того раньше, а с ними и брови и ресницы… Кожа гладкая, неприятная на ощупь, как брюшко насекомого. Глаза вроде прежние остались — льдисто-синие, это в материнскую породу, там все синеглазые были. Вот только покрылись они какой-то полупрозрачной пленкой, и синяя радужка проглядывает издалека, из-под ледяной корки. Будто утопленник на тебя смотрит. При этом зрение у Башнабаша стало даже лучше, чем в юные годы. Электрическим светом он не пользуется, в полной темноте может заметить таракана, затаившегося в противоположном углу.

Страшное, наверное, лицо. Было бы чужое — испугался, а так, когда знаешь точно, что твое, вроде и нормально.

Еще показалось Башнабашу, что стал он как бы ниже. В первые годы приходилось нагибаться, чтобы разглядеть себя всего в зеркале, не помещался он там. А сейчас свободно помещается. И даже место еще есть сверху, над макушкой. Видно, придавила его земля, сплющила, как этих карликов-папуасов.

«И шея вот куда-то пропала», — заметил он. А с другой стороны — зачем ему шея?

Зато гимнастерочка на нем новенькая, со склада. Рукава немного коротки. Или руки слишком длинны. Сапоги начищены, как полагается. Что еще? Выправка… Не та, конечно, выправка.

— Рядовой Башмакин, смир-рна! Подтянуть живот! Грудь вперед! Согнулся, понимаешь, как ива плакучая!

Щелкнули каблуки. Хлопнули ладони о бедра, руки вытянуты по швам.

— Хватит в зеркало глазеть, рядовой Башмакин! Отставить! Ты не на танцы собрался, а Родину защищать, исполнять священный долг!

— Так точно! — гаркнул Башнабаш.

Зеркало затуманилось в его глазах, расплылось. Башнабаш стиснул зубы, по-строевому развернулся налево, приставил ногу. И пошел защищать Родину. Свою Родину, которой давно уже не существовало ни на одной карте мира.

Глава 8

Готовим «Рок-н-ролл»

Там, где время остановилось на всю жизнь, не очень много событий и новостей. Поэтому особую силу имеют слухи и домыслы.

— В тринадцатой Америкоса прижмурили, говорю вам. Вчера параши не было оттуда. И сегодня нет. — Дуля с умным видом смотрел на выгребную яму, словно читал там книгу арестантских судеб. — И завтра не будет. Суслик-каптерщик говорит, Блин удавку смастерил из носка. Ночью подстерег и прижмурил. Вот так вот. Нет Америкоса, нет параши. Говном меньше.

— Это Блин молодца, — одобрил Костыль. — Давно пора было его…

— Если б мне в тринадцатой сидеть довелось, я бы и дня терпеть не стал, — признался Дуля как на духу. Я же патриот! — Накинул бы сразу, в первую же ночь. А там будь что будет…

Около ямы рядком стояли три параши, и три сумеречные фигуры высились за этими парашами. Утренний вынос. Время новостей.

— А я слыхал, будто наоборот, — подал голос Шкет, который был третьей фигурой. — Что это Америкос Блина удавил, а его в «Магадан» посадили и жрать не дают.

Двое посмотрели на Шкета. Хоть он, по личной рекомендации Дули, и числится с некоторых пор в «пернатой» хозобслуге, но все еще как бы новичок и авторитета среди «петухов» заслужить не успел.

— Ты, Шкет, умом думай, а не жопой, — урезонил его Дуля. — Америкос — никто, шпион, только хавальник открывать умеет. А Блин — маньяк, по-«мокрому» работал, десятки людей передушил. Кто кого кончит при таком раскладе?

— Шпионов тоже специальным приемчикам учат, — не сдавался молодой, но его не слушали.

— Здесь с самого начала все ясно было. К тому же — слышишь? — Дуля склонил набок голову и потянул носом. — Не воняет. Америкос подох, дышать стало легче. Уловил?

Шкет, а за ним и Костыль принялись громко дышать, как на приеме у врача. Пахло сыростью, дымком, где-то на самой границе обоняния примостился запах таежной хвои. В основном же несло выгребной ямой — именно так, как и положено нести после свежего утреннего выноса. Но три сумеречные фигуры не замечали этого. Возможно, привыкли. А может, воздух и в самом деле стал чище. Хотя бы чисто арифметически — за счет того, что одной гнидой, и одной парашей, стало меньше.

Как и большинство слухов, этот появился недаром: из двух обитателей тринадцатой камеры действительно дышал только один. Но прав был Шкет: дышал американский шпион Мигунов, потому что именно он «прижмурил» сексуального маньяка Блинова, а не наоборот.

Теперь он лежал на бетонном полу в холодном карцере. Один. Дышит и тоже не может надышаться. Но не потому, что здесь пропитанная запахом хвои чистая атмосфера тайги. Радость доставляет сам факт, что он может дышать, что воздух проходит сквозь горло, а не застревает грубым комком в сломанной трахее…