Сердце Фатимы - Франциска Вульф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ищу свою дочь.
– Дочь? – Малек удивленно взглянул на нее, словно не понимая, что у Беатриче, как у любой женщины, могут быть дети.
– Да, дочь. Ее похитили. Фидави…
Не успела она договорить фразу, как Малек схватил ее за плечо так, что она чуть не вскрикнула от боли. Он увлек ее за собой к нише за висевшим на стене ковром, озираясь, не подслушивают ли их.
– Никогда не произноси вслух это слово, – зашептал он, бледнея. Его глаза были широко раскрыты, словно Беатриче могла накликать демонов. – Никогда – ни на улице, ни даже в стенах этого дома. Это слово опасно даже слышать, но еще опаснее – знать, кто скрывается за ним. Если они пронюхают об этом, считай, что ты одной ногой в могиле. И моя семья тоже.
– Извини, Малек, – забормотала Беатриче. – Я не хотела подвергать твою семью опасности. Но…
– Не беспокойся, в этой опасности мы живем уже несколько лет – с тех пор, как нами стал править теперешний эмир. Сейчас эта угроза поселилась в нашем доме. Любое неосторожное слово может стоить нам жизни. – Он тряхнул головой. – Газна уже не та, какой была когда-то. Раньше, когда был жив мой дед, это был цветущий гостеприимный город: сюда стекались люди со всех концов света. Здесь процветали поэзия и музыка, а библиотеки были полны книг почти всех известных писателей и поэтов. А сегодня? Эмир запретил музыку, а поэтов, кроме немногих, изгнал из города. Моему отцу удалось тайком спасти несколько рукописей из библиотеки до того, как ее сожгли. Субуктакин, чтя традиции предков, собрал вокруг себя ученых и поэтов. Но им приходится выдерживать серьезные испытания, чтобы заслужить милость правителя и остаться в Газне. – Он взглянул на Беатриче. – Как видишь, наше положение очень непростое. Мы все находимся в опасности. Поэтому я хорошо понимаю тебя. Но откуда тебе известно, что твоя дочь в руках этих людей?
– Честно говоря, я не знаю этого точно. Мне сказали, что видели Мишель в Куме с каким-то человеком. Они переночевали там, а утром снова двинулись в путь. Фи… – Она поперхнулась, вспомнив слова Малека. – …Эти люди преследуют мою дочь, потому что у нее есть то, чем они больше жизни стремятся завладеть.
– Откуда тебе это известно?
– Я подслушала один разговор недалеко от Кума.
Малек нахмурился, покусывая нижнюю губу.
– Дай мне немного времени, Беатриче, – проговорил он наконец. – Мне очень хочется тебе помочь, но это слишком опасно. Если бы ты только знала, что это за люди! – Он покачал головой. – Я должен все хорошо обдумать и выбрать самый надежный способ. – Он откинул ковер, служивший им укрытием, и они вышли наружу. – Потерпи еще немного. Несколько дней.
Малек развернулся и пошел прочь. Беатриче долго смотрела ему вслед. Она чувствовала облегчение и разочарование одновременно. Облегчение – оттого, что нашла помощника, а разочарование – потому, что пока ей ничего не удалось сделать.
«Терпение! Еще несколько дней! – думала Беатриче. – Малеку легко говорить».
А что, собственно, может произойти за несколько дней? Не надо забывать, что здесь она не дома. Там, в XXI веке, с компьютерами и Интернетом, все происходит быстро. На самолете за считанные часы можно преодолеть расстояния в тысячи километров. В Средневековье на это ушли бы годы. Нажав клавишу или щелкнув мышью, можно за секунды получить доступ почти к любой информации. Люди в Средневековье имеют совсем иные представления о времени, они могут передвигаться лишь с той скоростью, на которую способны лошади или верблюды. Хотя бы в этом она видела историческую справедливость, стараясь найти в ней утешение.
Но Беатриче пришлось не так долго ждать. Малек явился уже через два дня.
Это произошло поздно ночью. Вечер выдался напряженным. Накануне с юга прибыл караван с коврами, и во второй половине дня в доме было полно гостей. Хозяин со всем семейством, включая погонщика каравана, праздновали удачное возвращение. Когда разошлись последние гости и Беатриче наконец прилегла, чтобы отдохнуть, дверь в ее комнате приоткрылась и на пороге появилась фигура в белом. Беатриче в ужасе вскочила.
– Кто здесь? – Она инстинктивно нащупала кувшин рядом с кроватью. Тот был из чистой меди и достаточно тяжелый, чтобы одним ударом свалить взрослого человека. – Назови свое имя, или я закричу.
– Не бойся, Беатриче, это я.
Незваный гость говорил шепотом, но его голос показался ей знакомым. Она нащупала в темноте лампу и зажгла фитиль.
– Малек! – вскрикнула она, увидев лицо молодого человека. – Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, который час? Сейчас глубокая ночь.
– Да-да, я знаю, – быстро пробормотал Малек, приложив палец к губам. – Тише, тише. Никто не должен знать, что я здесь. Ты знаешь, Асим начал писать стихи! И какие! Я никогда не слышал ничего подобного.
– Да что ты говоришь?! – Беатриче сделала удивленный вид. Малеку не стоит знать о тайном сговоре между его талантливой женой и добрым младшим братом, готовым всегда прийти на помощь.
– Да. И я очень рад за него. Когда караван снова отправится в путь, мы переправим эти стихи в Багдад, чтобы их там напечатали. Пусть все прочтут эти дивные творения.
«Ясмина будет счастлива, – радовалась за нее Беатриче, – даже если стихи опубликуют под чужим именем».
– Да, конечно. Но разве нельзя было сообщить об этом утром?
Малек покраснел.
– Но я пришел не за этим. Я кое-что тебе принес.
Он положил на кровать сверток, и Беатриче с любопытством распаковала его.
– Одежда? – удивленно спросила она. – Но ведь это…
– Верно, – перебил ее Малек, присаживаясь на край кровати. – Это мужская одежда. Мне наконец представилась возможность тебе помочь. Слушай меня внимательно.
Хасану сегодня не спалось. Уже которую ночь он вскакивал, мучимый кошмарными снами, весь в холодном поту. Но эта была особенно тяжелой. Хасан подошел к окну и по положению звезд понял, что спал совсем недолго. Что ему снилось, он не мог вспомнить. Но каждый раз, закрывая глаза, видел одного и того же человека с красивым лицом ангела, обрамленным черными, с проседью, волосами. В руках у незнакомца был меч, в котором отражалось пламя, охватившее Хасана. После этого он вообще потерял сон.
За окном было темно, лишь в отдалении Хасан увидел слабый свет. Возможно, мать укачивает ребенка, или не может уснуть больной. Рядом с кроватью Хасана горела лампада, мигающий свет которой служил условным знаком. Другое окно было открыто настежь. Хасан ждал. Ночами он подолгу простаивал у окна в надежде получить долгожданную весть. Осман опаздывал. Он должен был прибыть сюда еще десять дней назад.
Хасан не шевелился. Если бы кто-то увидел его сейчас стоящим у окна, то принял бы за каменную фигуру или мертвеца. Только дрожащие руки выдавали его внутреннее волнение. Он поминутно сжимал и разжимал их, хватаясь за оконную решетку: она скрипела, грозя вот-вот сломаться. Но Хасан этого не замечал.