Сердце Фатимы - Франциска Вульф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, повелитель, – ответила Беатриче, склонив голову. Надо выдержать этот экзамен, чего бы ей это ни стоило. Ради Мишель. – Эти глаза я унаследовал от моего деда.
Еще одна ложь. Субуктакин повел бровью.
– Ты чужестранец? У тебя странный акцент, – продолжал он. – Откуда ты родом?
– Моя родина – Гранада, повелитель. Два дня назад я прибыл в Газну с караваном.
– О, гость из Эль-Андалуса? Что заставило тебя совершить такой долгий путь?
Разве Малек не объяснил ему? Зачем эмир играет с ней в кошки-мышки? Неужто ее раскусил? Беатриче собрала в кулак всю свою волю.
– Наши семьи, мою и Махмуда, связывают тесные многолетние узы. В каждом письме, повелитель, он воспевал вашу мудрость и доброту, восхищаясь тем, что вы собрали при дворе именитых ученых. Поэтому, завершив свое обучение, я прибыл в Газну, чтобы предложить вам свои услуги.
Малек слегка подтолкнул ее, кивнув на ковер. Держа его под мышкой, она от волнения совсем о нем забыла. Похоже, наступил самый подходящий момент для вручения подарка, который должен был расположить к себе эмира.
– В знак высочайшего почтения и преклонения перед вашим величием и мудростью, позвольте преподнести вам сей дар.
Развернув ковер, она обомлела. По размеру он был не больше обычной циновки для вытирания ног. Ничего прекраснее и изысканнее она не видела в своей жизни. Маленький коврик был соткан не из шерсти, а из шелка, переливающегося изысканным блеском в свете многочисленных масляных ламп. Великолепный узор ковра радовал глаз чистыми яркими цветами. Сколько там узелков, подсчитать было невозможно. Беатриче подумала, что он мог стоить целое состояние. Субуктакин, поднявшись с трона, приблизился к ковру и потрогал его. Его лицо расплылось в улыбке. Вероятно, он уже видел себя на этом шедевре преклонившим колена и молящимся в сторону Мекки.
Субуктакин вернулся на трон. И хотя он по-прежнему задумчиво морщил лоб, лицо его подобрело.
– Ты врач?
– Да, господин. Я обучался на врача в университете Кордобы.
– Повтори еще раз свое имя.
– Саддин аль-Асим ибн Асим, повелитель, – отвечала Беатриче, мысленно извиняясь перед Саддином за то, что присвоила себе его имя. Ничего более подходящего ей в голову не пришло. Сначала она хотела взять имя Али аль-Хусейна ибн Абдаллы ибн Сины, но, вспомнив, что в это время он мог быть еще жив и даже известен при дворе эмира, сразу же отказалась от этой идеи.
– Саддин аль-Асим из Эль-Андалуса, при моем дворе достаточно врачей, и я не вижу особой надобности в твоих услугах.
Беатриче едва сдержала улыбку, испытав явное облегчение. Начался обычный разговор наемного работника с работодателем, так хорошо знакомый ей. Когда-то доктор Майнхофер задавал ей подобные вопросы. Ей тогда пришлось собрать все свое самообладание, и в результате она получила место в хирургическом отделении.
– Всемилостивейший Аллах послал мне превосходных учителей и наградил способностями, – произнесла она, пытаясь вспомнить все, что ей было известно об эмире Газны. – С самой ранней молодости я изучал медицину и посвятил ей всю жизнь. Служить при вашем дворе, продолжить свои научные занятия в Газне на благо правоверным – моя сокровенная мечта и смысл жизни.
Беатриче поклонилась, надеясь, что не переборщила в красноречии.
– Если ты так же хорошо лечишь, как говоришь, Саддин аль-Асим, то можешь оказаться настоящей находкой для Газны. – По его лицу промелькнула едва заметная улыбка. – Ну что же, разрешаю показать, на что ты способен. Даю тебе месяц. Если твоя работа придется мне по душе, ты будешь принят при дворе. А если нет – то я уж позабочусь о том, чтобы отправить тебя с первым же караваном, который держит путь в твои края.
– Слушаюсь, господин, – ответила Беатриче, низко кланяясь. Малек молодец, все правильно рассчитал. Месяца ей вполне хватит, чтобы разузнать все о Мишель. Если же она не управится в отведенный срок – продолжит поиски в другом месте. – Благодарю вас за оказанную честь послужить вам.
– Сразу же обратись к моему писцу, Саддин аль-Асим, пусть отведет тебя к Абу Рейхану Мухамаду ибн Ахмаду аль Бируни. Он посвятит тебя во все премудрости нашего двора и даст задание.
– Благодарю, повелитель, за вашу доброту и…
– Закончим на этом, – бесцеремонно перебил ее Субуктакин. – У меня еще много дел. Правоверные ожидают, чтобы я выслушал и их.
Малек и Беатриче низко поклонились и попятились к двери.
– Вот видишь, все замечательно устроилось, – сказал он. – Ты стала придворным врачом эмира.
Беатриче улыбнулась. Она заметила, что присутствующих стало еще больше. Они передвигались по залу с напряженными бледными лицами. На душе Беатриче было свободно и легко. Так, наверное, чувствовали себя астронавты, впервые высадившиеся на Луне. Ее взгляд снова упал на гонца. Он по-прежнему лежал в углу и крепко спал. Беатриче поняла, что этот человек послужил ей знакам. Знаком того, что надо быть всегда начеку, ни при каких обстоятельствах не теряя головы.
«Теперь я придворный врач эмира. Но, боюсь, все трудности еще впереди».
XIII
Беатриче внимательно разглядывала себя в зеркале. Лицо, обрамленное короткими светлыми волосами, показалось ей совершенно чужим. Почти мужское лицо. Долго ли она сможет обманывать ученых мужей, слуг и самого эмира? Пожалуй, с бородой было бы достовернее, но где ее взять? Отрастить бороду женщине не так легко, как изменить прическу.
Ей выделили комнату в соседнем здании рядом с дворцом. Теперь она будет жить здесь. К ней, разумеется, приставят слугу. Беатриче подошла к окну, из которого прямо на нее смотрели зарешеченные окна. Она догадалась, что это был гарем. Вообще-то ее место там, среди других женщин. А вместо этого она попала в совершенно незнакомый ей мужской мир. Что она знала о нем? Только то, что рассказали женщины и Малек накануне ночью. Это были интересные, увлекательные истории, достойные упоминания в романе. Но всего этого было недостаточно, чтобы жить здесь – в качестве мужчины.
«Боже мой, во что я ввязалась?» – размышляла Беатриче, опершись на подоконник. За зарешеченным окном напротив она заметила какое-то движение. За ней наблюдали. Очевидно, наложницы так же скучали, как и те женщины в Бухаре. Может быть, даже больше, поскольку эмир слыл аскетом.
Беатриче отошла от окна, не желая давать им пищу для пересудов.
В задумчивости она стала расхаживать по своей небольшой, но со вкусом обставленной комнате. Что она скажет завтра утром слуге, когда тот придет, чтобы побрить и помочь в утреннем туалете? А что если ее, как это принято на Востоке, пригласят в баню вместе с другими мужчинами? Долго ли она выдержит такой обман? Один день? Два? А потом? Не надо быть ясновидящей или знатоком истории арабского Востока, чтобы ответить на этот вопрос. Ее ждет неминуемый конец на эшафоте. Беатриче стало дурно. Конечно, конец этой затеи было нетрудно предугадать. Может, стоило подумать о других способах узнать о Мишель?