Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях - Олег Смыслов

Я хотел бы указать на то, что этот случай произошел при второй казни. Ей предшествовал расстрел примерно 20 военнопленных, прошедший без особых инцидентов…»

По данным германского командования, только из лагерей на территории Германии и оккупированной Европы до 1 мая 1944 года бежали 66 694 советских военнопленных.

Другие выживали в плену как могли. Держались по землячествам — колхозами. Иногда занимались и саботажем.

Ю.В. Владимиров, в частности, пишет: «Бежать из плена я, конечно, мог, но добраться до линии фронта или к партизанам — точно нет. Не мог совершить во вражеской стране и какие-либо диверсии, уничтожить какую-либо важную персону, так как при моем положении пленного встречаться с подобными лицами не имел никакой возможности. Убить же бедного и, как правило, немощного, пожилого и зачастую многодетного рядового солдата — своего конвоира или сжечь двор мелкого немецкого крестьянина было бы просто мерзким, нечеловеческим поступком.

Большинство военнопленных, включая и меня, часто занимались саботажем, незаметным или малозаметным для немецких прорабов или мастеров. Например, работали очень медленно и с низкой производительностью, ломали или портили предметы, которые загружали в вагоны или выгружали из них, выводили из строя машины, на которых работали, в основном, чтобы передохнуть и т.д.

Но такой саботаж, конечно, был малоэффективен. Главным оставалось выжить в плену, но не любой ценой, а нанося как можно меньше вреда сражающейся Родине.

Правда, значительная часть советских военнопленных в Германии все же не думала о патриотизме и не страдала от мысли, что за них отдают жизни на фронтах их товарищи. Этому, к сожалению, я был свидетелем.

Но о том, что происходит в это время на фронтах, я и другие пленные в лагере были почти в полном неведении. Пользовались в основном слухами».

Третьи участвовали в одиночном или организованном сопротивлении. Например, известен «Братский союз военнопленных» — одна из наиболее крупных групп сопротивления на территории Германии.

Георгий Фесенко, он же батальонный комиссар Иосиф Фельдман, до войны был начальником отдела в днепропетровском управлении НКВД. Летом 41-го под Уманью попал в плен, но смог бежать. По распоряжению ЦК КП (б) Украины записался на работу в Германию с целью организовать группы сопротивления среди военнопленных и восточных рабочих. Только в конце февраля — начале марта 1944 года лидеры Союза были арестованы.

К сожалению, весьма мало сохранилось документальных свидетельств о попытках организованного сопротивления в плену. Одно из них приводит в своей книге А. Шнеер. Это донесение № 12 начальнику полиции безопасности в Берлине от 17.07.1942 года. В нем сообщается: «В районе Владимир-Волынска обезврежена партизанская группа, намечавшая восстание в городе и освобождение 8000 советских офицеров из местного лагеря. Этот замысел должен был осуществиться при помощи гетто (около 15 тыс. евреев). Большинство пленных офицеров уже изготовили для этой цели острые ножи из разбитых касок. В результате предпринятых полицией безопасности мер было задержано 36 коммунистических активистов, а также 76 еврейско-большевистских офицеров. Зачинщиками из них оказались политкомиссары. Коммунистические агенты, а также 76 еврейских офицеров подвергнуты особому обращению».

Известны акты и попытки сопротивления во многих других лагерях, где содержались советские военнопленные. В том числе и в концентрационных лагерях за границей. Даже там находились мужественные люди…

Например, 14 октября 1943 года, в лагере смерти Собибор произошло восстание узников-евреев, которыми руководил советский лейтенант А. Печерский.

В. Жук на страницах газеты «Совершенно секретно» писал: «Лагерь Собибор был основан специально для истребления евреев в апреле 1942 года на территории Польши. (…) Всего за полтора года существования здесь было уничтожено около 250 тысяч евреев. Казалось, бежать из лагеря невозможно. Охрана состояла из 120—150 человек. В полутора километрах размещалась резервная охрана — еще 120 человек. Через каждые пятьдесят метров стояли вышки с пулеметами, между рядами колючей проволоки дежурили вооруженные часовые. Весь лагерь был опоясан тремя рядами проволочного заграждения высотой три метра. За третьим рядом проволоки — заминированная полоса шириной пятнадцать метров. Дальше — ров, заполненный водой, и еще ряд заграждений.

Восстание готовили всего две недели, надо было торопиться: ведь узников могли в любой момент отправить в газовые камеры.

(...)

План побега разработал советский лейтенант Александр Печерский, но в самом восстании участвовали евреи из многих стран Европы. (…)

Для прорыва Печерский выбрал участок, на котором можно было с наибольшей вероятностью преодолеть минную полосу. Он предложил, чтобы узники, бегущие на прорыв в первых рядах, бросали камни и доски на дорогу, подрывая мины. Он предусмотрел все детали побега: заранее были изготовлены ножи, которые раздавали надежным людям, ножницы для разрезания проволочных заграждений. Кроме того, удалось вывести из строя двигатели автомашин, стоявших в гараже, и бронемашин у офицерского домика. Печерский организовал группы для нападения на склад с оружием, для обрыва электросети, линий связи…

Но главное, он придумал, как избавиться от эсэсовских офицеров. Их решено было пригласить в мастерские будто бы для примерки одежды и получения мебели. При этом каждому назначили свое время. Пунктуальные немцы являлись каждый в свой срок. Доведенные до отчаяния узники, которые прежде никогда не убивали, зарубили их топорами. За час они расправились с большинством находившихся в лагере эсэсовцев.

После этого колонна заключенных, построенных по сигналу якобы на вечернюю поверку, в считаные минуты вырвалась из лагеря в сторону леса. Всего бежало около 400 узников, из которых 80 погибло на минах и от пуль. 320 человек достигли леса. 170 из них были позже схвачены и казнены. Некоторых убили враждебно настроенные местные жители, но многие все же спаслись. Восемь евреев из числа бывших советских военнопленных Печерский привел в Белоруссию, где они влились в партизанские отряды».

В каждом лагере для советских военнопленных существовала так называемая «Особая команда». Она занимала около половины барака. Как вспоминал Ю.В. Владимиров, основной задачей этой команды было выявление «засланных из СССР под видом военнопленных разведчиков, шпионов и диверсантов. Она искала также коммунистов, евреев и цыган. Особая команда внедряла своих агентов, замаскированных под пленных, широко использовала пленных в качестве осведомителей и доносчиков…

Особая команда проверяла картотеки советских военнопленных, причем отделом регистрации заведовал один из главных членов Особой команды — немец, хорошо владевший русским языком.

Следующим объектом деятельности Особой команды было проведение антисоветской агитации среди военнопленных. К этому привлекались пленные, недовольные советской властью, особенно И.В. Сталиным, как правило, хорошо разбирающиеся в политике. Агитгруппа размещалась в отдельной комнате. Агитаторы проводили в бараках лекции, сообщали о положении на фронтах, приносили антисоветские газеты и брошюры на русском языке. Нередко для проведения лекций приезжали слушатели пропагандистских курсов, одетые в немецкую офицерскую форму, но с “русскими” знаками различия на левом рукаве и в петлицах воротника. Агитгруппа создала в лагере небольшой кружок самодеятельности из пленных, который работал в клубе, примыкавшем к резиденции Особой команды. Для агитаторов и некоторых привилегированных пленных там устраивали просмотры немецких кинофильмов. Просмотры проходили в упомянутом же клубе. С участием кружка самодеятельности в этом же помещении отмечали различные праздники: немецкое Рождество, Новый год и пр.

Через ту же группу агитаторов и пропагандистов Особая команда активно занималась вербовкой советских военнопленных на службу в частях Германских вооруженных сил, в основном в составе прибалтийских, украинских, белорусских, русских, казачьих, кавказских, волжско-уральских, среднеазиатских и других подразделений. Позже пленных стали вербовать в Русскую освободительную армию (РОА) …

Руководил Особой командой пожилой немецкий офицер в чине капитана, владевший русским далеко не в совершенстве. Должность его называлась “зондерфюрер”, что в переводе означает “особый руководитель”. Его помощником являлся одетый в черное пальто, в костюм с белой рубашкой и галстуком пожилой русский эмигрант… Этот человек был очень интеллигентным и хорошо относился к соотечественникам, хотя разговаривал с ними мало. Возглавлял группу агитаторов и пропагандистов русский из числа военнопленных, который, по-видимому, был в Красной армии политическим работником. Судя по тому, что у него совершенно отсутствовала военная выправка, его, вероятно, мобилизовали в начале войны либо из вуза, либо с какого-то предприятия, где он, возможно, руководил парткомом. Язык у него был, как говорят в народе, хорошо “подвешен”, поэтому слушать его было интересно. Вел он себя просто, ходил в обычной одежде военнопленного. Лекции и беседы пленные выслушивали с определенным интересом и доверием. Но когда в феврале 1943 года германские войска потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом, большинство пленных приобрело полную уверенность, что Красная армия непременно победит».