Я жил в суровый век - Григ Нурдаль

— У них дела в Престё, — объясняет Мартин. — Ну, пока!

— Они уезжают? Ты останешься здесь один?

— Да. Нам нужно ехать. Но мы вернемся и захватим вашего мужа в четыре часа. Позаботьтесь о нем хорошенько!

Полицейские уезжают. Из соседнего дома Енс Ольсен и его толстухи дочери смотрят во все глаза, расплющив носы об оконное стекло.

Да, вот до какой степени изменилось положение. Уже не было редкостью, что интернированный приезжал навестить семью. Его отвозили полицейские из отделения государственного прокурора, оставляя на короткое время, и потом в назначенный срок забирали. Существовало джентльменское соглашение между заключенными и охраной, и никто его не нарушал.

Мартин ходит по своему дому, дотрагиваясь до различных вещей. Все как было. Только кое-что передвинуто да цветы на подоконниках или выросли, или сменились другими.

— Камедное деревце погибло в морозы. Жаль. Но дикий виноград в углу совсем закрыл стену, скоро он заполнит всю комнату.

— Придется куда-то пересадить, — говорит Мартин.

Младшие дети несколько смущены, они не привыкли видеть мужчину в доме. Роза же прижалась к отцу и не хочет его отпустить. Разбудили Викторию.

— Посмотри-ка, кто пришел!

Два года назад он был дома. Тогда тоже было лето. Все здесь как было, и все же что-то изменилось. Дети и цветы выросли. Часы на стене тикают, как всегда. Время идет.

— Сварить кофе?

— Нет, не надо.

— Сварю чашечку, это быстро. Герда, принеси лучинок.

— Во Фрюденхольме был пожар, — рассказывает Роза. — Там опять сожгли немецкий барак.

Повсюду что-то происходит. Во многих городах осадное положение и по вечерам запрещено выходить из дому. Вспыхивают забастовки. Несмотря на строгий запрет, проводятся массовые собрания и демонстрации. Немцы стреляют в народ.

Что будет дальше? Когда немцы уже и формально возьмут власть в стране? И что станется с заключенными в Хорсерёде?

— Мы вели переговоры с министром юстиции, с комиссией ригсдага и тюремным директоратом, — говорит Мартин, — Нам дали торжественное обещание открыть лагерь, если немцы придут к власти.

— Можно им верить? — спрашивает Маргрета.

— Да, можно. Это обещал и начальник лагеря, и служащие.

В дверь стучат. Енс Ольсен просовываете нее голову.

— Мне показалось, что я видел Мартина. Ты приехал?

— Да, здравствуй, как поживаешь?

— Хорошо. Тебя выпустили, Мартин?

— Нет, я только в гости.

— Но я видел, они уехали.

— Они поехали в Престё. Вернутся и захватят меня.

— Боже всемогущий! Ты же можешь убежать.

— Нет, я дал слово.

— Но все-таки!

— Как поживают твои дочки?

— У Элли немного болит живот. Вот тут давит, и кал у нее совершенно черный.

— Она ест слишком много лакрицы, — говорит Маргрета.

— Не-ет. Доктор тоже говорит, что она больна. Ее нужно положить в больницу на исследование, но пока там нет места.

— Не выпьешь ли чашечку кофе? — спрашивает Маргрета.

— Нет, спасибо, не буду мешать, раз у тебя такой гость. Сколько времени ты пробудешь дома, Мартин?

— Недолго. Они приедут в четыре часа.

— Боже ты мой, вам же надо еще поговорить. Прощайте, всего тебе хорошего, Мартин, и возвращайся поскорее домой!

Снова бьют часы.

— У них такой красивый звук, — говорит Мартин. — Как давно я его не слышал. Хорошие часы. Ты не забываешь заводить их каждое воскресенье?

— Роза мне всегда напоминает.

— Хорошо, что у тебя есть Роза.

Время идет и быстро и медленно. Виктория не желает сидеть на коленях у Мартина, она его побаивается.

Но смотрите-ка, она уже умеет пить из чашки! Она умная, не по возрасту развитая девочка. Петер и Нильс ожесточенно ссорятся из-за бутерброда. Отдай же ему, Нильс!

— Все ему да ему! — кричит Нильс. — Всегда! Противный мальчишка!

— Как тебе не стыдно, Нильс, ведь папа дома! Перестань!

Нильс чувствует себя оскорбленным, выходит из-за стола и со злостью хлопает дверью.

Пятеро детей. Хорошо иметь пятерых красивых, здоровых детей. Хорошо, когда в доме дети. Но плохо, что отец не может быть с ними.

Время идет и быстро и медленно, когда оно ограничено и когда чего-то ждешь. Нельзя чувствовать себя хозяином дома, когда ты пришел сюда всего на два часа. Маргрета обязательно хочет дать Мартину что-нибудь с собой.

— Не нужно, оставь! Скоро они вернутся. Не трать время на поиски!

Мартин находит Нильса, примиряет его с братом, но на это уходит немало времени.

— А где кошка? — Мартин почти забыл о старой серой кошке.

— Где-то бегает, — говорит Герда, — она всегда бегает, а придет домой — только и делает, что спит.

Хорошо сидеть в своем кресле, в своей комнате. Но Мартину не сидится. В доме столько дела для хозяйских рук. Только за короткий срок все равно всего не переделаешь.

Часы бьют.

— Они приехали, — кричит Нильс. — Вон они.

— До свидания.

— До свидания, Петер, Герда. — Мартин целует их. Герда обязательно хочет показать ему свои рисунки. Нет, ему пора. Нельзя заставлять людей ждать. Роза прижимается к нему. Но маленькая Виктория отворачивается. Это потому, что у нее режутся зубки.

— До свидания, приезжай опять.

— Да, я скоро приеду, — говорит Мартин.

Семья машет вслед отъезжающему автомобилю. Енс Ольсен и его толстухи дочери стоят у окон.

Он больше не приехал.

Положение в стране осложнилось, и немцы пожелали заполучить заложников. Однажды вечером без предупреждения они появились в Хорсерёде и забрали сто сорок трех мужчин и семь женщин, которых вскоре отправили в лагерь уничтожения Штутгоф возле Данцига.

Когда немцы ночью 28 августа появились в лагере Хорсерёд, некоторым заключенным благодаря мраку и возникшей суматохе удалось бежать. Бежали девяносто шесть человек.

Было заранее ясно: что-то должно произойти. Политическое положение осложнилось. Сержанты Хансен и Тюгесен сообщили в лагерь по телефону, что немцы предъявили датскому правительству ультиматум. Срок его истек в шестнадцать часов, его отклонили, и правительство уйдет в отставку. Несмотря на протест полицейского комиссара Оденсе, они сообщили то же самое в тюрьму Вестре. Инспектор Енсен спешно собрал всех заключенных коммунистов и отправил их в Хорсерёд с таким расчетом, чтобы они могли выехать из Копенгагена до шестнадцати часов. Предполагалось, что к тому времени немцы захватят тюрьму.

В Хорсерёде заключенные вели переговоры с лагерным начальством. Министр юстиции Ранэ торжественно обещал, что заключенных не выдадут. Если немцы захватят лагерь, датские власти откроют его заблаговременно, чтобы заключенные могли бежать.

Начальник лагеря сказал, что не будет удерживать заключенных силой, если они пожелают покинуть лагерь, но просил их подождать. Существуют средства связи. Лагерь будет заранее извещен. Если же они покинут лагерь сейчас, пока ведутся переговоры, их бегство может явиться предлогом для срыва переговоров. Он просил интернированных проявить лояльность в отношении датского правительства и подождать, пока лагерь известят.

Лагерь никто не известил.

Начальник лагеря все еще надеялся на телефонную связь с Копенгагеном и ждал, но тщетно. Немцы пришли в Хорсерёд без предупреждения. Они заняли сначала недавно отстроенный новый лагерь, явно не зная, что есть еще один. В старом лагере раздался крик: «Немцы пришли! Они здесь!» Заключенные выбежали из бараков к изгороди. Тащили одеяла и матрацы, бросали их на колючую проволоку, громоздили возле изгороди столы и скамьи, прожектор был погашен. Стояла кромешная тьма, лил дождь.

Лагерный персонал вел себя пассивно. Только один надзиратель пробил тревогу, но никто на это не реагировал. Немцы были уже у входа. Раздались выстрелы. Один за другим девяносто шесть человек перелезли через изгородь, перетащили даже товарища с деревянной ногой, прежде чем были обнаружены немцами.

— Это надо было предвидеть, — сказал Торбен Магнуссен Мадсу Раму. — Мы вечно совершаем одну и ту же ошибку, мы слишком порядочны и верим в порядочность других. Мы об этом уже говорили.

— Давай отложим спор до другого раза, — ответил Рам.

Позади них шла отчаянная стрельба. Они ползли по лесу. Потом поднялись и побежали по грязи и воде. Они были уверены, что немцы окружают лагерь. Надо бежать поодиночке, тогда некоторым, может быть, удастся спастись.

Человек с деревянной ногой отстал от товарищей. Он не мог идти дальше. Деревянная нога застревала в жидкой грязи. Он забрался на ель. Это был рабочий с табачной фабрики, у него в кармане оказалась коробка датских сигар, и он курил их всю ночь, сидя на дереве. На следующий день ему каким-то невероятным образом удалось добраться до Эсрома, где у него были друзья.